Страница 85 из 146
Ньют тяжело вздыхает.
— Её способности и вправду удивительные, — он произносит с трудом, будто слова причиняют ему боль: — Но Дэннис…
— Я знаю, Ньют! — прерываю я со страстью, но почти мученически. — Знаю всё, что ты хочешь сказать. Я сам говорил себе это много раз! Даже когда ринулся к пчёлам — и потом! Но я должен хотя бы попытаться ей помочь! — произнесённые слова лишают меня последних сил, и дальше я могу только шептать: — Это всё, что я знаю.
— С каких пор помощь включает в себя риск собственным здоровьем и жизнью? — тихо спрашивает Ньют.
Я пожимаю плечами:
— Ответ очевиден: с тех пор, как мы переселились на станцию, у нас не осталось иных ценностей, кроме здоровья и жизни.
Оутинс слегка наклоняет голову и сжимает губы.
— Думаю, дело не только в этом. Уверен, есть и другие причины.
Он обеими руками упирается в столешницу, словно надеясь нависнуть надо мной и добиться ответа. Наши взгляды встречаются. Увидев подсказку в его глазах, я поспешно отвожу собственный взгляд.
— Я прав? — требовательно спрашивает Ньют, но я не готов отвечать.
— Она просила помощи, — оправдываюсь я, скорее перед самим собой, чем перед Оутинсом. — В уплату предлагала исцелить мои руки, сколько бы сил ей не потребовалось.
— Ты отказал.
Это даже не вопрос, но теперь я не могу остановиться:
— Ты сам прекрасно знаешь, — произношу я, горько усмехаясь. — Вряд ли кому-то под силу исцелить мои раны, обладай этот человек хоть тысячекратно улучшенными способностями Габриэллы!
— Ты ей отказал, потому что знаешь, что невозможно, но не потому, что не готов принять её помощь.
Знаю, к чему он ведёт, и поэтому прячу взгляд старательнее.
— Дэннис Рилс, — задумчиво произносит Ньют, — человек, который не нуждается ни в чьём одолжении и даже имена знакомых граждан Третьего крыла запоминать не хочет, чтобы ни к кому не привязываться. Разве нет?
— Ты знаешь меня слишком хорошо, — отзываюсь я, но для брюзжания, как и для угрозы слишком слабый голос.
— Однако тот же Дэннис Рилс согласился бы на помощь землянки, если бы это было возможно, — заканчивается мысль Оутинс и выпрямляется во весь рост.
Я решаюсь поднять голову и выдерживаю взгляд — проницательный и решительный, взгляд, в котором проскальзывает предупреждение, намёк, какими будут следующие слова. Ошеломлённый настолько, что сердце начинает выпрыгивать из груди, я спешу возразить, из-за чего мы с Ньютом одновременно произносим:
— Не надо!
— Ты влюбился?
Неуклюжий, но суровый своей прямолинейностью вопрос встаёт между нами, как целая планета, а наши взгляды становятся космическими лифтами между ней и станцией.
— Когда ты произносишь это, звучит просто ужасно, — наконец произношу я с тяжёлым вздохом и ладонями надавливаю на виски, надеясь избавиться от внезапной резкой боли.
— Скажем так, я не хочу, чтобы ей навредили.
— Чёрт тебя возьми, Дэн! — шёпотом восклицает Ньют в отчаянии. — Для тебя это одно и то же! Там, где Дэннис Рилс испытывает чувства, он подписывает себе смертный приговор!
— Я не прошу тебя в этом участвовать.
— Думаешь, меня это волнует?! — почти выкрикнув эти слова, Оутинс опускает голову на грудь, словно она вдруг стала очень тяжёлой. — Ты надеешься, что Бронсон будет прислушиваться к тебе, — севшим голосом произносит Ньют, и это его разоблачение хуже крика.
— Я не настолько обезумел. Просто надеюсь, что он хотя бы будет опасаться ненароком её убить.
Ньют поднимает голову. В глазах — тоска, нескрываемый страх, мольба, и гамма этих чувств пугает меня по-настоящему…
— Имей в виду, он давно не помнит, каково это, бояться кого-то ненароком убить…
Сердце, кажется, сейчас вырвется наружу: я словно чувствую, как оно отзывается на каждую волну, исходящую от датчика. Я беру из кармана коробочку, вытаскиваю сэмпе и отправляю капсулу в рот под пристальным и тяжёлым взглядом Ньюта.
— Не забывай, о чём я говорил тебе, — напоминает он как можно мягче, но назидательный тон вперемешку с тревогой не скроешь. А потом Оутинс очень тихо повторяет то, что уже говорил мне недавно: — Не связывайся с ними. Не оставляй меня одного на этой станции, — и добавляет спустя несколько минут: — Не оставляй меня с киборгом из детских страшилок.
Если бы эти слова произнёс кто-то другой, я бы подумал, не подслушал ли он наш разговор с Габриэллой. Но это — Ньют Оутинс, а между собой мы всегда называли главного дината станции киборгом из детских страшилок…
* * *
Я хотел бы увидеть Габриэллу прежде, чем вновь лягу под нож, однако, когда захожу в Сферу, то даже не успеваю направиться в лабораторию, где находится землянка: передо мной появляется генерал.
— Что ж, начнём, — он хищно скалится и буквально уводит меня в ту часть лаборатории, где я ещё не был. — Твоё здоровье не должно находиться под угрозой, верно?
Я никак не реагирую на едкую усмешку Бронсона и покорно следую за ним, пока он не открывает дверь, пропуская меня в комнату. Она немногим отличается от той, где живёт Габи.
Я сразу замечаю хирургический стол, окружённый столешницами, что завалены медицинской аппаратурой, и широкие плечи незнакомца, который стоит перед ними, медленно раскладывая какие-то устройства, о назначении которых даже думать не хочется.
Как в замедленной съёмке, мужчина поворачивается, и я вижу шрамы на шее, выглядывающие из-под ворота халата, тёмные, мелко вьющиеся волосы и карие глаза, что начинают хитро мерцать, когда при виде меня мужчина криво улыбается.
Если бы не сэмпе, моё сердце точно откликнулось бы на эту встречу неровным биением… Слышать знакомый голос по связи и увидеть призрака из прошлого воочию — это совсем разные вещи.
— Даниэль поможет, — радостно сообщает генерал, а я вижу только хитрые глаза.
Недавно я уже пережил одну встречу, всколыхнувшую во мне воспоминания о прошлом, которые я предпочёл бы не видеть по ночам в страшных снах. Теперь мне предстоит пережить вторую.
К чести генерала, он, хоть и переводит любопытный взгляд с одного на другого, так и не начинает говорить на темы, которые поднимать не стоит.
— Ты не спешишь избавиться от боли в сердце? — наконец с улыбкой спрашивает Бронсон, жестом указывая на стол.
Мне предстоит пережить хирургическое вмешательство снова — уже в который раз.
Я снимаю рубашку, замечая, что взгляд Даниэля лишь на мгновение замирает на моих рёбрах, а потом мужчина едва заметно улыбается уголком рта, но генерал этого не замечает. Его лента тихонько жужжит, и, пока я ложусь, он отвечает односложно, а потом грозно спрашивает своего невидимого собеседника:
— Прямо сейчас?
Даниэль тем временем обеззараживает участок кожи на груди и набирает шприцем голубоватую жидкость. Я закрываю глаза и чувствую, как меня кусает иголка и, растекаясь под кожей, неприятно щиплет вещество.
Голос генерала раздаётся где-то ближе ко мне:
— Как скоро он уснёт?
Мне лень открывать глаза. Я не знаю, что делает Даниэль, но после этого Бронсон произносит:
— Тогда ладно.
Слышу звук удаляющихся шагов и закрывающейся двери. Мне не нужно открывать глаза, чтобы понять, что генерал ушёл. Он, может, и надеялся кого-то из нас обмануть своим дешёвым трюком с ложным звонком, но в этой комнате нет идиотов, которые на него купятся. Не сомневаюсь: не имея возможности без ведома динатов установить здесь камеру и прослушку, Бронсон наверняка подслушивает под дверью. Я молча радуюсь, что с Даниэлем поговорить у нас нет возможности. Но он всё-таки произносит:
— Доставило тебе неприятности?
Я открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня, но не на сердце, где скрывается датчик слежения, а на рёбра, где не так давно находился след от пчелиного укуса. По многозначительно приподнятым бровям и кривой улыбке Даниэля я понимаю, что речь идёт как раз о подарке, оставленном пчёлами.
Я подыгрываю Даниэлю: