Страница 55 из 166
Я подвёл заинтересовавшегося рыцаря к окну, застеклённому слегка мутноватыми стёклами с ладонь, вставленными в свинцовую решётку, и приложил пальцы стеклу. Затем достал лупу, сделанную в Саарбрюккене, и предложил фон Врангелю посмотреть отпечатки. После того как он это сделал, я предложил ему самому оставить отпечатки пальцев на стекле рядом, и сравнить их с моими, убедившись, что линии не совпадают. Далее я попросил Роланда с нашими оруженосцами и слугами тоже приложить пальцы к стеклу, а тамплиер начал сравнивать и их. После моего замечания, что у всех людей отпечатки разные и двух одинаковых нет, фон Врангеля окончательно проняло, и он погнал оставлять отпечатки на стекле своих подчинённых. Наконец, убедившись в моих словах, рыцарь задумался над вопросом: «А как это использовать на векселях?»… Тут он заметил чернильницу на столе, затем посмотрел на кусок пергамента, где делал записи, подойдя к столу, макнул палец в чернила и, приложив его к пергаменту, стал разглядывать свой отпечаток в мою лупу. А молодец он, быстро дотумкал!
— Браво, барон, — я несколько раз хлопнул в ладоши. — Хорошо придумано! Теперь на вексель можно ставить отпечаток пальца, а после предъявления векселя взять ещё один отпечаток и сравнить! Сразу станет ясно, действительно ли предъявивший вексель тот, кто его получил. Это получше подписи будет. Грамоту мало кто знает, да и подделать подпись можно. А пальчики не подделаешь.
— Вообще-то, я не барон, герр де Лонэ, а простой риттер, — немного смутившись, ответил фон Врангель.
— Ну, значит, будете! — продолжил я прикол, которого сейчас никто не поймёт. — За такое открытие ваш Орден непременно пожалует вам титул.
— Не думаю, — покачал головой тамплиер. — Орден Храма Соломона не жалует титулы. Да и титулованные среди братьев встречаются нечасто, откровенно говоря. К нам ведь идут в основном младшие сыновья, которым не светит наследство, а к церковному служению призвания нет. И даже братья, имеющие титулы при вступлении в Орден, ими не пользуются. Хотя, вакантное командорство, наверное, дадут.
Тут рыцарь улыбнулся с предвкушением, а глаза его заволокло мечтательной поволокой.
Когда мы, распрощавшись с будущим командором, вышли из прецептории, Роланд тихо спросил:
— Святой Януарий?
— Ну а кто же ещё? — вздохнул я, оглядывая внимательно смотревших на меня ребят.
Вернувшись в трактир, мы оставили Роланда и Вима, ещё не совсем оправившихся от ран, с нашими вещами, а я с Пьером и близнецами, усадив Тео на коня, и навьючив на двух лошадей ящики с церковной утварью и дорогими одеждами, а также выпросив у Эвальда десяток дружинников на всякий случай (вряд ли Адольф дотянулся до этих мест и зачистил их от других бандитов), в сопровождении Вольфа выехали из западных ворот города, направившись в сторону бенедиктинского аббатства Блаубойрен. Оно находилось в паре десятков вёрст к западу от Ульма, у подножия Швабского Леса. Кстати, рядом с подземным озером Блаутопф, о котором в южной Германии ходит множество легенд.
До аббатства мы добрались довольно быстро и без приключений. Белокаменный монастырь пристроился у поросшего лесом хребта. Стены выглядят не менее внушительно, чем в замке Хельфенштейн, обитель явно не нуждается. По словам брата Ансельма, монастырь был основан шестьдесят семь лет назад на землях, подаренных Римскому Престолу пфальцграфом Тюбингена и другими окрестными аристократами. Дарители не поскупились, и доходов в монастырской казне хватает, что подтверждается активно идущим в аббатстве строительством романской церкви. Главным в монастыре был аббат Ойген — немолодой солидный мужчина, напомнивший крупного менеджера из прежней жизни. Вот надеть вместо сутаны костюм от Армани или Диора с Лагерфельдом, на руку вместо чёток часы «Breguet» или «Patek Philippe», вместо креста — галстук с бриллиантовой булавкой… И пожалуйста, готовый глава совета директоров какой-нибудь солидной корпорации. Впрочем, судя по процветающему виду монастыря, наверное, такой начальник тут и нужен.
Тео он принял как родного, после того как мы с Пьером и близнецами втащили в его покои ящики с церковным златом-серебром, и третий, с тряпками, продемонстрировав их содержимое. Да уж, такой вклад не всякий дворянин в монастырь приносит!
Аббат довольно быстро исповедовал Тео, а затем совершил обряд пострижения. Бывший разбойник Тео, сын Вильгельма, исчез, вместо него появился бенедиктинец брат Теодор. Новоиспечённый монах явно воспрянул духом, и даже на вопрос, чем он займётся в обители кроме молитв, ответил, что в родной деревне у него неплохо получалась резьба по дереву и кости. Ну что ж, в аббатстве можно заняться ремеслом, не глядя на установленные цехами и гильдиями порядки. На наше напоминание аббату, что брат Теодор получил амнистию за прежние грехи только от графа фон Хельфенштейна, а у других власть имущих могут иметься к нему претензии, Ойген нас успокоил:
— Все грехи прежней мирской жизни остаются за воротами обители после пострига. Спаситель наш простил на кресте раскаявшегося разбойника. Кто такие люди, чтобы быть строже, чем Он? Даже герцог или сам Кайзер не рискнут посягнуть на права Дома Божьего.
Тут аббат, конечно, прав, Церковь сейчас — сила! Даже монархи предпочитают не бодаться с Римским Престолом. Хотя времена брутальные и эксцессы на местах случаются. В этом же XII веке, во второй половине, в Англии был… будет громкий скандал. Читал я о нём, запало в память. Началось всё с того, что некий лорд, приехав на богомолье в монастырь, опознал в одном из монахов своего виллана, то есть крепостного. Лорд, естественно, возмутился и потребовал от аббата вернуть уведённую собственность в лице монаха. Но был послан… в общем, по святым местам. Аббат пояснил, что обеты, принесённые Богу, выше обязанностей перед мирскими властителями. Лорда объяснение не удовлетворило, и он похитил своего экс-крепостного, вернув, можно сказать, в первобытное состояние.
Аббат пожаловался Примасу Англии, архиепископу Кентерберийскому Томасу Бекету, который, недолго думая, отлучил лорда от Церкви, освободив его подданных от подчинения их господину. Те тут же прекратили платить налоги и исполнять положенные повинности, а добрые соседи лорда принялись делить имущество нечестивца.