Страница 4 из 9
Из тени шагнул наблюдавший за ними мастер Шен-ну. Дай-го, и без того униженный поражением, желал теперь провалиться сквозь землю. Ауринг насторожился с недовольством: он не хотел раньше времени открывать свое мастерство, но не вышло.
Мастер Шен-ну сказал, обращаясь к юноше:
– Опыт поражения бывает дороже победы. Никто не видел твоей ошибки, к утру партию смоют с доски. Сейчас поклонись победителю, но знай – никто не побеждает вечно.
Дай-го измученно склонился, поблагодарил мастера и попытался уйти, но был остановлен.
Аурингу Шен-ну сказал:
– Змея, что прячется в траве, жалит больнее, чем стрела, отравленная змеиным ядом, в открытом бою. Ты не пожалел юного врага – и я тебя не пощажу. Примешь ли вызов от меня?
Ауринг принял и, пользуясь случаем, проиграл. Нельзя сказать, что вчистую, – нет, он долго держался в обороне, попутно подбросил мастеру несколько задачек и посмотрел, как тот с ними справился, – жадно запоминая стиль Шен-ну, – но в итоге был все же разгромлен даже более плачевно, чем только что Дай-го. Ничуть не стыдясь поражения, Ауринг поклонился мастеру, что несколько утешило Дай-го. Однако было видно, что этого мало и юноша надломлен. Ему словно подрезали крылья на взлете.
Мастер пристально разглядывал Ауринга: видел, что тот ничуть не раскаивается, понимал, что готовит реванш, – и предупредил еще строже, чтобы в следующей партии не ждал пощады.
В глубокой задумчивости Ауринг проводил его взглядом, но в душе зародился трепет. Он еще не видел подлинного гнева мастера Шен-ну, но понял, что изведает его в полной мере. И от этого азарт, давно позабытый, разгорелся в его сердце. Он шел в свои покои, жадно вдыхая южный ветер, и предвкушал сражение, подобного которому давно не ведал.
Они встретились в самом финале.
Поединок с Мастером был ритуальным, никто не ожидал от него сюрпризов: было ясно, что Мастер снисходит с вершины, чтобы завершить турнир красивой игрой с чемпионом; Мастер не стремился разгромить победителя; даже если мог, он лишь показывал ему – и всем участникам – что есть куда стремиться. Впрочем, на сей раз от поединка с чемпионом особой красоты не ждали – гадали только, насколько быстро и унизительно Шен-ну разобьет Ауринга, надолго ли спасет того скучная, трусливая оборонная тактика.
Ауринг дошел до финала в той же сдержанно-осторожной манере, за которую его невзлюбили зрители. Первую битву с Мастером он начал так же – неуверенно, окольными путями, без ярких и интересных ходов. И только под конец партии внезапно победил – как всегда, будто бы по случайности, с перевесом в пару очков.
Трибуны разразились обиженным воем, трибуны требовали признать победу недействительной, трибуны призывали мастера Шен-ну отринуть снисхождение.
Мастер прищурился и глянул на оппонента – и увидел, что тот аккуратно, выжидающе улыбается.
Во второй партии Ауринг поотпустил вожжи и провел несколько красивых атак, чтобы публике было что вспомнить, а потом явно, намеренно свел свою победу к ничьей. Трибуны сердито гудели, мнения разделились: некоторые уже угадали хитрость, но большинство по-прежнему считало Ауринга бледным, незаслуженно удачливым середняком.
В третьей он перестал сдерживаться и, наслаждаясь, начал громить мастера с самого старта – хотя тот сражался свирепо и несколько раз удивил Ауринга неожиданными маневрами, так и не спасшими от поражения.
Мастер Шен-ну все же был великим человеком. Собравшись с силами, он прямо взглянул в раскосые ликующие глаза Ауринга, увидел кривоватую, торжествующую улыбку, но не дрогнул лицом – и склонился перед победителем турнира. До самой земли, как положено кланяться новому Мастеру. Ауринг разве что не расхохотался от пьянящего, необыкновенного чувства всевластия, и лишь приличия помогли ему сдержаться.
С этого дня жизнь его изменилась – сам Ауринг оставался прежним, но мир вокруг точно обратился к нему. Его в одночасье признали. Все меньше он посвящал времени прочим делам, все больше отдавал Игре, и никто его за это не корил. Благодаря громкой победе он обрел титул Мастера провинции Шан, но отказался от проведения турниров, вернув эту обязанность благодарно кланяющемуся (и ненавидящему его) Шен-ну. Сам Ауринг получил назначение при дворе и перебрался с семьей в столицу. Однако и здесь он все больше предавался единственной страсти, играя, а больше теоретизируя, изучая возможности, и время от времени по чьей-либо настойчивой просьбе побеждал министров, князей и наместников на празднике Запретного храма.
Однажды сам молодой император пожелал сыграть с ним.
Готовясь к этой встрече, Ауринг долго раздумывал, как следует поступить: ясна была цель приглашения, и мудрый человек беспокоился бы уже не об игре, а о семье и родичах до третьего колена.
Император оказался неплохим игроком, выше среднего, хотя сам-то он считал себя очень хорошим, благодаря бесконечному потворству подданных. Когда закончилась партия, в зале повисла напряженная, абсолютная тишина: на последнем шаге Ауринг играючи обошел светлейшего властелина на три очка. Придворные, наблюдавшие за игрой, не смели шевельнуться, слуги затаили дыхание – и лишь за стенами залы начал волнами расходиться страшный слух. Он достиг покоев госпожи Мэй-О и обрушился, как цунами. Потеряв самообладание, госпожа вскочила и с криком «Теперь нас казнят!» кинулась в сторону детской. Ее перехватили; в конце концов она рухнула на кровать и разрыдалась, как не пристало даме ее положения.
Тем временем император медленно поднял взгляд от доски. Ауринг, сидя напротив, сохранял видимое спокойствие; на деле он старался стереть с лица убийственное ликование – выгнать из глаз, из губ улыбку, но та так и рвалась наружу. Император долгие мгновения вглядывался в лицо соперника, а затем произнес:
– Мы благодарим за игру, мастер Ауринг, а более всего благодарим за честность. Это высоко ценится.
И он чуть-чуть – на волосок – склонил голову в знак поражения под взволнованный шелест одежд, под всеобщий пораженный вздох. Ауринг в ответ глубоко поклонился в пояс, как было положено по рангу: «Благодарю за игру светлейшего владыку». И вот тогда-то, низко склонившись и глядя на доску с законченной партией, он выпустил наружу улыбку – кланялся и ухмылялся, всего пару секунд, – а когда распрямился, улыбки точно и не бывало.
– Возможно, однажды мы сыграем снова, – сказал император. – Нынче в награду мы назначаем вас Верховным мастером по Игре в подвластных нам землях.
– Благодарю за великую честь, – ответил Ауринг серьезно.
Но с тех пор император ни разу не играл с ним, да и вовсе охладел к игре в цвета и силы.
Ауринг пренебрегал обязанностями, насколько мог, и посвящал все время составлению хитрых, бесконечных комбинаций и игре с самим собой. Все организационные вопросы он спихнул на своих подчиненных, все дела семьи легли на плечи жены и родичей. Сам он лишь изредка посещал крупные турниры да писал обширные и весьма занудные сочинения об ограниченности игрового поля, предлагая ввести в обиход печати вчетверо меньшего размера, чтобы на доске вмещалась партия, выходящая на седьмой уровень сил (сам с собой он играл теперь только так).
Мэй-О, давно уже всем этим недовольная, как-то раз попыталась поссориться.
– Вызываешь на поединок? – спросил он издевательски.
Она сгоряча согласилась и, неуверенно усмехаясь, села играть, все еще по старой памяти считая себя на что-то способной.
Они давно не играли. Поначалу Ауринг надеялся, что она его чем-то удивит, и держался начеку, был готов отразить коварный ход, но понял, что она играет плоско, примитивно, по-старому. И вот этим он когда-то восхищался? И вот так она надеялась завоевать победу? Ауринг вдруг ощутил глубочайшую досаду. Сильнее всего его злило, что она даже не осознавала его ходов. Когда-то она поразила его глубиной понимания, но теперь этот колодец оказался исчерпан, и Мэй-О больше ничем не отличалась от клуш, которые лепили разноцветные круги, не зная зачем, и, проиграв, отмахивались: «Ах, это всего лишь игра».