Пока дышу

Ведь мстить-то я пойду за себя, а не за Рингольда, который был до этого. Увидев его воспоминания, я не просто их видел, я им был и даже сейчас это чувство не прошло. Какой хитрый дедушка, однако, комбинатор хренов. Изящно и прелестно, ничего не скажешь. Повесил долг. Да и хер с ним.

Спустя минут сорок тишины, прекрасной тишины, как раз хоть успел разобраться немного в отношении к этому.

— Слушай, ведьмак, а ты не думал, вот придем мы сейчас к твоему дядьке, и что ты скажешь? А если он тебя не примет?

— Думал, конечно, не примет, да и хрен с ним, к братику зайду, пообщаюсь там по-родственному, обнимемся, всплакну на его могучей груди и, взглянув ему в глаза, спрошу как посмел он, злоебучка эдакая, так себя нехорошо вести, ремешком по жопке его пройдусь и все, там на корабль и в Цинтру или куда еще — повернувшись, я посмотрел на друида, который шагал рядом со мной, сгорбившись и ковыряясь в ухе.

— Шутишь ведь, — друид вздохнул.

— Шучу, убью его и все.

— И даже не попытаешься поговорить, выяснить, зачем он так поступил?

— А что здесь выяснять, ярлом захотел стать, править на острове и всем владеть, — я пожал плечами, — здесь все просто, или почти все просто. Мысли скакнули к одному из виденных мной воспоминаний.

— Данральд, я вот слышал, что есть обычай такой, сам-то я уже и не помню, что вроде как бывает, что жену вместе с мужем хоронят.

— А то, в основном такое короля касается, да и ярлов, и не все так однозначно, супруга почившего может возлечь рядом с мужем. В жизни и в смерти едины. Обычных людей такой обычай не трогает, хоть и не возбраняется. Хотя могут и сами люди жену умершего положить рядом, не спрашивая ее мнения, тут по-разному, — он хмыкнул. — В основном, как я и сказал, это касается семей ярлов да короля, остальным до этого нет дела.

— Ясно.

— Ведьмак, когда брата убьешь, ты же братоубийцем станешь, — вот моралист зеленый, а сначала таким хорошим парнем казался. Лезет и лезет в душу, не прекращая.

— То есть, когда ты решил предложить мне свою помощь, тебя это не смущало?

Немного замявшись, Данральд ответил:

— Я об этом не думал.

— Не думал он. Понимаешь, ведь Олаф убил меня, я умер, теперь я уже не тот Рингольд, каким был, — эмоции начали проявляться, не нравился мне этот разговор. Немного помедлив добавил: — И смерть моя была нелегкой, так что да, стану, и мне на это плевать, раз он так поступил. И на его руках моя кровь, да и смерть мамы вызывает много вопросов.

— Но, если ты умер, как ты можешь жить? — как мне показалось, друид от моих слов находился то ли в недоумении, то ли в шоке.

— Повезло, Данральд, очень сильно повезло, что я вернулся.

Наткнувшись по дороге на ручей, я наконец-то смог смыть грязь с рук.

Дальнейший путь прошел почти в тишине, Данральд о чем-то сильно задумался и отвечал уже невпопад.

Когда впереди замаячил дом моего дяди, он уже нормально смог рассказать о том, что сумел выяснить у своего друга об этом острове и моей семье.

Глава 26.2

Подходя к дому или, можно сказать, к поместью моего дяди Арне, я наблюдал самую настоящую сельскую пастораль.

В паре километров виднелась пара домиков, маленькая деревенька, окруженная убранными пшеничными полями, черные квадраты земли сильно выделялись, где-то виднелись оставшиеся снопы. Да и животных вокруг хватало. Свиньи, которые расположились в луже и похрюкивали от удовольствия, стая гусей, спокойно сидящая на одном из лугов, а на другом мирно пасущиеся козы.

Кстати, у имени моего дяди, как выяснилось из слов Данральда, даже есть значение, а именно Орел. У моего имени тоже: Рингольд — значит сильный советчик. Мне подходит, я всегда и с большим удовольствием могу дать совет, куда кому и в какую даль пойти.

Поместье окружал частокол, невысокий, метра в три, небольшая, но все же защита, ворота были распахнуты, сквозь них виднелись дома и другие постройки, а что больше меня удивило, крыши их покрывала зеленая трава. Это так их утепляют дерном, что ли?

— Вот и к дядюшке пришли, родственничков навестить.

Не успели мы зайти в ворота, как оттуда вынырнул бородатый мужик, держащий в руках копье, нацеленное на нас.

— Вы кто такие, чего надо? — он оглядел пространство за нами, и его взгляд вновь впился в нас.

— К Арне пришли, позови его, поговорить хотелось бы.

Еще раз с подозрением глянув на нас, он бросил:

— Ждите. Скрывшись спустя пару секунд, мы услышали молодой голос.

— Дядька Гуди, что ты разбегался-то?

— Да там чужаки какие-то отца твоего зовут.

— А понятно, так я и сам разберусь тогда, что отца беспокоить.

Спустя пару минут из ворот вышел молодой рыжий парень лет семнадцати, в простой серой рубахе и таких же штанах, подпоясанный черным кожаными ремнем, бляха же была выполненная в виде головы медведя из металла желтого цвета, а на ногах красовались коричневые кожаные сапожки. В руках он держал боевой топор и щит, но тяжело дышал и от него несло потом. Видимо, упражнялся. На лице его была поросль, что заменяла усы и бороду, которые когда-то, еще в той жизни, называли усиками девственника.

Глянул он на нас весьма хмуро, как ему казалось, мне же захотелось от этого вида взять его за щечку и погладить со словами: «Какой серьезный малыш».

— Вы кто такие, и что вам надо от отца? — А это я уже где-то слышал.

— Поговорить с Арне хотели бы.

— Некогда ему со всякими бродягами разговаривать. — И, скривившись, парень плюнул мне под ноги.

Какой сучонок, вот так пришел я в гости к дядюшке.

Странно так, конечно, людей встречать, подумал я, окинув себя и Данральда взглядом, ну не сильно мы на бродяг тянем, скорее на путешественников.

Или у мальчика синдром первого парня на деревне, и он нарывается, пытаясь мериться своим отростком со всеми. А может просто на голову больной с детства. Я вроде на прекрасную даму не похож, а мальчик так остро реагирует, агрессивный какой-то.

Сначала даже мелькнула мысль поучить его вежливости парочкой оплеух. А потом, а на хрена? У него же отец есть, вот пусть и учит, а я немного помогу.

— Вот видишь, Данральд, некогда Арне со своими родичами говорить, пошли тогда, — и, развернувшись, взял Данральда за плечо.

— Откуда у тебя здесь родичи, бродяга? — хмыкнул парень.

— Видимо, умер старый Арне. Жаль, очень жаль.

— Кто это меня похоронил? — Из-за ворот вынырнул здоровый рыжий мужик в сопровождении тройки приятелей.

Говоривший одет был в выцветший кафтан синего цвета, и он был рыжим, как и мальчишка. Сразу видно сходство — отец и сын. Прическа, похожая чем-то на женское каре, а борода была заплетена в несколько косичек. В плечах явно пошире чем я, и с небольшим пузиком. На медведя он, конечно, не тянул, но на здорового волосатого, рыжего буйвола вполне. И еще он одной рукой держался за бок и, когда шел, немного кривил лицо, возможно, старая рана, которая причиняет дискомфорт.

— Он, — я сразу ткнул в молодого парня, это тебе не скрипочке играть, паренек, здесь настоящий баян нужен, а я на слух еще не жалуюсь и шаги людей издалека услышу.

— Батя, я не так сказал, — прозвучал его голос, как писк мыши из-под коврика.

Мужик же сурово взглянул на парня и, проревев:

— Ты чего меня, паскудник, перед людьми позоришь? — со всего маху залепил оплеуху пареньку.

Все-таки, наверно, слышал наш разговор, какая прелесть.

Парень отлетел на пару метров, и это можно было бы назвать полетом сокола, но на самом деле воробья, да еще и рыжего.

Мне даже стало жалко парня, хотя, прислушавшись к себе, я понял, что нет.

В этот момент я стоял вполоборота, немного наклонив голову, и Арне не видел моего лица.

Пару секунд меня рассматривали тихо и спокойно.

— Кто ты, воин? Ты мне кажешься знакомым.

Развернувшись и подняв голову, я посмотрел своими нечеловеческими глазами ему в лицо.