Элрик: Лунные дороги

– Я рада, что вы здесь, – промурлыкала она и обняла Фроменталя. – Вы прибыли как раз вовремя, чтобы встретиться с друзьями лорда Реньяра. Они принесли неутешительные новости. Как мы и предполагали, наш враг напал по крайней мере на три мира, и все они стратегически важные. Ваш собственный мир находится в смертельной опасности. Даже Танелорн в осаде, на этот раз из-за Порядка, и может пасть в любой момент. А теперь, похоже, и Му-Урии грозит опасность. Это все не случайно, друзья. У нас очень могущественный враг.

Она повела нас из гавани по узким петляющим улицам.

– Но Танелорн не может пасть, – возразил Фроменталь. – Танелорн вечен.

Уна обернулась и очень серьезно посмотрела на него.

– Сама вечность, как мы ее понимаем, в опасности. Все, к чему мы относились как к должному. Все, что постоянно и неизменно. Все подвергается нападению. Амбиции Гейнора могут привести к уничтожению всех разумных существ. К окончанию разумной жизни. К нашему вымиранию. А возможно, даже к уничтожению самой мультивселенной.

– Вероятно, нам следовало убить его, когда он начал угрожать, – вздохнул Фроменталь.

Юная охотница пожала плечами и повела нас к ближайшему узкому зданию.

– Вы бы не смогли убить его, – сказала она. – Это невозможно, с моральной точки зрения.

– Как это? – спросил я.

Она ответила скучным тоном, словно я не мог понять самого очевидного:

– Потому что в тот момент общей истории наших миров он еще не совершил своего самого главного преступления.

Глава девятая

Совещание сфер

Представления о времени в Миттельмархе весьма сложно понять. Это выглядело так: нам суждено прожить много жизней в миллионах альтернативных миров и каждый раз пытаться изменить свою историю, что удается очень редко. Лишь иногда один из нас преуспевает, и именно усилия, направленные на изменения, каким-то невероятным образом поддерживают Вселенную в равновесии. Вернее, множество альтернативных вселенных, которое Уна называла мультивселенной, – в них и проигрывались различные варианты истории нашей жизни.

Уна проявила огромное терпение, объясняя мне все это, но, будучи человеком весьма прозаичным, я никак не мог принять их точку зрения, которая, казалось, противоречила здравому смыслу. Постепенно я начал видеть более широкую картину, и это помогло понять, что наши сны – лишь отголоски других жизней, их наиболее драматичных моментов, а также то, что некоторые из нас могут перемещаться между этими снами и разными жизнями, а иногда даже менять их.

Уна рассказала обо всем этом после того, как отвела в комнату и позволила освежиться. Когда же я набрался сил, она повела меня по извилистым улицам Му-Урии, оживленного, многолюдного города, куда более многонационального, чем я ожидал. Во тьму явно изгнали не всех. Люди всевозможных рас и вероисповеданий занимали целые кварталы – наглядное свидетельство смешения разных культур, в том числе и офф-му. Мы шагали мимо уличных ярмарок, столь популярных в современном Кёльне, мимо домов, которые органично смотрелись бы в городах средневековой Франции. Стало очевидно, что офф-му издавна начали привечать беженцев с поверхности, все они жили сообща мирно и счастливо, сохраняя традиции и обычаи своих народов. Город казался знакомым и в то же самое время экзотичным. Уна вела меня мимо зеркальных базальтовых террас, заросших бледным мхом и лишайниками, резных балконов из белого камня – на них стояли местные жители, почти не отличимые от каменных изваяний. Вечная, сверкающая огнями ночь обладала притягательной красотой. Я теперь понимал, почему многие остались тут навсегда. Пусть они никогда не увидят солнечного света и цветущих весенних лугов, зато и не познают войн, что в любой момент могут лишить тебя и того и другого.

Я вполне разделял чувства людей, решивших жить здесь, но не мог дождаться, когда снова увижу знакомые лица пышущих здоровьем краснощеких крестьян Бека.

Местные жители казались не совсем живыми, хотя очевидно наслаждались жизнью и сумели создать высокоразвитую цивилизацию, в то время как над их головами нависала многотонная толща, их страну окружали темные границы, все звуки были приглушены, а обращение здесь царило несколько преувеличенно вежливое, какое в многолюдных мегаполисах обычно не встречается. Я восхищался их достижениями, но сам по доброй воле ни за что не согласился бы поселиться здесь навсегда. Смогу ли я когда-нибудь вернуться на родину?

Меня снова переполняли отчаяние и разочарование. Я любил свою страну и свой мир. Мечтал о возможности сражаться за все хорошее и честное, что еще не исчезло в них. Я хотел занять свое место среди тех, кто противился трусливому злу. Среди тех, кто встал на пути жестоких сил, стремящихся уничтожить все ценное в нашей культуре. Я сказал об этом Уне, пока мы шли по петляющим каньонам города, восхищаясь садами и архитектурой и приветствуя прохожих.

– Поверьте, граф Улрик, – заверила она, – если у нас все получится, то вам представится возможность снова сразиться с нацистами. Но для этого нужно еще очень многое сделать. Линия фронта на данный момент проходит по крайней мере по трем мирам, и наш враг с каждым днем становится лишь сильнее.

– То есть вы имеете в виду, что я буду бороться за то же дело, если приму участие в вашей борьбе?

– Я имею в виду, что дело у нас общее. А как вы послужите ему, решать вам. Но ваше решение одновременно повлияет и на другие.

Она улыбнулась и взяла меня за руку, ведя по огромной естественной котловине, расположенной в самом центре города. Сталагмиты здесь не росли, а сталактиты на своде скрывала густая тень, падавшая от яркого свечения озера.

Сначала мне показалось, что это большая арена, но зрителей я не заметил. Через котловину проходила широкая дорога, которая, по всей видимости, вела прямо к озеру. Если бы офф-му не так сильно отличались от людей, я бы предположил, что это место создано для проведения военных парадов: торжествующие моряки могли бы пройти здесь победным маршем под ликование зрителей, сидящих с обеих сторон.

Уну рассмешили это мое неловкое предположение и замечания, что дорога такая гладкая потому, что по ней прошли тысячи ног, и что в этом месте пахнет чем-то очень знакомым.

– Скорее всего, вы это место больше не увидите, – сказала она, – если вернется его обитатель.

– Обитатель?

– Конечно. Он жил здесь с офф-му с самого начала времен. Некоторые считают, что они вместе пришли в этот мир, да и город построили вокруг него. Он очень стар и почти всегда спит здесь. Однако порой – видимо, когда проголодается, – он просыпается и направляется туда, – она ткнула пальцем в широкую дорогу. – К озеру. Исчезает на неопределенное время, но всегда возвращается.

Я огляделся в поисках признаков жилья.

– Он живет прямо здесь? Без мебели и без какого-нибудь укрытия? Уна веселилась, видя, как я озадачен.

– Это гигантский змей. Выглядит как волок, но намного крупнее. Он спит здесь и никогда не причинял вреда офф-му. А в прошлом даже защищал их. Они считают, что он уползает на охоту. Странное существо, по бокам у него длинные плавники, почти как крылья у ската, но он все-таки рептилия. Некоторые верят, что у него есть рудиментарные конечности и на самом деле он скорее ящер, нежели змей. Что-то вроде тех выловленных со дна выползин, которые используют вместо плотов, только, разумеется, намного больше.

– Мировой Змей? – спросил я полушутя-полусерьезно, имея в виду Уробороса, который, как считали наши предки, охранял корни Мирового Древа.

Она ответила на удивление строго:

– Возможно.

Затем снова развеселилась и взяла меня за руку.

Я вдруг понял, что перешел границу дозволенного, и обрадовался, что она снова засмеялась и повела меня по извилистым тропинкам – продемонстрировать утонченную красоту водных садов, созданных из натурального камня и искусственно выращенных лишайников. Блестящие брызги света, дымкой висящие над миниатюрным водопадом, отражали нежные оттенки причудливой подземной флоры. Моя провожатая, увидев, насколько я заворожен этим зрелищем, гордилась, будто полноправная хозяйка чудес Му-Урии.