Пять/три

И Коля остался. Он прекратил стонать, разлепил веки и посмотрел на Лиду чистыми, ясными глазами. Улыбнулся. Боль как будто сразу перестала мучить его, кровь остановилась – схлынуло всё плохое, как тогда. Только теперь не пришлось заново учиться ходить. И правда, удивительный этот мир.

– Ну что, – прогудел Демьян, врываясь в их воссоединение, – поднимайтесь. Пора на поезд.

Лида как будто только сейчас впервые увидела Колиного проводника. А может, и правда, не видела раньше. Она помогла своему мужу подняться и, поддерживая его за руку, сама направилась в сторону платформы – домой, скорее домой! Теперь она помнила.

Тот же старенький вагон, те же скамеечки, тот же туман за окном. Не успел поезд тронуться, как Лида положила голову мужу на плечо и задремала. Коля гладил её по руке, сиял и, кажется, уже и забыл о недавней жуткой боли.

– Нам ведь не так долго осталось? Там, дома?

Демьян пожал плечами.

– Точного срока не назову. Но по договору твоё оставшееся время делится пополам, половина – ей. «Умерли в один день», и всё подобное. Ну, быть может, день-другой разницы случится, но это уже детали.

Коля медленно кивнул.

– А потом что? Ну вот этот мир… смерти… это же не всё?

– Этот мир есть, чтобы сознание привыкло, это временное и ненастоящее. А что дальше – узнаешь в срок. Но ничего плохого, обещаю.

Они сидели рядом с ним – молодые, убаюканные своей любовью, успевшие перед финальными аккордами сыграть ещё в одно приключение. Что же. Такие они, люди…

– Давай, – Демьян устроился поудобнее на скамейке, – надо поспать. Пока не уснём, не прибудем. Такие правила.

Они очнулись все вместе, втроём, в квартире Николая Яковлевича и Лиды. Старушка тоже открыла глаза и улыбнулась, перевела взгляд с мужа на Демьяна.

– Когда я болела, терпеть не могла запах лекарств. Так он мне опостылел, и ничто не могло его выкинуть из меня, что я решила – баста. Никакого больше нюха. А теперь вот – снова пахнет. Совсем не жалею.

Проводник только ухмыльнулся. Так вот оно что.

– Ну, что же, – он поднялся и направился к двери, – свою работу я выполнил. А вам точно есть о чём поговорить.

– Спасибо тебе, – Николай Яковлевич прижимал руку жены к своей щеке, – мы справимся. Спасибо…

– Так что же это, – второпях спросила Лида, пока он не ушёл, – что же получается, любовь побеждает смерть?

Вот было бы любопытно на это поглядеть. Демьян даже рассмеялся.

– Смерть? Нет, Лида, никогда. Ничто не побеждает смерть, – он сделал паузу. – Но любовь побеждает жизнь. Уж вам-то это известно.

Сказав это, он подмигнул им напоследок и вышел из комнаты.

Тикали часы: «тик-так», за окном визжали дети, где-то у соседей играло радио. Устаканившиеся, гармоничные чьи-то судьбы. В прихожей хлопнула дверь – Демьян ушёл. А в квартире на пятом этаже осталась только их, Лидина и Колина, «вечность».

На свет маяка

Старый внедорожник подскочил на неровности, а вместе с ним и Толик – его единственный пассажир. Уже часа полтора он дремал на соседнем с водителем кресле и вот проснулся.

– Уже скоро, минут пятнадцать, и приедем.

Дорога впереди петляла, хотя вокруг была сплошная открытая серость. Тундра.

В Москве осень ещё не успела выцвести, догорала октябрём, а здесь, на севере, уже лёг снег. Наверное, в солнечные дни можно сойти с ума от белизны. Но сейчас низкое серое небо пластом лежало на тундре, и оба они скрадывали друг у друга простор.

Толик, без пяти минут инженер-электротехник, ехал в посёлок Китовый на берегу Баренцева моря. Его выписали как практиканта для работы на тамошнем маяке, в подмогу к смотрителю. «Романтика!» – подумал тогда Толик и согласился. Сейчас он уже битые часы трясся по вечной мерзлоте, которая забралась в его ботинки и так искусала ноги, что он их не чувствовал.

– Чего смурной? – подал голос водитель, – Не по душе суровый край, а?

Толик растёр замёрзшие руки:

– Да нет. Холодновато просто.

Водитель как-то крякнул, наверное, посмеялся.

– Это ничего! Север он такой – здесь мороз под кожу лезет, как засядет там червяком с октября, так, считай, и до весны. Но тут люди зато тёплые. Хотя компания у тебя, прямо сказать, небольшая будет.

Небольшая – громко сказано. Студента выписал единственный обиталец маяка – какой-то Потап Андреевич Самойлов.

Они добрались до Китового. Посёлок встретил их разбитой дорогой, деревянными домами, невнятными вагончиками и несколькими новостройками в три этажа, покрытыми жёлто-бежевой плиткой.

– Здесь вон и больница есть. Ну как больница, фельдшер да врач, терапевт, наверное. Но, если надо, всё полечит. Школа вон, магазинчик есть. Там завозного много. А, ну и вон там, смотри, за тем зданием справа, видишь вагончик деревянный? Там Степаныч пиво варит, вкусное! Зайди потом, попробуй.

Толику почему-то захотелось пива прямо сейчас. Он и не ожидал тёплых приветствий от Заполярья, но такая здесь витала серая запущенность, что в сердце защекотало: «И чего я сюда припёрся?» Ну, сладит как-нибудь. В походы ходил, вроде не тепличный цветочек. А романтика приложится.

Маяк стоял в стороне от посёлка, километрах в пяти, на мысу. Они проехали ещё немного вдоль моря – оно перекатывалось под обрывом. Впереди вырос и сам маяк – приземистый, грязно-белый. Впечатляет: фонарь его под стеклянным колпаком казался мощным, каким-то уверенным, что ли. Наверное, спасал чьи-то жизни. Не маяк, а герой на пенсии – брошенный и не помнящий сам, что же такого он совершил когда-то.

У маяка дорога кончалась. Толик вышел из машины, и его сразу окутал ветер. Он как будто впервые задышал – непривычно. Здесь, на севере, воздух был другой: особого вкуса и свежести, едва-едва со сладостью, с холодком до самого дна лёгких. Море шумело внизу, но бьющихся волн не было видно, только огромное пространство сильной серо-бурой воды, захватившее взор. Вот где стихия! Вокруг тундра, земля прорастает в небо, небо в море, и не всегда разберёшь, где что.

– Ну что, студент! – водитель уже выгрузил его чемодан из багажника. – С прибытием. Потапыч! Принимай подмогу.

Навстречу, из-за забора, огораживающего территорию маяка, неспешно шёл смотритель. Крупный, с седой бородой и обветренной кожей – он был похож на старый списанный ледокол. Даже ступал он как будто сквозь льды – тихо, но неотвратимо. Подошёл, кивнул водителю с Толиком.

– Потап Андреевич, здравствуйте, я Анатолий, – практикант протянул руку маячнику. – Вот, прислали по вашему запросу.

Потап Андреевич ответил на рукопожатие крепко и сухо, прищурил и без того раскосые глаза. Снова кивнул.

– Ну, заходи.

Сказал и направился обратно к маяку, так же неспешно. Толик спохватился, попрощался с водителем и поспешил за своим новым начальником. Внедорожник прошуршал по заснеженной грунтовке, разворачиваясь, и укатил обратно в город. Теперь всё, отступать некуда. Теперь только море и свет маяка.

Помимо самого маяка, в сущности, не такого уж большого, на территории был небольшой каменный домишко и пара хозпостроек – сарайчик с видавшим виды барахлом и ещё один, закрытый на замок. Смотритель провёл его прямо в дом, и они сразу очутились в тепле. Места было немного, мебель – только нужная. Пара шкафов, кухня, стол, накрытый старой клеёнкой, полочка с книгами, бумажным корабликом и огромной ракушкой. В доме было сухо и натоплено, пахло печеньем.

– Вон дверь, там комната. Вот тут ванная. Вода горячая, тепло всегда – протянули с Китового, там котельная. Газ из баллонов, привозят. Ты поди устройся и давай за стол.

Никакого ответа он не ждал – сразу прошёл в кухню и стал хозяйничать. Толик покатил чемодан в свою комнату.

Тоже маленькая, места только и есть, что для раскладушки, небольшого стола да шкафчика. Ничего, больше и не надо. Стол стоял у окошка, снаружи уже начало смеркаться. Едва слышно шумело море, орали чайки, смотритель гремел тарелками на кухне. Толик разложил вещи, аккуратно, как только мог, – ему отчего-то показалось, что в этом доме ценится порядок. Достал было свои бумажки – пару курсовых по маячному оборудованию, какую-то методичку, он даже учебник с собой захватил и зачётку. Показать, что не лыком шит – в деле понимает. Но просто сложил их стопочкой на столе – похоже, не тот человек Потап Андреевич, чтобы вот так с ходу спрашивать бумажки в доказательство.