Клеймо Солнца

— Если мы подруги, — вдруг говорит Нона, и я замираю, забывая, что собиралась вернуться во Фрактал, — почему сегодня ты решила тосковать в одиночестве?

Хороший вопрос.

Ответить нечего, поэтому мы просто продолжаем сидеть в тишине. Спустя некоторое время девушка наконец произносит очевидное вслух:

— Вновь терзаешь себя сомнениями?

Будь на её месте кто-то другой, я бы ни за что не призналась, что думала о родителях, а сразу переспросила бы удивлённо: «Какими сомнениями?». Но если я так поступлю с Ноной, она лишь выразительно посмотрит на меня, и станет ясно, что её в заблуждение не ввести.

— Снова тревожат видения?

Я неохотно киваю.

— Может быть, поговоришь с бабушкой? — неуверенно предлагает подруга, но я отрицательно качаю головой:

— Я знаю, что она ответит: твои родители умерли в священных лучах Солнца. Оно освободило их и сделало частью Вселенной…

— Теперь родители наблюдают за тобой, — прерывает меня Нона и продолжает хорошо нам известное объяснение: — И ты способна почувствовать их присутствие в цветах фацелии и каплях росы по утрам.

Мы долго молчим.

— На что похожа твоя грусть? — спрашивает Нона, и я улыбаюсь: мы всегда играем в эту игру, прежде чем покинуть Аметистовую аллею.

Размышляю несколько секунд.

— Наверное, на бабочек. Они порхают вокруг. Даже не касаются тебя, но их так много, что никуда не деться.

— Тогда моё сочувствие, как пыльца, — говорит Нона через некоторое время. — Она крохотная, но по воздуху разлетается со скоростью света.

Я вновь невольно улыбаюсь, последний раз смотрю на насыпь, укрытую цветами. Хотела бы пообещать, что постараюсь приходить реже, но обманывать себя глупо.

Мы поднимаемся со скамейки, ступаем по протоптанным тропинкам, затерявшимся между высокими деревьями с фиолетовыми кронами, босыми ногами чувствуем песок и иногда траву, выходим из сада и сразу направляемся в лесную чащу, бушующую оттенками зелёного, взрывающуюся пением птиц.

Полог леса густой, и широкие кроны смыкаются, образуя купол. Стволы деревьев, покрытые мощной корой, начинают ветвиться почти от земли. Стеной по стволам поднимается плющ, оплетает высокие деревья от основания до вершины, стелется по земле, и ноги приятно холодят глянцевые листья. Мой взгляд выхватывает разные деревья: высокий каштан и стройный тополь, раскидистый клён и цветущую акацию. Птицы радостно щебечут и перекликаются. Глубоко вдыхая свежий лесной воздух, я чувствую, как наполняюсь умиротворением, от головной боли не остаётся и следа.

Мы направляемся на юг, в центр Фрактала, где под ветвями и выступающими над землёй корнями деревьев пробегают реки, с невысоких порогов прыгают водопады. Ступни утопают в ярко-зелёном кукушкином льне. На длинных ножках виднеются небольшие коробочки, напоминающие расцветкой птицу, которая подарила этому растению название. Возле речушек камни покрыты светло-зелёным ветвистым сфагнумом, что создаёт мягкий ковёр. Воздух наполнен ароматами груши, мускатного ореха и солнечной розы. Над цветами порхают тысячи бабочек, они повсюду, кажется, их больше, чем воздуха. Мир эдемов бьётся и пульсирует, как человеческое сердце.

Довольно скоро среди деревьев показывается Воронка: три огромных дуба, называемых Близнецами, величественно возвышаются над лесом. Внутри их стволов виднеется сияющее и переливающееся всеми оттенками зелёного вещество. Оно напоминает огромные изумруды. Его так много, что в некоторых местах стволы дубов как будто треснули и разошлись, а из них выглядывают драгоценные камни.

Мы пришли с северной стороны, поэтому приходиться огибать необъятные крепкие стволы. Взгляд упирается в одно из деревьев — особенное. Прямо в стволе находится дверь, а над ней несколько маленьких окошек.

Войти туда могут только авгуры и медиумы: внутри дуба они проводят медитации, и тогда из окошек льётся мерцающий фиолетовый свет. Известно лишь, что авгуры и медиумы мысленно соединяются со Вселенной, поддерживают в ней гармонию и просветляются. Но как люди оказываются внутри дерева и что именно там происходит, остаётся большой тайной… Наверное, бабушка могла бы мне рассказать, но я не решаюсь спросить: о медитации говорить не принято, это таинство, открытое немногим, и эти немногие бережно защищают его.

Мы выходим на Главную поляну перед Близнецами, где находятся Солнечные часы. Сюда попадает достаточно света, и циферблат переливается в лучах Солнца перламутром. Помимо цифр на нём нарисованы какие-то планеты, а по краю изображён тонкий золотистый круг.

Сегодня ночью циферблат будет светиться, подобно звёздному небу, а на поляне устроят Цветной костёр: музыканты будут играть на инструментах. В полночь авгуры, как обычно, расскажут любимые истории и легенды о невероятных чудовищах: тенях, с которыми нельзя играть, волках, что охотятся на лучи света, устрашающих птицах с гладкими крыльями и жутких гигантских деревьях. Может быть, старейшины вновь поведают сказку, которая больше других пугала меня в детстве, — о страшном дне, если бы эдемы перестали молиться и медитировать: тогда поле планеты исказилось бы до неузнаваемости, настало бы время асператуса — устрашающих облаков, сулящих беду, плотные тучи сомкнулись бы над землёй, скрывая Солнце, и во мраке мы остались бы без силы… Лучше снова сгореть заживо, чем стать свидетелями гнева Иоланто.

Сегодня мы отправимся спать позже обычного — часа в три ночи — и будем отдыхать, но встанем на рассвете и помолимся с первыми лучами Солнца.

— О нет, — горестно вздыхает Нона, и я ищу взглядом причину её тоски.

Нас заметили эдемки. Они забыли, о чём говорили, и теперь девушки направляются к нам, пока на их лицах расцветают радостные улыбки. Парни остаются в стороне, хотя некоторые из них обращаются к нам, приветствуя через всю поляну.

Обычно в это время здесь уже никого нет, но молодые люди, наверное, молились, а потом задержались, чтобы пообщаться.

Я знаю этих эдемов всю жизнь. И каждый раз тоскливо улыбаюсь типичной внешности: очень светлая кожа, такие же волосы, ярко-зелёные глаза. Так выглядит почти каждый молодой эдем и юная эдемка. Так выгляжу и я.

— Доброго вам дня и душистой фацелии! — девушки окружают нас с разных сторон и приветствуют наперебой. — Габриэлла! — они кивают мне и ослепительно улыбаются, а затем, уже не так радостно, обращаются к моей подруге: — Нона.

— Какой красивый оттенок золотого! — говорит одна из эдемок — Виола, касаясь моих волос. — Много времени требуется, чтобы они приобрели такой приятный цвет?

Не успеваю ничего сказать, как Нона отвечает за меня:

— Все знают, что Габриэлле не нужно много времени. Я видела, как она меняет цвет волос сразу после утренней молитвы.

Мне хочется сделать Ноне замечание из-за её пренебрежительного тона, тем более, она лжёт: так быстро менять внешность я не умею, но только вздыхаю и улыбаюсь, когда мы с подругой переглядываемся. Она всегда так делает: при всяком удобном случае старается упомянуть, что у меня высокий уровень осознанности.

— Это правда? — едва не обиженно говорит другая эдемка — Адриана.

— Мне нравится этот оттенок, — я увожу разговор в другое русло, словно пытаясь оправдаться, но в глубине души надеюсь, что на самом деле девушку не трогает тот факт, что мои волосы могут менять цвет быстрее, чем её.

— Адриана, о чём ты говоришь?! — вмешивается Милена. — Конечно, правда! Но ты не сравнивай: куда нам до Габриэллы? Она ведь обладает даром целительства. Неудивительно, что её тело ей послушно.

Милена произносит эти слова не настолько приторным голосом, каким обычно пользуются другие девушки, разговаривая со мной. Но всё равно хочется исчезнуть, и я внимательно рассматриваю траву под босыми ногами.

— Я слышала, как Арий говорил с Эмилием о тебе, Габриэлла! — вдруг вмешивается Юния, и моё желание исчезнуть становится почти осязаемым.

Девушки оживают так, как теряет спокойствие вода, когда в неё бросают камень.

— И что?! — громко восклицает Милена, и к нам в один миг поворачиваются все юноши.