Пока дышу

Я видел, как зрачок в его глазах расширяется и меняется выражение лица с хмурого на удивленное.

— Ррри-ингольд, — он протянул мое имя, как будто боялся поверить в то, что говорит. Я лишь кивнул.

— Малыш Рингольд, ты так похож на отца и своего, — здесь он скривился, — братца. Раньше у тебя были ее глаза, а сейчас… И шагнул ко мне навстречу, распахивая объятья.

— А ну иди сюда, маленький ты паршивец, я тебе все ребра пересчитаю, говно ты рыбье.

И меня заключили в объятия, так, что, как и было обещано, заскрипели ребра и вырвался воздух из легких, а обратно я уже не мог вздохнуть, оставалось только хрипеть. Его хватка не намного уступала хватке Эскеля, вот не обделила его природа силушкой. Спустя вечность меня отпустили, и я смог вздохнуть.

Тут уже мне пришёлся удар по плечу, так что у меня немного подогнулись колени. М-да дядюшка свою силу совсем не сдерживает или действительно просто рад видеть меня? Я улыбнулся и немного прикрыл глаза. Это чертовски приятно, когда тебе рады, просто рады. Открыв глаза, я успел заметить, как пацанёнок захлопнул открытый рот, но он все так же продолжал, вылупившись, смотреть на меня.

— Эй, Харальд, режь барана, а ты, — он обратился к другому мужчину, — доставай бочонок с медом из тех самых.

— Хельга, Далия, где вас носит? Накрывайте в общем доме, у нас праздник, племянник вернулся.

— Долго тебя не было, — дядюшка обратился ко мне, — мы ведь хотели за тобой ехать, — его голос стал совсем безэмоциональным, — ладно, об этом потом поговорим, — он махнул рукой. И, держа меня за плечо, повел к воротам.

— Дядя, позволь представить тебе своего товарища Данральда, будущего друида из клана Брокваров, если бы не он, я бы еще нескоро сюда добрался.

— Хм, — он окинул Данральда взглядом, — твой друг будет всегда желанным гостем в моем доме и в доме моих сынов.

Толпой мы направились в общий дом, пока шли, я разглядывал поместье. Было много разных построек, лодочные и обычные сараи, кузня, большой дом, я так понимаю, там и живет дядя со своей семьей, еще пару домишек. А посередине располагался как раз общий дом, большое вытянутое здание, а крышу ему заменяла перевернутая ладья. Аутентично.

Зайдя в дом, я огляделся, очень уж напоминал таверну, в которой я был. Так же очаг, сложенный посередине, и слуховое окно над ним, столы, которые окружают этот большой очаг из камня. А так во всем доме было еще два маленьких очага. В большом едва тлел огонь, и туда подбрасывали дрова, растапливая его. На стенах висели топоры и копья, а так же щиты.

Расположившись за столом с дядюшкой и его сыном, Данральд сел подальше.

На стол начали ставить разную снедь, вяленую и копченую рыбу.

Не успел опомниться, как на столе появился большой рог, литра на три, и туда как раз наливали из бочонка медовуху, пахло изумительно.

Арне поднялся, держа этот рог в руках.

— Сегодня вернулся мой племянник, которого я не видел почти пятнадцать лет, — он приподнял рог над головой, — выпьем за то, чтобы мы всегда возвращались домой, и где бы нас ни носило, по каким бы краям и морям мы ни ходили, нас всегда ждали дома, на Скеллиге. За Скеллиге и за моего племянника.

Он сделал пару глотков и передал свой рог сыну. Тот так же его приподнял и отпив передал мне.

Взяв рог с медовухой, я принюхался, пахло медом и разнотравьем, приложившись к нему от души, передал Данральду и дальше уже за ним не следил.

Пьянка потекла своим чередом, притащили освежёванного барана и на большом вертеле начали жарить прямо на очаге.

Дядя же с меня не слезал, выспрашивая, где был, что видел и с хрена ли я так долго возвращался домой, от вопросов же моих он уходил, говоря, что после поговорим, сейчас рано.

Да и с братцем познакомился, звали его Свейн, ага, что означает мальчик, мальчик он и есть. У меня сложилось впечатление, что он на всех смотрит с легким презрением, как будто ему все должны.

— Рингольд, вот я слышал, что ведьмаки лучшие войны, — завел он разговор, он весь вечер пытался меня как-то подначить.

— Я тоже слышал, Свейн, что такое говорят, — покивал ему в ответ.

— А сам что думаешь? — не отставал он.

— Что здесь думать, говорят и пусть говорят, мне-то что.

— Врут, значит, люди, так получается, — и с ехидцей посмотрел он на меня.

— А мне откуда знать, врут или нет, люди многое говорят, и не всему надо верить, — вот не хотелось мне с ним конфликтовать и портить такой хороший вечер. Вкусная медовуха и еда, тепло. Но нарывается же. А дядя делал вид, что не смотрит в нашу сторону, но прислушивался точно.

— Вот я так и знал, что ваша слава раздута, — он даже хихикнул.

— Тебе виднее, много пожил, много видел, — иронию и смех я и не прятал в голосе.

Парень весь покраснел, в глазах злость. Еще бы, и от отца оплеуху получил на людях, и сейчас насмехаются. Какая жалость. Сам виноват, дурачок.

Он крепко сжал кубок.

Я же отвернулся и глянул на спящего Данральда, который сложил руки на столе. Само застолье уже стихало, народ расходился.

— Рингольд, — ко мне обратился дядя, — пошли прогуляемся.

— Пойдем, подышим, — я выбрался из-за стола и направился за ним.

Мы шли в полной тишине к выходу из поместья, но не к тому, через который пришли, а к другому, со стороны моря.

Подошли к причалу, на котором стояло суденышко и пара лодок была привязана к столбам.

— Знаешь, Рингольд, когда я вернулся и узнал о произошедшем с твоим отцом, я горевал вместе со своей сестрой о смерти ее мужа, хотя, если честно, отношения у нас были напряженные, да и не любил его я, чего уж, и он отвечал мне взаимностью. Но он был достойным мужем, — голос его был тих и спокоен.

— Мы даже хотели идти с сестрой за тобой, как там это место называется?

— Каэр Морхен.

— Да, точно, в него. У меня были тогда срочные дела в Вердене, и решили, когда я закончу, пойдем за тобой. Вот только когда я вернулся, ее уже не было в живых.

— В походе я рану получил и решил отложить это дело на потом. А там пошли напряженные отношения с Друмондами, и, в общем, я уже не мог оставить остров.

Я же стоял и внимательно слушал дядю, он оправдывался передо мной за смерть мамы, за то, что не появился в Каэр Морхене и не забрал меня, Рингольда.

Я стоял молчал и смотрел на звезды, которые начали появляться на небе, дядя же думал о чем-то.

— Дядя, расскажи о маме, я ее почти не помню, забыл, — а перед глазами встал образ рыжей девушки, которая держала за руку маленького Рингольда.

— Она младше меня на две зимы, и когда мы подросли, мне порой казалось, что это она старшая, опекала, заботилась обо мне. Тихая, спокойная и всегда улыбчивая. С ее лица никогда не сходила улыбка. Она была сильная, Рингольд, очень сильная. И когда было принято решение об объединении в клан, и ей пришлось выйти за муж за твоего отца, она восприняла это как должное. А я тебе так скажу, отношения между нашими семьями всегда были напряженные, мы постоянно делили этот остров. Между семьями была даже кровь, и не один раз, до войны не доходило только чудом. И вот она ушла в другую семью, где ее, мягко говоря, не любили. А потом родился ты и должен был стать той связью, что объединила бы семьи и из двух сделала бы единый клан.

— Из-за того, что ярлом острова был назван твой отец, и из-за того, что я ему должен был подчиняться, что мне не нравилось, я все время старался проводить в походах да в торговых делах.

— Как она умерла?

— Меня тогда на острове не было, в Верден ходил. Когда вернулся, узнал, что она в обрыв сорвалась и о камень голову разбила. Я сначала думал, убил ее кто, но туда ходили, смотрели, не было рядом чужих следов, только ее женских сапожек и все.

Теперь и мне пора пооткровенничать.

— Знаешь, дядя, я мало что помню. Но помню только, что никуда я не убегал, а о своем по беге я уже успел наслушаться. Олаф, — здесь, не удержавшись, я хмыкнул, — братец мой тогда, после похорон отца, принес какой-то напиток, я его выпил. А дальше было уже знакомство с ведьмаками. Да и, как мне потом стало известно, он сам просил, чтобы меня увезли, не знаю, может, денег дал, может, ведьмак пожалел меня.