Обман (ЛП)

— Ты говорила со своей матерью. В том письме говорилось, что она хочет, чтобы ты ушла от меня. Без сомнения, она думает, что я не подойду ее дочери голубых кровей.

Гнев вспыхнул в ее золотистых глазах.

— Ты хоть представляешь, как я это ненавижу?

— Меня тошнит от всего этого мира голубой крови, — она продолжила, прежде чем я успел ответить. — Черт, это как на Вестминстерской выставке собак. Размножающийся пул становится все меньше и меньше. Довольно скоро единственный способ сохранить родословную будет женить братьев и сестер или кузенов!

— Сегодня утром Патрик бросил на меня подозрительный взгляд.

Ее гнев закипел.

— На самом деле он мне не кузен. Кроме того, что он гей, мы могли бы жениться.

— А разве нет?

Моя спина выпрямилась. Сколько фальшивых членов семьи, она собирается заявить?

— Только не по крови. Он племянник Алтона, сын его сестры. Я всем и каждому говорю, что не состою в родстве с Алтоном Фицджеральдом. Я не хочу, чтобы в моих жилах текла кровь этого человека.

— Значит, Патрик твой сводный брат?

— Да.

— Возвращаясь к твоему предыдущему вопросу, — сказал я, — после того как Джо ушла, я больше не говорил об этом. Я никогда не рассказывал Мэтьюсам всей истории. Если бы они пришли ко мне, я мог бы, но они этого не сделали. Вместо этого они выдвинули обвинения. Единственный, кто знает все, это Делорис. Она знает, потому что тогда работала на нас.

— Айзек?

— Да, но не все детали. Он не работал так тесно с Джо. Делорис стала семьей Джо, когда они повернулись к ней спиной.

— Ее родители были… состоятельными людьми?

— Нет.

Чарли покачала головой.

— Я не понимаю, почему они считали тебя таким плохим, почему они обвинили тебя?

— Потому что со мной она жила жизнью, которую они не понимали. Они хотели, чтобы она встретила хорошего адвоката или врача и осела в маленьком городке с идеальной жизнью за белым заборчиком. Они никогда не представляли себе ее в Нью-Йорке, живущей в квартире в многоэтажном доме, летающей туда-сюда. Для них это не имело смысла. Если она не звонила, они решали, что это из-за меня. Если она не пришла на восьмидесятилетие своего двоюродного дедушки, это была моя вина.

Тишина повисла в воздухе, пока я ждал ответа Чарли. Когда я больше ничего не сказал, она заговорила сама.

— Спасибо тебе.

С этими словами она подняла мою левую руку и поцеловала ладонь.

— За что? — спросил я.

— За то, что поговорил со мной. Я все еще не знаю, что случилось, но… — она повернула мою руку и провела подушечкой пальца по почти выцветшей линии, где было мое обручальное кольцо. — …Я верю, что ты любил ее.

Она оглядела парк, неужели это были слезы на ее глазах? С чего бы ей плакать? Прежде чем она продолжила.

— Я хотела бы встретиться с ней, но опять же, если бы могла, тебя бы здесь не было со мной. — Она смахнула слезу со щеки. — Я уже говорила, что доверяю тебе. Я пыталась показать тебе это, отдавая часть себя, уязвимую часть, и ты не причинил мне боли. Сегодня утром, во время этого разговора, я чувствую, что на этот раз ты даешь мне что-то. Я обещаю сделать все возможное, чтобы заботиться об этом кусочке твоего прошлого, как ты заботился о моем. Я буду дорожить ее памятью, насколько ты готов поделиться.

— Она часть тебя, Нокс. И за помощь в создании человека, который держит мою руку и мое сердце, я благодарю ее.

Я отпустил ее руку и притянул к себе. Это было не то место, куда я собирался пойти во время нашей прогулки. Я сказал больше, чем когда-либо, и все равно мне было что сказать. Когда наши губы встретились, я удивился пониманию Чарли.

Она была права. Я был человеком, которым являюсь сегодня частично из-за Джо. Никто не пережил такой любви и потери и не ушел без шрамов. Я где-то читал, что шрамы служат определенной цели. Они создали более жесткую кожу. Они становились щитом и делали человека сильнее. Это сделала Джо. Любовь и потеря сделали меня сильным и несгибаемым.

Только после Чарли у меня появилось желание согнуться.

Когда наш поцелуй закончился, слова продолжали литься рекой. Я редко говорил, не подумав, но сегодня утром мне казалось, что ничего не могу с собой поделать. Мой голос был сильным, но тихим. Слова сорвались не с моих губ, а с сердца. Это были слова, которые я никогда не думал, что произнесу снова, но я хотел их произнести. Потребность была слишком велика, чтобы подавить ее. Ей нужно знать правду.

Мой мир висел на волоске, пока я говорил и ждал ее ответа.

— Я люблю тебя.

Глава 7

Чарли́

Говорят, что мужчины влюбляются быстрее, а женщины — сильнее. Я не знала, правда ли это. Я почти ничего не понимала, когда листья кружились и танцевали вокруг нас с Ноксом на позднем летнем ветру. За пределами тесного мира нашей парковой скамейки люди продолжали заниматься своими повседневными делами, совершенно не обращая внимания на признание. Одни бежали, другие шли. Матери сажали младенцев в коляски с колесами, достаточно большими, чтобы поместиться на велосипеде, а другие выгуливали собак всех размеров, привязанных к поводкам и не впечатленных другими клыками, мимо которых они проходили.

Как только до меня дошли слова Нокса, ожидания моей матери рухнули.

Давление в моем сердце и в груди было сокрушительным, поскольку все умножилось.

Любовь.

Обязанность.

Наследие.

Нокс.

Любили ли меня когда-нибудь по-настоящему?

Незнакомое чувство подняло меня над красочными деревьями и моим собственным хаосом. Я хотела верить, что его признание не было увлечением или результатом разлуки на одну ночь. Это было совсем не так, как я это представляла. Я не верила, что такой человек, как Леннокс Деметрий, может признаться в любви.

Любовь была тем, как Нокс заставлял меня чувствовать себя его принцессой, гуляли ли мы по дорожкам парка или по тротуарам Нью-Йорка. Я верила, что он сделает меня беспомощной, но знала, что он никогда не причинит мне вреда. Я хотела избавить его от боли, причиненной смертью Джослин, и в то же время оставить место для воспоминаний о его первой любви.

Из глаз потекли слезы. Отсутствие сна сделало меня эмоциональной, но также, как и признание в любви от такого человека, как Леннокс Деметрий.

— Я тоже тебя люблю.

Эти слова были произнесены не для того, чтобы успокоить его или выразить благодарность за честность. Они были настоящими, и со всем, что было внутри меня, я хотела показать ему больше, чем сказать. Я наклонилась ближе.

Наши губы снова соединились, и его рука потянулась к моей шее, притягивая меня к себе. Ветер и птицы исчезли. Утренний холод сменился жидким теплом, омывающим нас и плавящим вместе. Мы были на острове, одни. Ни людей, ни птиц, ни белок — ничего и потом…

Хаос.

Суматоха.

Кровь застучала у меня в жилах в двойном ритме, в то время как дыхание замерло в груди, а сердце, только что ставшее целым, рухнуло в желудок. Люди, которых я не знала или не узнавала, бежали к нам, выкрикивая имя Нокса.

— Мистер Деметрий!

Доносилось снова и снова, окутанное завесой тайны, когда они окружали нас.

Внезапная суматоха парализовала меня, когда в отдалении раздались крики людей и вой сирен.

Мощные, сильные руки потянулись к моим рукам, подняв со скамьи, когда Нокс сжал мою руку, как железными тисками. Вместе мы двинулись, вернее, были сдвинуты с места, где признались друг другу в любви.

Мы были где-то в глубине парка, и все же каким-то образом появился большой черный внедорожник, и люди в темных костюмах поспешно посадили нас внутрь. Один сидел на переднем сиденье рядом с водителем, которого я не узнала, а другой, крупный мужчина, устроился рядом со мной. Зажатая между Ноксом и человеком, которого не знала, я прижалась ближе к Ноксу, мой разум кружился от неуверенности.