Пять/три

– Очень уж я хотел, чтобы был второй шанс, наверное.

– Может, и так. А может, это он и есть, шанс? Чтобы вот так, на кораблике – и в небо? Почём тебе знать? Вдруг там и правда лучше? Или нет. Не знаю. Не философ я, чтобы во все эти сферы непонятные тянуться. Просто делаем своё дело, Толя. Вот и всё.

Просто делаем своё дело. Да.

Через неделю на дороге перед маяком снова затарахтел внедорожник. Работа в Заполярье закончилась, пора было возвращаться в тепличную Москву. И хочется, и не хочется – север крадёт душу похлеще сияния, да и не лоскуток вовсе, а всю, до последнего всполоха.

Они стояли около автомобиля – урчал мотор, готовился к броску через неприветливую тундру.

– Прощай, Потапыч.

– Ещё увидимся. Береги себя, Толя.

И не успел Толик погрузить в багажник свой чемодан, как смотритель уже пошёл обратно к дому. Не обернулся, не помахал рукой – пустое. Большой и неотвратимый, как ледокол «Потапыч», будто и не человек вовсе. Хотя нет, уж он-то точно человек, да ещё какой. Человек-маяк.

– Ну что, двинули? – водитель уже забрался в машину и потирал раскрасневшиеся на морозе руки.

Над головой кричали чайки, где-то внизу раскатывались волны и неласковый голос ветра звенел в ушах. Тундра. Устраиваясь на пассажирском сиденье, Толик уже знал, что сделает однажды. Быть может, не сразу, а после того как повидает и другую жизнь. Но сделает непременно. «Прошу принять на должность: смотритель маяка, п. Китовый, Мурманская обл.».

Звёзды: «Вкл.»

Юрку снова поколотили в школе. Сбежав от обидчиков, он спрятался в кустах сирени, что густо росли под окнами музыкального класса. Сейчас была осень, почти все деревья стояли голыми, и только сирень ещё цеплялась за свои потемневшие скрюченные листья. Юрка рукавом размазал под носом кровь. Болело, конечно, но ничего, не беда. Он только пошёл в шестой класс, а его обидчики, друзья брата, были уже в восьмом. За лето они так набрали роста и силы, что Юрка понял – теперь колотить его будут больно, по-взрослому.

Выждав время, он выбрался из кустов. Ветки процарапали куртку, оставив грязные следы. Ерунда. Мама ругать не станет – она давно уже ни на что не сердится.

С рождения Юрку окружал серый и злой мир. Рабочий посёлок Звёзды давно перестал быть рабочим. С 1970-х здесь был железорудный карьер, жители процветали. Но ещё до Юркиного рождения карьер закрыли, и теперь забытые всеми Звёзды доживали свой век, как умели. А для доживания особых навыков не нужно: болтайся без дела, жалуйся на судьбу да пей побольше – вот и весь рецепт. В Юркиной семье так и делали. Отец беспробудно пил, шатаясь от одной подработки к другой, – нигде закрепиться не удавалось. И все у него были виноваты: и канувший в Лету Союз, и нынешняя власть, и «проклятущие бесы» из других стран, и даже иногда тайное общемировое правительство. И поскольку никого из виноватых он наказать не мог, доставалось домашним: поколачивал и мать, и обоих сыновей. Мать работала продавщицей в единственном на все Звёзды магазине и в последние годы всё больше погружалась в себя. Даже на отцовы побои уже реагировала слабо, как будто он вышиб из неё все цвета, оставив только серый. А старший Юркин брат Макс, судя по всему, гордо шёл стопами отца.

Юрка был другой. Цветной какой-то, что ли. Его окружала серость, но внутри у него вращались добрые радужные вселенные. Он не злился, не грубил, не мстил, хотя поводов было предостаточно. За это его и колотили – распускал свои лепестки среди шипов, а тут такое не принято. Бьют – бей в ответ, пьют – пей со всеми, такие порядки. Друзей у Юрки не было.

И вот теперь он возвращался из школы с разбитым носом и по разбитой же дороге. Накрапывал дождь. В Звёздах почти всегда было пасмурно, солнце только в разгар лета пробивалось тощими лучами, а после – снова пелена. Не хватало здесь чего-то солнцу, не нравилось ему в Звёздах. А у Юрки была мечта – хоть раз успеть загадать желание на упавшую звезду, настоящую. Но он ни разу такого не видел.

Слева от дороги было ответвление, оно вело в старый парк. Ухоженный и чистый в былые годы, сейчас он весь зарос, а железная ограда проржавела и погнулась. Посреди парка стояло увядшее деревянное здание – планетарий. Юрка часто ходил туда после уроков, пошёл и сейчас.

Перед планетарием на небольшой площадке высился заросший мхом памятник Владимиру Ильичу. Когда-то вокруг постамента была клумба, и там по старой памяти каждое лето пробивались красно-бурые цветы. Длинное одноэтажное здание из дерева было выкрашено в сизый цвет, а облупившиеся наличники всё ещё сверкали белым. Круглый купол правой башни был обшит металлическим листом, а на башне слева сделали открытую площадку для наблюдения за звёздами. Видно, когда-то чистого неба над посёлком было больше. По центру над входом из белых досок была сбита надпись: «ПЛАНЕТАРИЙ».

Для Юрки это был самый прекрасный дом во всех Звёздах. Сюда почему-то никто не ходил: окна были целы, экспозиции внутри нетронуты. Книги по астрономии покоились на полках, карты – на стенах, а глобусы на подставках. Заброшенность выдавали только слои пыли и отсутствие электричества. Хотя за последние месяцы Юрка изрядно там натоптал – он открыл для себя планетарий летом, убегая от очередных побоев. Взрослые никогда не говорили об этом месте, как будто его не существовало, но Юрка знал – здесь, в заброшенном доме, жизни и красок больше, чем во всех остальных Звёздах.

Внутри было темновато. В холле стоял невесть зачем поставленный туда рояль, он выдавал жуткие нестройные ноты – Юрка проверял. Ряды кресел вдоль стен, гардероб. Отовсюду смотрели портреты учёных и космонавтов, с потолка свисала Солнечная система из папье-маше. К одной из стен была прибита доска с крючками, и там бесхозяйно висели ключи с подписями: «Зал космонавтики», «Зал астрономии», «Звёздный зал», «Чердак». Юрка всякий раз брал ключи, а уходя, запирал двери и вешал их на место. В такие моменты он чувствовал себя хранителем планетария.

Он ходил по маленьким залам-комнаткам, листал атласы, посветлу читал книги, рассматривал карты. Его завораживали макеты ракет и спутников, старые телескопы и глобус Луны. Какие там были названия! Море Спокойствия, Нектара или Изобилия, Залив Радуги. Даже как-то попалось Болото Гниения, но Юрка быстро забыл, где это. Его очаровывали кольца Сатурна и фигурки динозавров, на которых вот-вот должен был упасть метеорит. В одном из залов даже был стенд, где когда-то лежали подписанные образцы метеоритов, но сейчас их там не было.

Сегодня Юрка первым делом направился в демонстрационный зал, в ту самую башню под куполом. Деревянные ступени гулко ухали под его нетерпеливыми ногами. Он отпер замок, распахнул двойные двери и как будто попал внутрь большого мячика. Царил полумрак, только из небольшого окошка наверху лился скудный свет. По периметру стояли кресла, а в самом центре возвышался он – Зевс.

На самом деле на проекторе было написано Zeiss и какие-то ещё буквы и цифры, но Юрка не знал, что это значит. Летом он читал о богах Древней Греции и почему-то сразу подумал, что вот этот сложный оптический прибор – точно главный во всём планетарии, а поэтому будет называться Зевсом. И он не работал. В другом конце зала Юрка нашёл пульт управления с кнопками и рычажками: «Звёзды вкл./выкл.», «Лунное затмение вкл./выкл.», «Звездопад вкл./выкл.». Но сколько он ни нажимал на эти… нет, не кнопки – почти что заклинания, – ничего не происходило.

– Вот бы хоть раз глянуть, что ты показывал раньше, Зевс. Хотел бы я суметь включить звёзды, и затмение, и звездопад. Наверное, и галактику какую-нибудь было бы видно, – Юрка поводил рукой по чёрной металлической поверхности. Проектор не отозвался.

В дальней части зала, за креслами, что-то вдруг закопошилось. Юрка вздрогнул и стал всматриваться в темноту.

– Эй! Есть кто?

В ответ послышалось тихое шуршание, кто-то совсем не хотел себя обнаружить. У Юрки затряслись коленки – может, какая уличная собака забрела? Он никак не мог вспомнить, затворил он за собой дверь или нет.