Страница 49 из 154
Посреди стола стояла массивная подставка для писчих принадлежностей, но Грабец к ней не притрагивался. У него всегда был каллиграфический почерк, и он гордо презирал новомодные ручки, не требующие заправки чернилами. Грабец выудил из хаоса бумаг сероватый отпечатанный на машинке лист, вчитался, шевеля губами, как ребенок:
- Блокада города с моря и по суше… сильнейшие разрушения, авиационные удары, пожары, голод… по контурам Исаакиевского собора опознан Санкт-Петербург. Петербург, и как я, дурак, не догадался, был же там…
Он отложил лист в сторону, взял другой.
- Взрыв бомбы невиданной силы… восток, судя по внешности людей и ландшафту - Япония. Один из очевидцев определяет порт в Нагасаки. Тип одежды медиевальный, что соотносит время действия с периодом великой войны… Здесь же, в районе Тихоокеанской Азии, депрессивный политический режим, сильнейшая диктатура, уничтожение мечетей и христианских церквей, массовые жестокие казни населения… Китай или Индокитай… более точно местность не определяется… Сильнейшие беспорядки на востоке Европы… Авиационные удары на востоке Европы… военные и гражданские объекты… двойным авиаударом взорван поезд, идущий через реку Морава… тип одежды футуристический… Боже, боже, если это и впрямь расплата за великую цивилизацию… Где же это было…
Теперь ему попался нотный лист, Грабец разглядывал его, будто черные значки могли дать разгадку мучавшего его вопроса.
- Хенрик, твой прощальный поклон, твоя лебединая песня. Может, и к лучшему, что ты сломался на этой кукле, а может, я виноват. Эх, сколько бы ты еще смог написать… ну да все равно, ступай в огонь, последняя мелодия гения.
Грабец скомкал лист и бросил, но до камина бумажный комок не долетел. Грабец не заметил этого, бормоча себе под нос мотив:
- Пара-ра-рим… Нет, ничего у меня не выйдет. Ты просто умер, Хенрик, а я умер как поэт.
Он вытащил очередную бумагу, исписанную карандашом, его собственным четким почерком. Плохо, намного хуже, чем он сочинял когда-то. Не годится для лебединой песни. Грабец расправил лист - строки вымучены, слова не такие. Если бы написать стихи на мелодию Лахеча, это бы прогремело, но увы - что есть, то есть.
Река бежит из глубины столетий,
Прокладывая русло наугад,
Летит стрелою ровной на рассвете,
Петляет меж холмами на закат.
И рябь течений не на глади водной -
На странах и истории лежит.
В притоке - судьбы целого народа,
И в капле - человеческая жизнь.
В сиянье радуг брызг и водных вихрей
Сменяют череду удач и бед
Водовороты войн и смут великих
И заводи спокойных, мирных лет.
- Авианалеты, разрушения на территории… беспорядки в Западной Европе, пожары… взрыв Триумфальной арки, тип одежды и оружия…
На полотне всемирного разлада
Багровый расцветает колорит,
И потому кровавым водопадом
Река остановилась и бурлит.
В крови зенит, закат пылает красным.
Клубится над восходом черный дым.
И кровью опустевших жил…
Грабец упал лицом в бумаги. Возможно, далее читать было свыше его сил, - а возможно, бывший великий писатель просто забылся тяжелым хмельным сном.
========== Часть 3. Южанин. “Все смешалось - враги, свои…”. Судьба Доната ==========
Мэсси молча стоял напротив вождя поселенцев. Сказать было нечего, оправдываться бесполезно, он просто ждал, когда Сакко поднимет людей по тревоге. Черное небо с мерцающими цветными алмазами звезд говорило о самом страшном наступившем полночном морозе, при котором снег смерзается и уходить по нему легче, но о побеге он подумал лишь на секунду. Такая попытка спастись тоже не имела смысла.
Однако Ивата не торопился будить лагерь. Он перевел взгляд на привязанного Доната, опять поглядел на Мэсси в упор:
- Ну? Я жду. Ты язык проглотил?
- Вислава ни в чем не виновата, - сказал Мэсси невпопад.
- Ах ты, ящерица красноухая! - удивился Сакко. - Ты мне еще будешь рассказывать сказки и Славушку защищать, как будто я ее обижу. Лучше говори, кто тебе этот выворотень. Говори и помни - врать можешь кому угодно, но не мне.
- Он мне друг, - Мэсси и так понимал, что убедительную легенду придумать не сможет. - Мы оба из горного города.
- Но ведь ты сам не выворотень?
- Нет.
- Так-так.
Мэсси снова замолчал, не зная, что говорить. Сакко с насмешкой спросил:
- И что же, там теперь людей принимают как дорогих гостей?
- Нет, меня считали выворотнем.
- Просто замечательно. Шерны кто угодно, но не придурки. И я тоже, кстати, если ты еще не заметил.
- Я знаю. Пока я был маленьким, особо не отличался. Сейчас скрываться стало невозможно, я и удрал, - Мэсси решил не рассказывать, что убежал не совсем по собственной инициативе.
Сзади захрустел снег, Мэсси в панике обернулся. Маленький закутанный в шубку призрак заговорил плачущим полушепотом:
- Попался, да? Дядя Сакко, чего он натворил?
Это оказалась Вислава. Сакко кивнул ей и быстро сказал менее суровым голосом:
- Пока ничего, где ты его нашла, жалостливый ты ребенок?
- На склоне… он же вроде нормальный парень, дядя Сакко!
- Мы тут все ненормальные. А он изначально был такой дерганый, без бинокля видно, что дело нечисто. Давай, рассказывай дальше. Хотелось бы мне знать правду, почему ты так похож на одного человека… хотя есть ли тут правда вообще.
- На старого Кубана? Не знаю, к тому же он мне никто, и я…
- К тому же старый Кубан, - ледяным голосом отчеканил Сакко, - умер холостым, детей у него не было, и похож ты на него не больше, чем на меня.
Снова все молча стояли в тишине, лишь потрескивал костер, да изредка от столба хрипел что-то в полубеспамятстве Донат. Далеко на горизонте, обрисовывая горный вал, слабо сиял перламутровый ореол Земли, Благословенной звезды. Мэсси вдруг понял, что в мыслях впервые не назвал ее Проклятой. Ивата вроде бы защищал Победоносца. А, все равно хуже уже не будет.
- На кого я похож?
- Сам не знаешь? В живых ты его не застал, молодой слишком.
- На Победоносца?
Ивата вдруг быстро шагнул к Мэсси и дернул его за руку в сторону.
- Давай отойдем, и ты, Славушка, тоже.
- Куда? - удивился Мэсси шепотом, потому что теперь они пробирались между палаток и говорить в полный голос было рискованно.
- Хотя бы сюда, - Сакко остановился около возведенной вечером ограды, за которой начиналась ледяная пустошь. - Подальше от выворотня. Чтобы он ничего не слышал, а то завтра начнут его пытать, он и разболтает.
- А если он не услышит, его не будут пытать? - уточнил Мэсси.
- Не, пытать его будут в любом случае, просто, если он ничего не будет знать, то ничего не расскажет. Ну выкладывай, что ты там про Победоносца говорил. Почему ты на него похож, как вылитый?
Мэсси решился. Пожал плечами и так же спокойно, как Ивата, ответил:
- Наверное, потому, что я его сын.
Ивата вздохнул несколько раз, коротко и хрипло.
- Это ты врешь, это ты, братец, врешь, быть такого не может…
- Мне так сказали, - Мэсси только сейчас понял, что его колотило крупной дрожью, капюшон свалился с головы, виски и затылок обдало холодом.
Вислава ахнула, затем зашептала медленно, нараспев:
- Со звезды далекой, что сверкает над пустынями… Я не помню дальше.
- Сверкает то сверкает, только ничего это не доказывает, - Ивата скатывал голыми руками снежки, будто не чувствуя холода. - Вот что, сказочник, у человека обычно два родителя, так мать у тебя была?
- Была. Она умерла сегодня утром, точнее, уже вчера, - Мэсси зажмурился, снова остро ощутив потерю. Неужели так недавно? Словно годы прошли… - Ее звали Ихазель.
- Ихазель, - Сакко раскрошил снежок в руках. - Это хуже. Это намного хуже. Да знаешь ли ты, что… ладно, тебя там не было. Интересно, как она ухитрилась. Вот что, сказочник, доказательства у тебя есть?
- Нет. Только слова матери, - Мэсси решил, что упоминать Авия будет лишним.