Штамм "Ратоньера"

Лиза говорила убежденно, и одновременно с профессиональным спокойствием, без всякого смущения. Зато Иван, кажется, впервые сообразил, что перед ним все-таки дама, и что тема человеческого воспроизводства довольно интимная, он покраснел, отвел глаза, и тут его осенило во второй раз.

— Погодите! Так вы специалист по этому всему, нет?

— Не нет, а да. Я как раз училась в Москве, потом, правда, вернулась в родной город, может, зря, но тоже в этом направлении работала. В конце концов, успехов не добились нигде, ни в столицах, ни в провинции.

— О-о, так, может быть… — начал Иван, но вынужден был прерваться на мелодию телефонного звонка:

— Простите…

Выходить из палаты Иван не стал, просто отвернулся к окну:

— Да! Да, в больнице я, в городской. Что? Уже можно вылетать? И где нашли? Ну да, пока погода… Ждите, я подъеду!

Иван дал отбой и широко заулыбался:

— Вот, нашли то место, сейчас летим, — сказал он, демонстрируя экран телефона, будто это подтверждало его слова. — Риф там, оказывается, крошечный островок. Уж найдем, не найдем, я вам сообщу сразу, хотя… Лизавета Михална! А вы не хотите с нами поехать, а?

— Я? — растерялась Лиза. — Но я… даже не знаю, а что надо будет делать, копать, искать… — она быстро, с испугом и надеждой в глазах обернулась на Максима: — я помешаю вам…

— Ну, копать — это вы спешите! Мы даже не знаем, что найдем. Как-никак, вы флешку довезли, вам и честь первооткрывателя, и вдруг мы вправду сразу что-то этакое медицинское обнаружим? Если что, вы не бойтесь, с нами две дамы едут, такие боевые дамы, доложу я вам. Они и в патруле были, и здесь в хосписе дежурят, но вот не врачи они!

— Да разве же в городе больше нет врачей-репродуктологов? — удивилась Лиза.

— Есть, конечно, но не они флешку привезли. Или вы на вертолете боитесь лететь?

— На вертолете? — в глазах Лизы светился только восторг. — Всю жизнь хотелось попробовать… Нет, я не могу, я же не одна.

— Езжай, Лиз, — сказал Максим. — Как раз по тебе дело, развеешься…

— А ты? По-твоему, ты будешь тут больной валяться, а я поеду?

— Ну почему валяться? И что ты будешь делать, рядом сидеть? Зачем при огнестрельном ранении врач-гинеколог?

Иван, до сих пор деликатно помалкивавший, подал голос:

— Вы, конечно, как знаете, но это недолго совсем! На вертолете часа полтора туда, часа полтора обратно, к вечеру вернемся.

— А если не найдем ничего?

— Ну, энтузиасты останутся, вас мы никак задерживать не будем.

— Лиза, езжай, — повторил Максим. — Я же не при смерти.

Она чуть помрачнела:

— Не надо так говорить… — но тут же отмахнулась от неприятной мысли. Видно было, что Лиза готова лететь на поиски хоть без вертолета. Ее деятельная натура просто задыхалась в ожидании.

— Неужели можно вот так просто сесть и полететь, там же граница рядом? Отношения между странами и так никакие были, а уж сейчас…

— Сейчас до правительств, как до Луны, а простые люди между собой всегда договорятся, — заверил Иван. — Пограничники бандитов гоняют сообща, и, если действительно там вакцина, врачей надо будет со всего мира звать! Либо все вместе, либо все пропадем, третьего не дано! С испанцами, кстати, списались… там тоже группа активистов, даже русскоязычные есть. Может, они у себя что найдут.

Лиза присела у койки на корточки, хотя рядом был стул.

— Ты правда не возражаешь? Ты скажи, я останусь…

Иван деликатно вышел в коридор, бормоча, что подождет там.

— Ну как я могу возражать? Мы же действовать ехали, а не сидеть в ожидании. Езжай, хорошо? Хоть нахлебниками нас считать не будут. А пара дней пройдет, и мне дело найдется.

— Какие пара дней? Ты знаешь, сколько еще рукой шевелить не сможешь? — возмутилась Лиза и тут же спохватилась: — Ну, прости. Восстановится рука, не сразу, но заработает. Тогда и… Ты правда не возражаешь?

— Правда.

— Спасибо, — прошептала Лиза, счастливая, как девочка, которую отпустили в кино. — Ты мой такой хороший. Я виновата, да… я же знаю, что ты отпустишь, и злиться потом не будешь, и недовольство не будешь показывать. Я там не буду задерживаться, честно. Просто я верю, что не может же это все быть зря. И теперь, в смерти и безнадежности рождается новое человечество… и оно обязательно будет сильным и светлым. Правда ведь? Правда? И пусть я просто в лаборатории работать буду… хоть пробирку подам… я же уже полгода никак не могу быть донором. Мне это важно, понимаешь? Ну вот… я скоро!

Она прижалась к его губам, пригладила волосы, как ребенку, которого у них не было, улыбнулась напоследок и исчезла. Только из коридора донеслись быстро удаляющиеся легкие шаги и — совершенно неожиданно — пение. Хотя не так уж это было неожиданно. Просто ясный весенний день или тень надежды, витавшей в воздухе, наполнили мир чем-то неуловимо радостным и необычным. Сам воздух звенел, и Лиза, уходя, напевала пустяковую песенку, которую и не помнила толком:

— Бессовестно красивая, бессовестно влюбленная, бессовестно счастливая, мечтами окрыленная!

Теперь ожидание предстояло ему. Максим потянулся за телефоном, поглядел на часы, подумав, что время будет тянуться чертовски долго. Его снова стало лихорадить, и в некотором роде это оказалось к лучшему. Сознание ушло в полудрему, потом появилась спиценосая медсестра и разбудила его. Но солнечный квадрат на стене почти не сдвинулся, значит, времени прошло мало и звонить Лизе было рано. Можно было обдумать… похороны, например. В случившееся все равно не верилось, не вязались все эти привычные слова — кладбище, гроб, могила — с живым и ярким образом друга. Сам Кирилл об этом и не думал, говорил:

— Помру лет через пятьдесят где-нибудь в Греции, песком занесет и ладно.

А если на плите высечь то изречение про спартанцев: «Путник, поведай ты гражданам Лакедемона, что, их заветам верны, мертвые здесь мы лежим». Пойдут ли местные навстречу — он же и впрямь пока ни оплатить, ни предложить взамен равноценной услуги не сможет. Разве что заняться нанесением букв самому. В принципе, это несложно.

Заглянула снова ведьма, с ненавистью процедила:

— Обед. Вас просили предупредить отдельно.

Ответного «спасибо» она не услышала — исчезла за дверью быстрее, чем Максим даже голову в ее сторону повернул. Он с минуту поразмыслил, стоит ли кричать и просить принести порцию в палату, или не особо-то он и голоден. Диабетикам нельзя пропускать прием пищи, или это язвенникам? Можно было дотянуться до телефона и проверить это в сети, но заряд стоило поберечь, сколько его там осталось, и когда еще будет возможность его зарядить. Розетку на стене предусмотрительно закрыли дранкой, заклеили скотчем, сверху прикрепили лист, где было от руки написано: «Кипятильниками и электробритвой не пользоваться!!! Телефон не заряжать!!!» — аж с тремя восклицательными знаками для пущей убедительности. Впрочем, если бы Максим вздумал наплевать на запреты, зарядного устройства у него все равно не было, да и электричество, как предупредили, в палаты давали только по вечерам, берегли для операционных.

Сейчас был день, до заката времени оставалось много. Он хотел было попробовать встать и выбраться в коридор, поспрашивать других пациентов о здешних распорядках, но из руки по-прежнему торчала игла, соединенная с трубкой капельницы. Накатила страшная слабость. Черт, сколько же он еще будет беспомощной обузой? Если бы не рана, летел бы сейчас над морем… хорошо, Лизу уговорил отправиться. Она отвлечется от мрачных мыслей, почувствует себя при деле, может, ничего не получится, но хоть какое-то время она будет счастлива. А потом? Он запретил себе мечтать, чтобы не разочаровываться, но Лиза крушения надежд не перенесет. Все должно быть хорошо. Все непременно будет хорошо…

Электричество здесь все же было — снаружи играла еле слышная мелодия, определенно классическая музыка. Она не перекрывала общий больничный шум, но слышалась все же явственно. Неужели с улицы у кого-то из машины? Двадцать лет назад еще подобное случалось, а сейчас такого легкомыслия люди себе не позволяют.