Страница 20 из 23
– Послушай, но разве не правильнее стремиться к достатку, обеспечить себя и свое потомство богатством? Деньги дают нам свободу и независимость. Они дают возможность заниматься тем, чем хочешь, я не говорю о ежедневных наслаждениях, хотя и предаюсь им. Откуда эти навязчивые идеи о бедности, о том, что бедным хорошо живется?
Помятая, не выспавшаяся служанка, занимавшаяся помимо обслуживания посетителей таверны еще и проституцией в ночное время, принесла вино и прожаренное мясо ягненка. Луций начал жадно, торопливо есть, отрывая большие куски, плохо прожевывая их. Зенон, напротив, брал маленькие кусочки мяса, запивал вином. Во рту его было немного зубов, отчего приходилось тщательнее жевать. Пристроившийся рядом Агаклит не принимал участия в разговоре, он насыщал брюхо; философия киников была ему неинтересна и даже наоборот, противна.
– Мы считаем, – продолжил вещать Зенон, – что боги дали людям все необходимое для жизни, а добиваться богатства можно лишь обманом, грабежом и насилием. Богатство – это источник человеческих бед. Его же можно рассматривать и как основу деспотизма.
– А я вот не понимаю, – наконец встрял в разговор Агаклит, ковыряясь зубочисткой во рту, – вы, философы сплошь все умные и все такие бедные. Для чего тогда нужна ваша философия, если ее нельзя сожрать на обед, вроде этого ягненка?
– Ну, ты здесь сильно приврал! – ответил Луций вместо Зенона. – Мой брат Марк изучал философию, однако он не беден. Да и я учился у известных мудрецов… – Он самодовольно рассмеялся.
– Философия нужна для разговора самим с собой, – ответил Зенон, воинственно поглядев на собеседника. – Так учил нас Антисфен23.
Он икнул и громко издал неприличный звук, даже не обратив на это внимания.
– Вижу вас киников ничто не смущает, – одобрительно заметил Луций, которому понравились повадки старика. – Кстати, я хотел бы опростать свое брюхо, где наши носилки, Агаклит? Давай отправимся во дворец.
– Мы пришли пешком, – ответил тот, отодвигаясь от Зенона и морща нос от дошедшего до него неприятного зловония.
– Я могу провести тебя цезарь в общественный туалет, – заметил киник.
– Ты знаешь кто я?
– Давно догадался. Рим полон разговорами о твоих необузданных удовольствиях и шумных вечерних развлечениях.
– Да, я далек от вас, от киников, – согласился Вер.
Общественный туалет, куда привел их Зенон, находился неподалеку. Пришлось пройти вдоль нескольких инсул и, не доходя до перекрестка, свернуть во двор. Туда указывала стрелка на стене дома с надписью: «Общий туалет». На входе сидел привратник. Агаклит расплатился за всех медными ассами, поскольку налог на посещение уборных ввел еще император Веспасиан, заметив, что деньги не пахнут.
Они вошли в небольшую комнату, вдоль стены которой протянулось длинная мраморная скамья с узким продолговатым отверстием по центру. На ней могло бы уместиться сразу с десяток человек, но сейчас, ранним утром, тут было пусто. Все трое, подняв одежду, присели вблизи друг друга на камень и Луций задом ощутил его холод.
– Ого! – воскликнул он, – этот мрамор никто не греет.
Ему думалось, что здесь, как у него дома, каменные полы и сиденья нагреваются горячим воздухом, который идет по пустотам от жаровен, растапливаемых рабами.
– Только твоя задница, цезарь! – визгливо расхохотался Агаклит. Его голос восстановился и опять стал высоким, похожим на голос оскопленного мужчины. – Она согреет все.
Под ними тихо журчала речная вода, ведущая в клоаку, она смывала человеческие испражнения: кал, мочу. Вода настраивала на философский лад и Веру захотелось продолжить разговор.
– Так ты не ответил Зенон из Мегары, отчего вы философы такие бедные, если умные? Конечно, за исключением нас с братом.
– Я отвечу тебе цезарь словами Фалеса Милетского: «Философы могут легко разбогатеть, но им это неинтересно».
– Правда? – удивился Луций. – Я никогда не думал о том, что мне интересно. Пожалуй, спать с женщинами…
– Наслаждение, – презрительно обронил Зенон.
– Вкусно поесть…
– Опять наслаждение!
– Помчаться на охоте за ланью или диким вепрем.
– Пустое времяпровождение, – киник победоносно смотрел на цезаря. – Твои наслаждения не принесут тебе счастья.
– Ты все отвергаешь. Но зачем же тогда жить?
Перед сидящими, у самых ног, вдоль всего туалетного сиденья был выбит желоб в полу; по нему тоже текла вода. Возле каждого места лежал прут с намотанной тряпкой для подтирки задницы.
Зенон не ответил Луцию Веру, а потянулся за прутиком и, смачивая тряпку в воде, принялся деловито пользоваться ею.
– Зачем же тогда жить? – младший брат Марка Аврелия так хотел получить ответ от нищего киника, что застыл на месте, наблюдая за манипуляциями Зенона как зачарованный. – В чем секрет счастья? Только не говори, что нужно следовать разуму. Этому учат и стоики. Может быть счастье в любви? В Риме она редко встречается…
– Нет, – ответил Зенон, закончив и поднимаясь со скамьи. – Любовь – это добровольное рабство, мы ее отвергаем. Счастье для киников в удовлетворении тем, что имеешь, ведь у человека уже есть все необходимое. Он самодостаточен, родина у него – весь мир, ибо как говорил наш наставник Диоген, человека нельзя изгнать из общины или полиса, поскольку путь к Аиду24 начинается отовсюду. Итак, довольствуйся тем, чем обладаешь, цезарь, и не желай большего!..
Этот философский разговор случился в туалете, уносящим человеческие отходы в реку, оттуда в море и дальше в мир, где они растворяются в природе, становятся самой природой. Что может быть более символичным? Он, Луций, будет получать удовольствие от того, что имеет сейчас, сию минуту. Война, парфяне, пока далеко, они не здесь, а где-то за перевалами гор, за хребтами надвигающейся суровой зимы и идущей следом весны. Но едва придет время, он по достоинству встретит испытания, которые станут в тот миг из будущих настоящими и следуя Зенону, будет наслаждаться ими. Пусть даже это будет война.
Лишь в одном он не станет до конца следовать киникам: получать минимум удовольствий – это не про него. Надо получать их столько, сколько осилит душа и тело.
«Возьми сестерции себе! – Луций отдал Зенону немного монет. – Киники же принимают подаяния?»
Нижняя Паннония
Легат второго Вспомогательного легиона расквартированного в Аквинкуме25 Клавдий Помпеян с самого первого дня назначения на высокую военную должность приступил к выполнению поручения покойного Антонина, о котором они беседовали с цезарем Марком. Тогда тот бы еще наследником.
Они встречались у предгорий Альп неподалеку от Клавенны и Помпеян представил Марку варвара Ангуса из племени вотадинов. Это была часть одного из немногих племен, переселенных Антонином из Британии в германские земли для противодействия возможной угрозе с севера. Вотадины были кельтами, по сути, родственным племенами галлов, которые с успехом романизировались за прошедшие двести лет после их завоевания Юлием Цезарем.
Император Антонин, как и Марк, был озабочен положением в соседних землях, граничащих с римской территорией. Там что-то происходило, неясное и загадочное, а потому пугающее тайной незнания. В Рим долетали отдельные разрозненные сведения о беспорядочных, подчас хаотичных передвижениях больших и могучих племен, вызванных на первый взгляд странными причинами. Пугающие предсказания жрецов, неверный полет птиц, полуночный вой волков: все это могло вызвать решение вождей внезапно сняться с насиженных мест и на лошадях, в повозках со всем немудреным скарбом, с женами и детьми откочевать в другие земли.
Так представлялось римлянам и они, сами верящие в силу богов, насмехались над глупыми верованиями дикарей. Вой волка! Разве это знак богов? Может быть, волк голоден и хочет еды. А может собирает стаю на охоту. Посланный в глубь германских лесов Ангус должен был стать глазами и ушами римлян. Взамен ему обещали гражданство, деньги и плодородную землю.