Штамм "Ратоньера"

— И это ничего не значит, — буркнул он, и мысленно повторял про себя эти слова, пока перелезал через ограду, брел по заросшему травой двору, сбивал замок с гаража. Дом выглядел неплохо, гараж тоже, хозяева, скорей всего, умерли недавно. И может быть, как раз лежали в доме. Думать об этом не хотелось.

Замок отскочил, дверь распахнулась. А в темноте, не совсем еще сырой и мрачной, поблескивал металлический руль. Это оказался прилично сохранившийся «Спарк».

Отъезд запланировали прямо на следующий день, пока никто не обнаружил мотоцикл. Его вполне могли украсть или изъять для общественных нужд. Попрощались с остальными наскоро, без особых эмоций. Попыток отговорить не было, услышав железный аргумент: «Домой», люди только желали удачно добраться. Рустам — охранник, избивший бомжа Батюшку, — притащил на дорогу царский подарок — пистолет.

— А тебе что останется? — Максим спросил это просто из вежливости, от оружия уходящие не отказывались. На дорогах оно пригодилось бы непременно.

— Это — «Вальтер», — объяснил Рустам. — От собак хорошо. Здесь у меня другие лежат. Пригодятся.

Помолчав, добавил:

— Ну и себе пуля, если что, есть… — и быстро ушел, не дожидаясь утешений или благодарностей.

Пистолет сунул за пазуху Семен:

— Стрелять умеешь, Макс? Плохо? А я умел когда-то. Пусть у меня будет.

Люба, старшая по общежитию, всплакнула и принесла запас метформина с давно истекшим сроком годности:

— Что ему сделается, он сухой!

Максим, чтобы Любу не обижать, таблетки взял, решив выкинуть их в ближайшую канаву.

Выехали ранним утром, еще до света. Мотоцикл завелся почти сразу, пришлось разве только почистить свечу, и оба перекрестились, понимая, что более сложный ремонт просто не потянут. Бензин наверняка потерял часть свойств, но все же мотор завелся, и мотоцикл двинулся.

Мотоцикл Максим не водил уже довольно давно, последний раз садился за руль больше десяти лет назад. Тогда он был относительно молод, не одинок, тогда они еще загадывали путешествие, в которое он сейчас ехал один… ну, не один, с Семеном. С дряхлым дедом, от которого помощи мало.

Пока солнце не поднялось высоко, ехать было комфортно — ни жарко, ни холодно, держались они основной трассы, где ещё сохранился асфальт, скорость смогли развить приличную. Максим, впрочем, этим не обольщался и сначала каждую минуту ждал, что мотор закашляется, выплюнет чадящее облако газа и сдохнет. Но тот пока терпел.

Семён тоже терпел. Конечно, ему было бы удобней ехать на легковом авто, но тут уж выбирать не приходилось. Дорога поначалу была относительно ровной, потом — и довольно скоро — мотоцикл стало потряхивать, пока что не сильно. Скорость пришлось сбавить.

Людей на дороге не попадалось. Только однажды, ещё недалеко от Ростова, вышел из кустов крупный нестарый мужчина лет шестидесяти на вид, а на самом деле, возможно, ещё моложе, и крикнул:

— Э! Мотопробег?

Максим кивнул. Человек показал большой палец и снова скрылся в кустах.

— Хорошо хоть, не средний, — хмыкнул Семён.

Этот человек, видимо, решил, что они совершают поездку из спортивного интереса, размышлял Максим. В принципе, это так и есть, и это не дает сразу повеситься? Или же чертов инстинкт самосохранения?

Он снова спросил у Семена, зачем ему именно Крым, но старик то ли не расслышал, то ли не захотел отвечать.

Становилось жарко. Особенно накалились шлемы, взятые вчера в спортивном магазине. Может быть, обветшали и испортились из-за ненадлежащего хранения или просто за давностью лет.

Лучшей дорогой, конечно, была трасса Дон, но она слишком отклонялась от кратчайшего маршрута. Лишняя сотня километров означала лишние несколько литров бензина, которых не было. К тому же по всей протяженности дорога не уцелела, по слухам, ее и перекрывали, и уродовали взрывами.

И еще одна причина была — слишком мрачные воспоминания у Максима были связаны с трассой «Дон», равно как и случайно выехать на побережье Азовского моря ему было страшно. Он же помнит, что лежит на дне.

Поначалу они взяли неплохой темп и Максим, за десять лет благополучно забыв, как быстро устают у мотоциклиста спина и ноги, решил уже, что до пролива они доберутся без остановок, в крайнем случае, с одной-двумя. Но уже через час и Семен начал охать на каждом ухабе, и сам Максим понял, что без привалов не выдержит, и мотоцикл нагрелся так, будто его не освещало солнце, а жгли в доменной печи.

— Только остановки будем делать пореже, лучше немного помучиться, зато засветло доберемся, — предупредил Максим, когда они остановились на отдых прямо в чистом поле. Местность просматривалась во все стороны. Ни одного человека вокруг не было, собак тоже. В траве мелькнул было удирающий рыжий хвост, но то была лисица.

Максим поглядел ей вслед, а повернувшись, увидел, что по щекам старика стекают слезы.

— Ты что? Так тяжело ехать? Может, вернемся?

— Да нет, — старик сердито отвернулся, потом, решившись, сказал: — Я вспомнил, как сына вез к родным… Уже шестьдесят лет назад, даже шестьдесят пять. Тоже говорил ему, лучше помучиться в пути, зато доехать быстрее.

Максим промолчал и пошел откатить мотоцикл в тень, чтобы тот остывал. Впрочем, старик быстро успокоился и буркнул:

— Что, думаешь, альцмейгер ко мне пришел? Не дождешься. Я лучше некоторых еще соображаю. Ты это, ты сильно-то не гони. Я читал, была такая банда, которая проволоку на пути протягивала.

— Я и не гоню, — возразил Максим, обрадовавшись, что дед отвлекся от мрачной темы. — И к чему они прицепят эту проволоку, ты погляди, здесь же ни столбов, ни деревьев.

Потом дорога, хоть какая-никакая, и вовсе кончилась. То есть на картах, прихваченных из библиотеки, она была, а в целом не отличалась от поля. Иногда мелькало внизу что-то, похожее на асфальт, но на остальных участках только более низкая трава указывала, что когда-то здесь было дорожное покрытие. Это было неудивительно, последние сорок лет ремонтировали разве что городские улицы и большие трассы, проселочные дороги были предоставлены сами себе, и природа быстро с ними расправилась.

Ехали медленно и почти не разговаривали. Только завидев издали постройки, перекидывались парой слов, что это может быть и как вести себя с местными. Но — везло им или нет, на пути не попалось ни одного обитаемого села. Люди либо ушли из этих мест и объединились около крупных городов, либо сами не желали показываться приезжим, опасаясь чумы.

В небольших озерах можно было набрать мутную солоноватую воду и вскипятить ее в котелке. Эпоха ратоньеры давно отучила людей от брезгливости. В котелке же один раз, в полдень, сварили гречневую кашу. Больше перекусов не делали, так как продуктов с собой было мало и их стоило поберечь. Да и от жары есть не хотелось, шлемы накалились настолько, что их решили выкинуть. Все равно ехать быстро не получалось и опасность вылететь с сиденья на большой скорости была невелика.

Механические наручные часы показывали четыре, когда они обогнули множество мелких озер, и на пути появилась асфальтовая дорога, пусть старая, разбитая, рассыпавшаяся в песок. Здесь трава почти не росла, местность продувалась ветрами с моря. Это был Таманский полуостров.

Максим выдохнул, не веря сам себе. Даже бензин еще мотоцикл сожрал не весь! Он погладил руль, словно потрепал по голове живое существо. Теперь на пути встало очередное «зачем», превратившееся в Керченский пролив. Только бы хватило топлива до западного края полуострова!

Он свернул к югу, неосознанно отклоняясь от Азовского моря, которое не хотел ни видеть, ни думать о нем. Старик завозмущался:

— Э, Макс! Правее бери! Нам же куда, нам ближе всего бы на Чушку.

— Мы сами чушки, — пробормотал Максим, сворачивая ещё левее.

На дороге появились лесочки, образовавшиеся, скорее всего, из бывших садов, потому что с виду деревья напоминали яблони. Яблоневый лес — это, конечно, не звучало, но Максим отказывался признавать садом чащу, в которой деревья росли не рядами, а как получится. Разрушенные временем постройки, изгороди, — все это приходилось объезжать по такой дороге, по какой бы легковушка не прошла. Ноги и спина замлели, от толчков и тряски болел каждый нерв, Семен мужественно держался, хотя его почти столетним костям приходилось тоже несладко.