Страница 62 из 85
IV
— Ну, чем вы нас порадуете?
Тётя Даша привычно занимала место во главе стола. В последнее время она всё больше втягивалась в начальственные дела в отряде — в во всяком случае, в те, что связаны были с базой в ДК и планирование самых хитроумных операций. В качестве аргумента библиотекарша ссылалась на немаленький свой партизанский опыт и общей начитанностью в интересующих вопросах. Впрочем, остальные не возражали — ни будищевские мужички, ни казаки ни даже гусары. Тётю Дашу в отряде крепко уважали и признавали за ней право если не прямо отдавать приказы, то уж наверняка — выносит окончательные решения по любому спорному вопросу. Сама она в шутку называла себя комиссаром, и словечко это неожиданно прижилось — хотя, кроме немногочисленных попаданцев, некому было оценить его по достоинству.
Вот и сегодня в помещении краеведческого музея ДК (библиотекарша ввела традицию обсуждать военные дела именно здесь — в окружении экспонатов и стендов, посвящённых другой, куда более жестокой и кровопролитной войне, которой только ещё предстояло разразиться в этих краях) собралась вся партизанская верхушка — послушать возвратившихся после вылазки к Семлёвскому озеру разведчиков.
— Так чем порадуете, соколики? — повторила тётя Даша.
— Так ить, известное дело, чем… — хорунжий поскрёб ногтями с траурно-чёрными каёмками в проволочной бороде. — Все тропки обшарили, обсмотрели — особенно которые для подвод годящие. Антип с десятком мужиков там остался — валят лес, устраивают засеки, чтобы перекрыть все дороги, кроме одной.
— А французов вы так не спугнёте? — спросила библиотекарша. — Увидят, что деревья недавно срублены, заподозрят засаду и выберут какое-нибудь другое озеро?
Ни… — казак помотал головой. Антип мужик толковый, говорит — обустроим всё так, чтобы гляделось, как бурелом. И чтобы ни одному хранцузику и в голову евонную не пришло!
И для убедительности он постучал согнутым пальцем себе по лбу.
— Места под закладки фугасов я уже разметил. — сообщил дядя Вася. — Часть фугасов будут камнемётные, чтобы проредить конвой, а прочие — с огнесмесью. Мы их подорвём, чтобы отсечь часть колонны огненной завесой — пока супостаты будут соображать, как её обойти, мы остатки охраны перебьём и возы уведём в лес.
— Пути отхода наметили? — осведомилась библиотекарша.
— Обижаете, Дарья Георгиевна! — прогудел хорунжий. — Расчистили подходящую тропочку, и на её в трёх местах Антип с мужичками деревья заранее подрубил. Уходить будем — подтолкнём легонько, такой завал получится, что и в три дни не перелезть!
— Ну, с этим тогда ладно. — библиотекарша кивнула. — Что по вашей части, корнет?
Веденякин, услыхав, что спрашивают его, едва не вскочил с табурета — словно шестиклассник, удостоившийся обращения директора школы.
— Утром прибыл курьер от Сеславина, с пакетом. Александр Никитич собирается вскорости к нам.
Хорунжий скривился.
— С инспекцией, небось?
Начальство, особенно удалённое и командующее посредством курьеров и депеш, он недолюбливал, полагая его источником всяческой неразберихи и помех.
Корнет пожал плечами.
— Кстати, можно воспользоваться случаем и попросить у Сеславина подкреплений. — предложил тракторист. — Ростовцев с Никитой, похоже, задерживаются, а нам, когда настанет время, может не хватить бойцов.
— Начальству, оно конечно, виднее… — туманно заметил хорунжий. — Только как бы не запретил Сеславин нашу затею? А то и того хуже — не взялся бы руководить? Отбить у Буонапартия награбленное в Кремле — это же какой подвиг! И тебе слава, и почёт, и кресты на грудь…
— Или головы в кусты. — усмехнулась библиотекарша. — Вы же разумный человек, хорунжий — а туда же, делите шкуру неубитого медведя! Если задуманное удастся — славы и крестов на всех хватит, понимать должны…
— тут ещё кое-что имеется, господа..
Корнет кашлянул, привлекая к себе внимание, дождался, когда библиотекарша повернётся к нему, и выложил на стол конверт плотной коричневой бумаги.
— Переслано вместе с сенявинским курьером — из имения Ростовцевых, поручику.
— Прочли?
— Как можно? — казалось, корнет испугался такого предположения. Частная переписка, невозможно-с!..
— И напрасно, юноша. — тётя Даша укоризненно покачала головой. — А если там что-то важное, что и нам знать следует? Теперь война, не время для церемоний. Ну-ка, дайте сюда…
Веденякин, чуть замявшись, подал конверт. Библиотекарша взрезала его ножом, быстро пробежала глазами страницы.
— Так, это действительно, семейное — приветы, поклоны, осведомляются о здоровье… Ага, вот кое-что любопытное: старый граф пишет, что лечившийся в их имении ротмистр Вревский внезапно, никому не сказав, отбыл, прихватив с собой Матильду. Вот же дурочка, найдёт приключений себе на… голову…
— Отбыл? — корнет недоумённо нахмурился. — Странно… А куда — там не написано?
— Нет. Зато есть кое-что другое: ротмистр прихватил с собой несколько книг из числа тех, что поручик с Никитой отобрали у Гжегоша и отослали потом в имение Ростовцевых.
Она по очереди оглядела всех сидящих за столом.
— И это, должна сказать, мне совсем не нравится…
Граф Алексей Андреевич Аракчеев обитал непосредственно в императорской резиденции, в Зимнем Дворце. Назначенный после отставки в 1810-м году с поста военного министра председателем Департамента военных дел при Государственном совете, он с самого начала войны был при Александре Первом, не оставляя того ни в поездках, ни во время пребывания в столице. Для графа в Зимнем Дворце были отведены удобные покои, кабинет и помещения для адъютантов; здесь он работал с документами, проводил совещания и принимал посетителей.
Вревский, как и собирался, разыскал в столице своего приятеля-адъютанта, попросил устроить ему аудиенцию и приготовился ждать. Зная о загруженности Аракчеева военными и государственными делами, барон был готов к тому, что ожидание растянется не на одну неделю, а то и месяц. И каково же было его удивление, когда утром следующего дня в дверь (барон снял для себя и своей пассии приличную квартиру на втором этаже особняка по набережной Мойки в трёх кварталах от Дворцовой площади) постучался вестовой и передал распоряжение: прибыть для испрошенной аудиенции назавтра к десяти часам утра в Зимний Дворец. Причём прибыть ему следовало не одному, а в сопровождении «известной особы женского пола» — так витиевато именовалась в послании Матильда.