Клеймо Солнца

Надеюсь, Иоланто убережёт нас, и сегодня эти слова не прозвучат вновь…

Эдемы окружают нас плотным кольцом, их взгляды и мысли врезаются в наши биополя. Шёпот, реальный и мысленный, окутывает со всех сторон. К горлу подкатывает ком, кружится голова, будто земля подо мной раскачивается.

Рядом с Авреей и Фликой появляется Гилар. Хоть его глаза и кажутся такими же хитрыми, как обычно, в них нет оживлённого блеска, к которому я привыкла. Лица старейшин не выражают никаких эмоций: черты словно застыли, не двигается ни одна мышца. Так хочется почувствовать их настроение, но они молчат, лишь переводят взгляды с Ноны на меня, а потом на Фортуната.

На лице моей бабушки вдруг появляется мимолётная эмоция, но я не успеваю разобрать, какая именно. Флика плавно оборачивается к эдемам, и в кольце гор раздаётся её властный голос:

— Мы сердечно благодарны за помощь каждого. Более мы не смеем задерживать вас, ведь у каждого достаточно не менее важных дел.

Брови Авреи удивлённо поднимаются, но авгура быстро берёт себя в руки. Гилар задумчиво шевелит губами, отчего его борода приходит в движение. По толпе проходит шёпот.

— Поэтому прошу вас к ним вернуться, — непреклонно продолжает Флика, игнорируя всеобщее изумление.

Наступает неприлично долгая тишина. Эдемы переглядываются в нерешительности. Едва ли не физически я чувствую, как взгляды, обращённые к нам, вопрошают: «Как это — вернуться к делам, когда тут… такое?» Все прекрасно ощущают, что произошло нечто ужасное и постыдное, но никто не решается произнести хоть слово.

Если и случается Народный суд, то рассмотреть все обстоятельства и принять решение выпадает не только авгурам, но и жителям Фрактала. Однако у моей бабушки иные паны…

Спустя, казалось бы, целую вечность несколько человек неуверенно переступают с ноги на ногу, словно надеясь, что им позволят остаться. Флика молчит и терпеливо ждёт, когда её просьбу исполнят. Кто-то в толпе наконец первым отправляется во Фрактал. Будто жучки, которые не хотят покидать ароматный цветок и раскрывают крылья нарочито медленно, эдемы неохотно расходятся.

Я испытываю облегчение, но одновременно с этим сердце сжимается от гнетущего предчувствия. Несколько эдемов оборачиваются, прежде чем исчезнуть в туннеле среди гор. Каждый взгляд, с которым я встречаюсь, — это смесь растерянности и страха, чувства, слишком непривычного и чересчур сильного для эдемов…

В одно мгновение я словно теряю все силы, в висках пульсирует боль, ноги не слушаются, и, если бы не сильные руки Фортуната, которые подхватывают меня, поддерживая, я упала бы без сознания.

— Что с тобой? — в его шёпоте звучит тревога, но я лишь отстранённо бормочу, что всё в порядке.

Это далеко не так. Судя по тому, как губы парня сжимаются в тонкую линию, он это тоже понимает. Но вот в кольце гор остаются только авгуры, Нона, Фортунат и я, и напряжение, которое прежде охватывало меня лишь как предчувствие, превращается в почти осязаемую тяжесть на плечах.

Как только последний эдем исчезает в туннеле, все трое авгуров заметно преображаются. Флика приваливается к ближайшему большому валуну, устало прикрывает глаза и задумчиво трёт переносицу. Глаза Гилара превращаются в узкие щёлочки. Аврея посылает испепеляющие взгляды, от которых меня тут же бросает в дрожь. Ярко-красные волосы, суровый разлёт рыжих бровей, блестящие глаза — женщина пылает, и что-то подсказывает, что ни один ливень или океан планеты не сможет потушить этот пожар.

— Молодые люди, надеюсь, у вас есть достаточно веские аргументы, чтобы объяснить происходящее, — не открывая глаз, говорит Флика.

Пока звучит голос моей бабушки, Аврея гордо приподнимает подбородок, а её фигура едва не рвётся вперёд, словно женщине не терпится начать допрос. Раскосые глаза цвета охры смотрят с нескрываемым осуждением, и не только на мою подругу, но даже на нас с Фортунатом. В их желтизне я вижу чёрные вкрапления, похожие на пятнистую шерсть гепарда. Авгура, призванная оберегать наши устои.

Никто из нас не решается начать. Тяжесть тишины давит на лёгкие, и трудно дышать. Мы молчим так долго, что муравей, за которым я наблюдаю, лишь бы не встретиться с авгурами взглядом, успевает дважды добраться до одной и той же кучки веток и утащить несколько в норку.

Я не вижу, но буквально чувствую, как Аврея с Фликой переглядываются, а в следующую секунду слышу голос младшей авгуры:

— Правила Фрактала несложные, — рассказывает она, словно впервые, — уважать и любить ближних, заботиться об общем благе, участвовать в Истинной молитве, заниматься той деятельностью, которую ты выбрал совместно с ближними. — Она делает паузу, а я так и не решаюсь поднять взгляд. — Запреты тоже нетрудно запомнить. Нельзя играть со своей тенью. Мы почитаем Солнце, а в тени прячутся лишь призраки прошлого. — Вновь пауза. — Нельзя заплывать в океане дальше «камней», всем хорошо известного места, где под водой находится небольшая платформа. — Аврея снова непродолжительное время молчит, прежде чем продолжить: — Нельзя выходить за пределы Фрактала без особого разрешения, ведь там, как и в океане, можно повстречать корриганов.

Последнее слово женщина едва ли не выплёвывает, и я невольно поднимаю взгляд, но сразу же поспешно отвожу его: авгура напоминает костёр, из которого вылетают искры пламени.

— Время идёт, но твоё поведение, Нона, остаётся неизменным, — как только Аврея обращается к девушке, её голос становится намеренно мягче, но при этом таит с трудом сдерживаемую злость. — Даже дружба с внучкой Верховной авгуры не обязывает тебя стремиться к честности и благодарности, не обязывает быть откровенной с твоими ближними.

Нона даже не поворачивается в мою сторону, равно как и авгура, ведь они увлечены лишь друг другом, но мне хочется провалиться под землю, когда Аврея продолжает:

— Рядом с тобой находится такая эдемка, которая служит примером молодым девушкам. Любая другая хотела бы иметь такую подругу, а ты этого не ценишь.

По моему телу как будто ползут змеи: похвала Авреи пугает меня больше, чем её гнев. Я внимательно разглядываю свои запястья: фиолетовые вены, которые просвечиваются сквозь кожу.

Авгура понижает голос, когда говорит:

— Родителям Габи было бы стыдно, что у их дочери такая подруга, как ты.

Как я не люблю, когда напоминают, чья я внучка, а тем более, говорят о моих родителях!

Я ошеломлённо поднимаю голову и смотрю на авгуров. Аврея смотрит то на Флику, то на Гилара: оба они недовольно качают головой, намекая, что это было слишком.

— Мы ждали, когда же твоя совесть проснётся ото сна и даст о себе знать, однако планета совершает обороты вокруг Солнца, но ничего не происходит, — возвращается Аврея к прежней теме так уверенно, как будто не видела недовольства двух других авгуров. — Твои флюиды создают трещины в энергетическом поле, ты разрушаешь идеальный мир, в котором всем уютно и счастливо живётся. Ты, как и прежде, смеешь не являться на молитвы…

— Сегодня я была! — вдруг перебивает Нона, и мне хочется дёрнуть подругу за руку, чтобы она молчала. — И на Истинные всегда прихожу!

— … а если даже их не пропускаешь, — продолжает Аврея, словно и не слышала возражения Ноны, — то молишься вполсилы, с таким видом, будто это вообще не важно и тебе даже неприятно находиться рядом с другими эдемами. Когда ближние молятся вместе, то так выражают своё доверие, уверенность в чистоте друг друга. Общие молитвы не по душе только тем, кому есть, что скрывать.

В моей голове мелькает мысль, что это не честно, ведь Нона действительно молилась утром вместе со всеми, а если уже кто и пропустил молитву, то это я. Нужно заступиться за подругу, просто ради справедливости, однако моя дерзость сворачивается в груди клубочком, стоит представить, как грозный взгляд Авреи обратится ко мне.

Пока я, склонив голову, пытаюсь собраться с силами, авгура уже называет другой аргумент, и с ним, в отличие от первого, спорить гораздо труднее:

— Ты грубишь ближним. Сегодня утром на Главной поляне я стала свидетелем того, как ты разговаривала с Шейлой.