Страница 91 из 115
Ага, ничего ты не стал ради меня делать, если бы твой босс не склеил ласты. Ладно, послушаем, что он мне ещё напоёт. Бугор посчитал извинения достаточными и резко сменил направление разговора:
— Фартит тебе, прям как у меня. Погремуху Децал не за рост братухи дали. Везло мне часто. На децал от опасностей уворачивался. А ты помощнее брата своего Андрюхи будешь, хоть младше его гораздо. В нашу породу выдался. Поджарый вон, как гончая псина. Походу, погоняло собачье носишь.
— Ошибаешься, лошадиное. Мустанг я, — не согласился с бугром.
— Чё зыркаешь? Отец я тебе, не сомневайся. Шрам приметный на левой ноге, в том же месте. Помню, как ты мелким во дворе на железяку напоролся.
Я поднял штанину и удостоверился в наличии этого шрама. Неприметный совсем. Как он умудрился его разглядеть.
— Только условие — о нашем родстве глушняк. Позже поймёшь, — веско высказался новоявленный отец и неторопливо налил ещё по дозе пахнущего смесью цветочного с древесным янтарного напитка. Снова повисла тишина.
— Сколько тебе щас натикало?
— В седьмом классе чалюсь. Вот и считай. Брат мой сейчас где? — спросил в свою очередь.
— Где-где… На киче булки парит. Где же ему ещё быть? Я сам в розыске. Поймают — вышка светит. Мусорка одного поганого на перо присадил. Пришлось к Индюку приткнуться. Авторитет крутой. Родственник какого-то шишкаря из самого верха. Никто бы его никогда не тронул, только её величество смерть. Машка как сама щас, всё бухает?
Что за Машка его интересует? А, чикомаман!
— Убили её люди Индюка, когда сбежавших пацанов ловили. Случайно.
— Что ж, допрыгалась дурёха, — без всякого сожаления высказался отец и поднял стопку, — Давай, помянем рабу божью Марию. Было время, когда любил её.
Выпили, посидели молча.
— Рассказывай, — предложил батя.
— Чего рассказывать?
— Обо всём, короче. Как живёшь? Чем занимаешься? Как сюда угодил?
Я и обрисовал про свою недолгую, совместную с носителем, житуху. Слегка похвастался хоккейными успехами и победами на поприще музыки. По возможности постарался не светить свои контакты с Николаем Михайловичем, Авдотьей и Таисией. Мало ли что! Естественно, не забыл описать своих врагов.
— Панок — вёрткий и расчётливый хорёк. Мы с ним давно уже рогами сцепились. Поляну топчем под Индюком. Я его больше других опасаюсь, — прокомментировал мои слова батя, — А вот этого твоего Толяна я хоть завтра могу к апостолам отправить. Скажу своим пацанам…
— Не стоит тебе о такое говно руки пачкать. Я сам с ним со временем разберусь по своему, по-пацански.
— Ладно. Мать, говоришь, не одна жила? Кто-то есть, чтобы за тобой приглядывать до окончания школы? Здесь тебе никак нельзя оставаться. Скоро сюда съедутся авторитеты с барыгами. Делить индюково наследство будут. Такие тёрки начнутся, что небо с овчинку покажется. С братками мне с хороших позиций надо заходить.
Батя достал пачку Столичных, зажёг одну папиросину, пыхнул дымом и продолжил излагать:
— Коли негде тебе жить, могу дать адресок одного нашего родственника. В Правдинске тот живёт. Чиркну ему пору строчек. Приютит тебя без базара. Опекунство как надо оформит. Не в детский дом же тебя определять.
— Сестрёнка Люба приезжала на похороны и договорилась о переезде сюда. Работу ей дают и жилплощадь материну обещают оставить за ней. Так что, есть мне кем прикрыться из ближайших родственников.
— Раз так — нормалёк. Всё равно обращайся по случаю к родичу в Правдинск. Брат он мне двоюродный и кое-чем обязан. Ещё есть родич в Долгопрудном. Тоже дам адресок на всякий случай.
— Да знаю я этих дядьёв. С Николаем Михайловичем приходилось общаться. Тот ещё буржуин. И про дядю Гену слышал от Любы.
Батя вдруг приблизился ещё ближе и приглушённо проговорил:
— Короче, есть одна тема. Надыбал я кое-какие индюковы записи по его нычкам. Малец один помог с шифром. Оставил для братвы кое-какие крохи из богатств Индюка, остальное притырил. От Кутыря с трудом отбился. Ведал, гад, про эти нычки тоже. Спрячешь их пока у себя, пока кипеш не стухнет. Потом мне вернёшь. Сам тебя найду. За услугу отсыплю столько бабла, что до конца твоей жизни хватит с прицепом. Зацени, как тебе фартануло, Паха, за все страдания твоего очка. Будешь поминать добрым словом своего непутёвого батю!
Децал вытащил из кармана простенький блокнот с изображением воина-освободителя в Трептов-парке на картонной обложке и протянул мне со словами:
— Смотри, не потеряй и не свети никому. За это богатство кровью плачено. Кутырь на свою беду много знал. Да не смотри на меня так. Тут по иным законам жизнь устроена, волчьим. Либо ты, либо тебя. Знал этого чувачка давно — гнилой человек. Погасил бы он нас с тобой, если уцелел. Ладно, хорош о том базарить. Хвост освободится, отвезёте на Волге индюшачью падаль к нашему айболиту. Я ему уже звякнул. Всё, как надо устроит. Привезёшь от него бумагу и можешь валить на свою хазу.