Княжий род. Наследник

– А, наш юный друг. Ну докладывай, Роман, – князь был весёлым и пьяным.

Я рассказал, что уничтожили три сотни янычар, у нас есть убитые и раненые. Воевода выслушал внимательно.

– С кем отца отправишь? – спросил Шереметьев.

– Есть холопы, княже. Убили всего восемь ратников, да раненых десяток, вот их и отправлю сопровождать отца.

– Я доложу государю о ваших заслугах. А за то, что обоз обнаружили одарю сам. Из трофеев заберёте пять аргамаков, четыре кобылы и жеребца. Табун в пять сотен коней заберёшь, я распоряжусь, ну и рухляди, и серебра пятьсот рублей. Народу больше домой отправь, чтобы не ограбили Евстафия Борисовича по дороге. Сам наверно остаться хочешь, говори?

– Да, княже, остаюсь и полусотня холопов со мной.

– Будешь при мне, приказы тоже от меня получать станешь. Всё, ступай.

Что сказать, на войне во все времена зарабатывают, вот и мы малость заработали. Я рассказал отцу, что велел князь Шереметьев. Старший воевода крымский обоз разделил на две части. Одну часть отправил в Рязань, а вторую в Мценск. Естественно, нужна охрана такому обозу, пришлось князю людей ставить в охранение отобранных богатств. Отца и холопов я отправил с обозом в Мценск, а там и до Коломны недалеко. За месяц или за полтора доберутся, отправил и боярского сына Василия Оладьина, хоть он и сопротивлялся, но законный сын боярина я, так что убедил слушаться меня. Со мной остались пятьдесят достаточно опытных холопов, в том числе Потап. Куда же без него? Похоже он меня как телохранитель будет, раз отцу клятву давал.

Ещё два дня пили бояре и князья в лагере Шереметьева. Радовались красивой победе. Но приказ царя никто не отменял, надо проследить чтобы крымский хан ушёл на свои земли. Вот только осталось в Старшего воеводы чуть больше семи тысяч, тысяча из них стрельцы. Но Князь Шереметьев бодр, слегка пьян и полон желания свершать подвиги. Так что через пару суток мы двинулись на запад, постепенно заворачивая на юго-запад. А впереди нас ждал сюрприз.

Глава 2. Воинская слава боярского сына.

Конец июня 1555-ый год. Судбищенская битва.

Оставшийся отряд, чуть больше семи тысяч воинов, старшего воеводы Ивана Васильевича Шереметьева можно считать мобильным. Воевода оставил только конных, даже стрельцы были в сёдлах, плюс заводные кони. Тем не менее обоз задавал темп движения. Во все века армии двигаются, ориентируясь на самые тихоходные единицы. А куда без обоза? Корм лошадям везти надо, ратников обеспечивать питанием, запасы стрел, запасы огнебоя для пищалей, ну и шатры с палатками. В общем тыловики нужны, никуда от этого не деться. Через пять дней, в начале двадцатых чисел июня, добрались до села Залеское и двинулись к реке Любовша. Река – это вода, а кони желают пить, они не верблюды. При семитысячном отряде, четвероногих лошадок набирается почти пятнадцать тысяч голов. Шереметьев планировал встать лагерем на отдых, но дозорные, уходившие на расстояние до десяти вёрст, сообщили, что хан Девлет Гирей решил вернуться и наказать воеводу за потерянный обоз. Дозорные русичи схлестнулись с дозорными татарами и взяли пленников, от них узнали, что хану известно малое количество воев у воеводы Шереметьева. Князь Иван Васильевич решил готовится к битве. Выбрали место напротив Судбижского леса, огромное поле, где можно встретить врага. Судбижский лес занимал огромную территорию. В лесу даже была деревенька, меньше десятка дворов, что имела название Судбищи. Шереметьев решил использовать реку Любовши, как преграду, чтобы у татар не было возможности окружить и смять малочисленного противника. Срочно приступили к возведению засеки. Мои холопы не принимали участие, Шереметьев дал мне указ нести дозорную службу. Так что я мотался по округе выискивая дозорных крымчаков. Вместе с Шереметьевым были воеводы Алексей Басманов и Стефан Сидоров, их полк отвели в резервный, чтобы ударить в нужный момент с флангов по татарской орде, потому находились в тылу. Двадцать третьего июня хан Девлет Гирей приблизился к русскому отряду. По моим ощущениям, земля дрожала от такого количества всадников, а пыль поднималась как облако. Именно так и обнаружили орду. Надо отдать должное Шереметьев активно командовал ратниками и воеводами. Бегать в дозорах не было смысла, и я пристроился со своими холопами к стрельцам. Всё-таки когда есть препятствие легче драться с превосходящими силами противника. Меня реально трясло. Может от адреналина, а может от страха.

При устройстве засеки я заставил своих холопов укладывать лесины так, чтобы получались амбразуры. Кто-то из стрельцов увидел и доложил своим командирам. Многие стрелецкие сотники знали меня по прошлому разу, однако позвали Еремея Житина.

– Доброго тебе здоровья, Роман Евстафьевич. Стрельцы наши полюбопытствовали, что вы такое мудрите? – спросил сотник, подойдя к нам.

– Амбразуры, ну или ячейки для стрелка. Удобно стрелять, и татарин не сразу разглядит. Хоть какая-то защита от стрел.

Еремей присел возле одной из готовых амбразур, приложился пищалью. Встал покачал головой позвал стрельцов и велел им делать также.

– Выдумщик ты, Роман Евстафьевич, каких свет не видывал, но всё у тебя как-то правильно придумать получается, удобно. Может ещё что подскажешь, а, боярин?

– Еремей Олегович, вы проверяли насколько далеко летит пуля из пищали?

– Шагов двести, может двести пятьдесят. Если попадёт пуля, то точно поранит. Но попасть сложно. Если только в толпу.

– Именно. Сделаете первый залп шагов на триста, татар будет так много, что точно не промахнётесь. А главное собьёте темп атаки. Успеете второй залп сделать, а потом и третий. Тысяча пуль найдет в толпе жертву. Удачное попадание может лишить сразу три тысячи татарских всадников. У меня картечь, мои люди дадут залп со ста шагов, – пояснил я.

Сотник Еремей хмыкнул и пошёл говорить со своими сослуживцами.

Князь Шереметьев регулярно объезжал и осматривал позицию. Проезжая мимо нас, воевода остановился, наверное, он узнал меня. Да и одеты мы совсем не как стрельцы.

– Я смотрю кто тут возле стрелецкого полка крутится, а это младший Волжин. Ну как, Роман Евстафьевич, готов к битве? Знаешь, что здесь будет самое жаркое место? Конные у нас стоят в резерве, – Шереметьев явно ждал ответа от меня.

– Иван Васильевич, вы ведь тоже здесь находитесь. Почему я не могу встать рядом с воеводой, плечом к плечу, чтобы смотреть врагу в лицо? – я поморщился, опять получилось пафосно.

Шереметьев с минуту смотрел на меня, ничего не сказал, только хмыкнул и поехал дальше. Орда хана Девлет Гирея приблизилась на расстояние двух полётов стрелы. Я смотрел на эту тёмную массу, людей и лошадей, и меня брала оторопь. Орда свое многочисленностью впечатляла. Я же думал о мужестве людей в этом времени. Это вам не стрелять во врага на расстоянии, здесь дело дойдёт до того, что надо будет резать друг друга, глядя в лицо. В этот момент, я твердил себе, что со мной ничего не случится. Ближе к вечеру татары нападать не стали, не двинулись они и ночью. Так что у русских войск оставалось время закончить подготовку позиции. Ночью мне удалось немного успокоится, и я даже задремал. Разбудил меня на рассвете Потап.

– Вставай, боярич, светает. Мы набрали стрел про запас, огнебой закончится сможем стрелы метать, а то и начнём с этого. Твой ханский лук далеко бьёт, если навесом, то сможем дальше, чем на пятьсот шагов метнуть. А там стрела сама найдёт цель в такой «тьме», главное чаще выстреливать, – негромко сообщил Потап.

«Тьмой» Потап называл орду. Сегодня двадцать четвёртое июня, пришла неожиданная мысль. Хан не торопился давать команду к атаке. Солнце начало подниматься над горизонтом, теперь ещё раз удалось рассмотреть орду, заполнившую весь простор поля перед нами.

– Потап, где наши кони? – обратился я к дядьке.

– У леса, Роман Евстафьевич, двое холопов присматривают за ними.

Наши пищали заряжены, горят небольшие костерки, чтобы запалить фитили. Я взял лук, попробовал натяжение тетивы, перед собой положил пять связок стрел. Природа притихла, я обратил внимание, что не слышу птиц. Однако стал нарастать фоновый шум. Попробовал понять, откуда идёт. И стал различать, доносилось ржание татарских коней и выкрики самих крымчаков. И вот татарская орда пришла в движение. На нашей позиции зазвучали команды, я не обращал внимания, стараясь сосредоточится. Среди моих ратников с луками встали четверо. Потап, Идан, Яромил и я. Шум движения конницы татар нарастал. Я наложил стрелу на тетиву, как только татары приблизились к нужной черте, метнул стрелу. Посмотрев в небо, увидел, как большое количество стрел затмевают небо, оказывается не только нам пришла такая мысль в голову. Скорей всего стрелы находили свои цели. Стрела даже на излёте способна нанести ранение. Я заметил, что то тут, то там татарские конники падают вместе с лошадьми или выпадают из сёдел. Я пускал стрелу за стрелой. Орда приближалась, видимого урона мы не наносили. И вот с татарской стороны полетели стрелы. Мы прикрыли головы щитами, присев за лесины засеки. То тут, то там слышен глухой стук, стрелы втыкаются в стволы деревьев. Но раненых среди русичей пока нет. Глянув в сторону стрельцов, увидел, что они готовятся к залпу. Зажгли фитили и ждут нужной дистанции. Сам я продолжал брать стрелы и накидывать в сторону орды. Вот орда приблизилась на триста шагов. На двести пятьдесят. Залп! Бах, бах, бах, бабах… Залп целого полка стрельцов впечатлял. Не только звуком, но и видом. Наши позиции заволокло пороховым дымом. Вот только ветер сегодня на нашей стороне, достаточно быстро дым сносило в сторону. Я смог рассмотреть, как несколько рядов татар рухнули на землю, где-то падали лошади. Задние ряды стаптывали упавших. Стоял стон раненых, ражаные лошадей, топот копыт и визг татар. Я впервый в жизни услышал, как страшно стонут лошади, от такого выражения боли животными «мурашки» бегали по спине. Мы схватили свои пищали, готовые к бою. Стрельцы успели ещё раз выстрелить. Всадники валились, как трава от косы. В одно мгновение мелькнула мысль «может по этой причине смерть ходит с косой». Я мельком глянул в сторону стрельцов, они лихорадочно перезаряжают пищали. А вот и наш рубеж в сто шагов. Залп! Картечь сносила строй всадников в ширину до двух метров. Я взял следующую пищаль. Время растянулось как резиновое. Первые крымчаки достигли засеки, они прыгали прямо с сёдел на бревна, старясь добраться до стрельцов. Шелестели стрелы, визжали татары, ругались русичи, ржали кони. Это походило на сумасшествие. Я не смогу сказать, сколько времени длилась атака татар, мне показалось целую вечность. На мою позицию, тоже карабкались татарские воины, с оскаленными от злости рожами. Выхватив саблю, я рубил по ногам, сам прикрывался щитом от ударов, вновь колол и рубил. И вдруг всё закончилось. Татары начали откатываться назад. Атака отбита. Мои холопы добили раненых крымчаков, что успели перескочить на нашу сторону. Над полем стояли стоны боли и страха раненых лошадей и людей. Я осмотрел своих воинов, все целы, даже раненых нет, а вот среди стрельцов были. Я пошёл к стрельцам для оказания помощи. С собой взял троих, Потапа, Идана и Яромила. Прикроют от постороннего взгляда, когда буду читать заговор на остановку кровотечения. Ни к чему мне лишние разговоры, ещё обвинят в колдовстве. Всем, конечно, не поможешь, но некоторых спасти можно. В этот день татары не повторили своей атаки. С наших позиций стали делать вылазки стрельцы, собирая трофеи. Осуждать их не принято, здесь так заведено. Князья и бояре уже получили свою прибыль с обоза, а вот простые ратники могут только с мёртвых взять оружие и монеты, если таковые найдут. Из моих холопов охотники нашлись, я не стал возражать, был занят ранеными, мои бойцы прикрывали меня щитами, на всякий случай. Думаю, в этот момент никто на меня не обращал внимания. Посчитать потери татар сейчас невозможно, а вот среди стрельцов таковые были. Погибло около сотни стрелецких воинов, раненых не меньше, хотя я точной цифры не знал. К вечеру задымили костры, русская рать готовила еду. Война войной, а обед по расписанию. Возможно, поговорка родилась в глубокой древности. Мои холопы вернулись с поля ближе к вечеру, приволокли целую кучу сабель, ножей и мешок с медными и серебряными монетами. Приволокли пять броней, и десяток кольчуг. Я осмотрел одну бронь, вполне добрый куяк. Разделят потом между собой. Добрые сабли возьмут себе, что не нужно продадут. Если, конечно, мы доберёмся до дома живыми. Я разрешил трофеи унести к лесу, где стояли наши кони.