Страница 13 из 115
Хрен с тобой, рыбья морда. Поживи еще немного. Покопти окружающую среду своим зловонием. Скоро приду за тобой. Включил заднюю скорость и выбрался из котельной через пристройку, по которой меня сюда ранее притащили.
Времени было примерно около восьми вечера, если Семеныч не соврал. На встречу с Толяном Шиловским я, конечно же, опоздал. Нёсся по морозным улицам северным оленем, радуясь обретенной свободе. От неистового темпа навалилась усталость, драйв закончился. Перешел на медленный шаг. В кармане нащупался ствол. Ёлки зеленые! Как же я про тебя забыл? Нет, всё-таки что-то мне перепадает порой от Чики. Его отмороженная тупость. Выбросить было жалко. Хмыкнул, вспомнив, как совсем недавно мечтал о пистолете.
Ни к Таисии, ни к себе домой идти было нежелательно. Оставались варианты ночёвки в подвале, либо идти и заново объясняться на свой счёт с бабушкой Авдотьей. Решился и побрёл в сторону выселков.
Авдотья не удивилась приходу незнакомца и пропустила в дом без вопросов. Помня первоначальный конфуз со Степановной, решил изобразить из себя другого человека, назвавшись Мишей. От Паши Чекалина передал ей привет и просьбу приютить его друга на некоторое время.
— Постояльцев то у меня в достатке, — проговорила старушка, пожевав губами, — Но, раз надобность такая случилась, найду тебе место. Раздевайся и иди на кухню, покормлю.
Снял свою шинелюгу, разулся. Пошлёпал по деревянным половицам за проворно передвигающейся на костылях бабулей. Есть мне почему-то не хотелось, и я признался в этом Авдотье.
— Чаю хотя бы испей, — предложила она.
К чаю прилагались сырники с мёдом. Старушка села напротив, готовая к выслушиванию исповедей.
— А Паша где? — поинтересовалась она первым делом.
— Попал в тюрьму, — бодро соврал я, слегка подавившись сырником, — Подросток ведь бестолковый.
— Не пойму я чего-то тебя! — сердито высказалась старушка, — Будто меня в чём-то обманываешь, и сам этого не желаешь. И глаза у тебя пашины.
Не так то просто оказалось провести ведунью. Почувствовал, как заполыхало моё лицо.
— Простите меня за невольный обман, бабушка Авдотья, — пробормотал, виновато улыбаясь, — Я почему-то очень сильно изменился, и никто меня не признаёт. Можете поверить, что я — Павел Чекалин?
Пришлось снова рассказывать историю своих последних дней.
— Много тебе довелось пережить, Пашенька. Не каждому такое суждено. Видимо, сами ангелы небесные тебе пособляют, — провидчески высказалась старушка, — Живи у меня, сколько понадобится, если посетители мои тебе не помешают. На лечение ко мне отовсюду съезжаются. Жить будешь на мансарде, где внучок мой раньше проживал. Ищут моего Макушку много времени и не найдут никак. Лежат теперь где-то его белы косточки неупокоенные…
Старушка вдруг расплакалась и принялась обнимать меня. Пришлось её успокаивать. Потом мне было предложено отдохнуть. По лестнице с кухни взобрался на мезонин и обнаружил две небольшие комнатки со скошенными потолками и общей лоджией. Одна комната служила спальней, другая — рабочим кабинетом. Это были полноправные владения пропавшего парня. В кабинете стояли письменный стол, книжный шкаф, наполненный книгами и учебниками, магнитофон «Комета», радиола «Урал» с проигрывателем пластинок. Пластинки, лежали на этажерках. Здесь же хранились магнитофонные записи, газеты и журналы. Все стены были обклеены вырезками из журналов с портретами киношных знаменитостей, спортивных звезд и просто красивых картинок. У другой стены стоял верстак с разными железяками и радиодеталями. В одной из вещиц узнал «шарманку» — натуральный радиопередатчик. Офигеть, Макся еще больше возрос в моих глазах.
Над кожаным диваном висел непременный атрибут любого уважающего себя пацана — черно-бордовая гитара «Элгава». Около верстака в ящичке нашел что-то клавишное. При ближайшем рассмотрении эта штуковина оказалась электроорганом «Гамма», заметно убитым. Пацанчик к музыке тянулся. Приволок такую вещь с неведомой помойки и собрался ремонтировать ее своими пацаньими силами. Просто золото, чувак. Не знаю, какой врач из него бы получился, но радиотехником стал бы знатным.
Ствол обретённый решил запрятать в максиных железяках. Магазин пистолета был снаряжён полностью. А это — восемь выстрелов. Неплохо для начала! Пересчитал флибустьерскую добычу. Сложилась сумма в тринадцать рублей и восемьдесят пять копеек. Молодцы мы с дедком. Живём!
С разрешения Авдотьи прошерстил максин гардероб. Джинсовый костюмчик, рубашки-ковбойки, водолазки, пуловеры, брюки расклешённые, костюмы, галстуки — весь моднячий ассортимент вступившего в пубертатные период подростка был в наличии. Обувь жала — не подошла. Верхней одежды, кроме плащей, не осталось. Бабуля её понемногу раздала нуждающимся. Значит, остаёмся пока в ментовских шмотках.
Дедок влез в мои новые апартаменты по негласному призыву и сразу же принялся сепетить:
— Знаю, чего тебе нужно от меня. Никак свою красивую инвалидку хочешь сыскать?
— Не только её, но и Витю Кирюшина с Максимом, сыном Авдотьи, — позволил себе сделать некоторые уточнение.
— Мне что — разорваться на части? — посетовал он.
Ага, чья бы мычала, а моя травку щиплет. Будто я сам не знаю, как действуют призраки.
— Ты же коммунист. Действуй, дед. Вперед, заре навстречу, товарищи в борьбе…, - пропел, слегка гнусавя.
— Балабол, — бросил незлобиво Семёныч, исчезая.
А теперь стоило проверить связь с Элизиумом. Расслабился и попытался вызвать нужную эмоцию. Увы, чего-то с моими гармониками сотряслось. Путь наверх пока оказался невозможным.
— Может, помочь тебе как-нибудь? — снова появился дед.
— Как ты мне сможешь помочь? — горестно поинтересовался.
— Пусти к себе, и попробуем вместе чего-нибудь сделать, — предложил Семёныч, плотоядно улыбаясь.
— Ага, пусти лису в курятник. И так больше дозволенного у меня крадёшь. А ведь договаривались.
— Прости. Вкусен ты больно. Надоедают блюда из кислых больных и прогорклых старушек.
— Эх, Семеныч-Семеныч! А еще революционный матрос, Зимний брал. Как тебе не стыдно было сосать последние силы из бедных и несчастных старушек? — пристыдил призрака.
— Не брал я Зимний, — запальчиво возразил дедок, — На «Авроре» я служил.
— Все равно стрелял по Зимнему. Разрушал старый мир, царизм. И с высоты этого выстрела скатился до таких низких и ужасных поступков, недостойных звания коммуниста, — продолжал слегка глумиться над дедком.
— Не тебе, малолетке, осуждать меня. Посмотрим, как сам запоешь, когда снова призраком станешь, — раздосадовался Семеныч.
— Успокойся, дорогой Семеныч. Прости меня, пожалуйста. Пошутил я, — примирительно высказался я.
Старик смягчился. Перед сном бабушка сотворила для меня компресс на лицо из крахмала и марли. По её уверениям, все мои синяки пропадут за ночь, будто их и не было. Часам к девяти утра я встал, помыл рыльце и заглянул в зеркальце. Фингалы не пропали, но уже не производили того жуткого впечатления, как раньше. Кое-где от них оставалась только легкая желтизна. Морда стала выглядеть несколько приличней, хоть и продолжала иметь пошловато-розовый оттенок, как у смущающегося скромника, принуждённого выслушивать непристойности. Задница продолжала переливаться жуткими оттенками боли и страданий. Забыл захватить из своей квартиры зубную щетку. У бабульки их много нашлось, но меня ни одна не удовлетворила. Решил сегодня зубы не чистить. Если кто спросит:
— Почему у тебя так воняет изо рта?
Отвечу с полным основанием:
— Потому что в душу насрали.
Загруженные в меня программы — это скопища бесов. Моё тело ныло и зудело от желания устроить себе утреннюю разминку. Пришлось подчиниться позывам. Размял основательно разные группы мышц, побегал и попаркурил по участку. За красивое тело положено платить. Подзаправившись оладьями со сметаной, отправился на материны похороны.