Страница 100 из 107
— Дорогой Мишенька! Прости меня, дуру старую. Весь Кавказ, все больницы и санатории облазила, но твою любушку не нашла. Прям даже не знаю, что и делать дальше.
— Найдите мне её, милая Таисия Степановна. Постарайтесь, пожалуйста, — взмолился я.
— Дык я ж спросить ни у кого не могу, ибо сама тень бессловесная, — запричитала старушка.
— Ох, и глупа же ты, старая кочерыжка. Может, кто из родственников про её местопребывание знает? Узнать у них не пробовала? — съехидничал её призрачный муженёк.
— Ишь ты, умный какой. А что же ты мне раньше про то не сказал, сучок скрипучий. Затаился, аки змей, а теперь вишь как выцеживается, — завелась Степановна.
— А ты бы сама спросила, если бы головой соображала, а не пустым местом, — контратаковал Семёныч.
— Хорошая идея, Алексей Семёныч. Спасибо тебе! Степановна, найдите её отца и пристройтесь возле. Рано, или поздно он сам с дочкой свяжется, а вы подслушаете.
— Так и сделаю, — согласилась старушка.
— А у тебя какие новости, Семёныч?
Дедок гордо поглядел на свою суженую и сообщил, что сделал много занятных записей про врага народа Андропова и его прислужников, и что готов меня с ними ознакомить.
— Ладно, Семёныч, залазь ко мне. Только не хулигань, прошу. Помни, что у меня сегодня очень напряжённый день, — решился я.
— Не волнуйся, Мишенька. Я пригляжу за своим обалдуем. Не дам ему разгуляться за твой счёт, — зловредно хихикнула бабулька.
— Не надорвись, старая грымза, — огрызнулся дедок.
Таблетки Жени Чазова действительно помогали. Головные боли и тяжёлые кошмары отступили. Андропову удавалось теперь высыпаться. Сегодня ему с группой товарищей по Политбюро предстояло встречать Брежнева и Суслова, прибывающих поездом в Москву около четырёх дня, на так называемый «правительственный вокзал». Соизволением Андрея Кириленко его включили в эту группу.
Обычно списками встречальщиков занимался секретарь ЦК Капитонов Иван Васильевич. Несмотря на внешнюю брутальность, этот партийный «фигаро» отличался нерешительностью и трусоватостью, стараясь по возможности угодить всем. Если список подлаживался к Подгорному, или к Косыгину, то Андропов не всегда мог найти в нём себя. Попадание в эти списки ценились так же высоко, как и приглашения к Самому в Завидово. При ожидании высокого иностранного гостя, или же первого лица страны в зале делегаций аэропорта, или вокзала нередко происходили обсуждения важных вопросов в неформальной обстановке, которые потом получали своё реальное воплощение в решениях Пленумов ЦК. Оба ЦЦ также собрались встречать генсека, составляя своеобразный конвой Андропова.
С аппетитом пообедав в ведомственной столовой в обществе генерала Чебрикова и оставив его на хозяйстве в главном здании, председатель Комитета спустился на личном лифте в гараж, к служебной Чайке и с удобством расположился на заднем сидении, приготовившись к поездке на секретный вокзал, что на перегоне между станциями Рижская и Каланчёвская. Этот вокзал Брежнев распорядился построить после того, как в ЦК стали поступать письма от раздражённых трудящихся, недовольных затруднениями в работе московских вокзалов из-за приездов, или отъездов государственных и партийных деятелей. Андропов тоже поспособствовал принятию этого решения, настаивая на безопасности высокопоставленных лиц и лично дорогого Леонида Ильича. Строительство велось ударными темпами в течение двух с половиной лет и было закончено в прошлом году. Снаружи секретный объект выглядел абсолютно незаметным. Обычное здание из жёлтого кирпича. Зато внутри имелись зал для приёмов, буфет и прочие помещения, отделанные лепниной, мрамором, с расположенными в них дубовыми шпалерами, картинами и гобеленами, с установленной широкой барной стойкой и высококачественной мебелью. Единственная небольшая платформа для приёма литерных поездов была зажата между стеной депо и залами для ожидающих. Сверху платформа была прикрыта массивным бетонным козырьком, исключающим возможность покушения каким-нибудь снайпером.
Вспомнился позавчерашний визит к Кириленко. Общаться с этим косноязычным и грубым человеком доставляло мало удовольствия. Уж насколько в ЦК не стеснялись использовать мат в общении, умению выражаться по-кириленковски позавидовал бы любой уважающий себя сантехник. В устах Андрея Павловича мат звучал как-то по-особому туалетно. А уж матерился он самозабвенно, особенно когда волновался. Иногда, нервничая, он выдавал целые предложения из одних только матерных слов, перемежаемых междометиями. Смысла сказанного не мог постичь никто, включая даже самого автора.
Уже в коридоре, на подходе к кабинету Кириленко, что на пятом этаже здания ЦК КПСС на Старой площади, были слышны разносящиеся оттуда крики, перемежаемые сочной матерщиной:
— Пипипипи пипипипи. Я теперь самый главный для вас всех во всём Союзе. Понял, пипипи пипипи?
Далее послышался неразличимый бубнёж его собеседника. И снова:
— Твою пипипи! В твоей пипипи области такой пипипи завод не нужен. Пипипипипи!
Снова последовали невнятные возражения, и снова:
— Ты пипипи тут мне брось вбивать пипипи клин между мной и генеральным секретарем! Мы с Леонидом Ильичом всегда думаем… в унитаз.
Андропов, находясь уже в приёмной, издал икающий звук и упал в кресло для посетителей, сотрясаясь от беззвучного и неудержимого смеха. Андрей явно оговорился, намереваясь сказать «в унисон». Через короткое время из кабинета вывалился вспотевший и красный, не то от злости, не то от смеха, один из областных секретарей Саша Коваленко. Увидел Андропова, поздоровался, покрутил загадочно рукой у виска и буркнул, уходя:
— Маразм крепчает!
Юрия «Самый главный теперь» принял с большим радушием, что было необычно, учитывая прежние довольно-таки прохладные отношения. Угостил молдавским коньячком, хотя ни для кого в ЦК не было секретом, что главный по госбезопасности алкоголь категорически не приемлет. Обижаться на его поступки было также бессмысленно, как требовать от кота игнорировать сметану. Рюмку коньяка пришлось принять и даже немного пригубить, опасаясь возможных маразматических вывертов со стороны хозяина кабинета. Разговор поначалу касался общих тем. Затем Андрей начал осторожно прощупывать собеседника на предмет отношения к некоторым членам Политбюро. Невольно подумалось, что заметные уже признаки деменции этого деятеля не особо сильно повлияли на его мастерство искусно лавировать в аппаратных играх.