Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 166



Эрих и Ульрих завели наших коней на палубу, где матросы, используя тали, подвешенные к рее и сети, опустили их в трюм, через люк, закрываемый деревянной решёткой. Подвешивать лошадей на специальных ремнях, чтобы их копыта едва касались палубы, не стали, всё-таки тихая, спокойная река, а не море, где от качки лошадь запросто могло прибить ударом о борт. Затем слуги занесли наши вещи в небольшую каюту в форкастеле, которую нам предоставил Солёный Пёс. Там же мы и разместились, в тесноте, как говорится, но не в обиде. Погрузка вскоре закончилась, и хольк, отвалив от пристани, устремился вниз по Саару.

— Вы не беспокойтесь, благородные риттеры, — сказал Дитер. — В Эсслинген я вас доставлю быстро. Реки здешние я знаю, как свой хольк. По Саару и Мозелю течение несёт, оно нынче сильное, видать, в Вогезах дожди прошли. А дальше, вверх по Рейну и Неккару, пойдём под парусом. Там с севера, с моря, ветра дуют, места ровные до самого Швабского леса, идти будет легко. Ничего нет лучше, чем передвигаться по реке, уж я-то знаю! Это не ноги по дорогам бить, и не задницу в повозке или седле. Оглянуться не успеете, как будете на месте!

Солёный Пёс оказался прав. Быстро закончился Саар, и мы вышли в Мозель. Река побольше, а виды те же самые. Деревни, поля, пастбища, лески, замки, иногда городки, из которых самым значительным был Трир на правом берегу. Город древний, построенный ещё до Рождества Христова, некогда римская крепость, а ныне столица архиепископства Трирского. Здесь же был и первый встреченный нами мост, каменный, римский.

Да, умели люди строить! Мосту тысяча лет, а он выглядит так, словно готов ещё столько же простоять! Кстати, и простоит — где-то читал, что он и в XXI веке будет целёхонек. Под мостом мы прошли благополучно, не считая небольшой задержки для того, чтобы временно убрать мачту, не влезавшую под пролёт моста, и уплаты пошлины в казну архиепископа (и по совместительству князя здешних мест, он же один из «электоров» — тех, кто избирает кайзера). Оказывается, в эти времена берут пошлину не только с проходящих и проезжающих по мостам, но и с проплывающих под ними. Впрочем, меня больше удивило не это, а имя князя-архиепископа, которого звали Альбер де Монтрей. Как явный француз, судя по имени, мог попасть на такую важную должность в Германии?

На мой вопрос кормчий пояснил, что в диоцезию Трирского архиепископа вместе с немецкими землями входят и местности, где говорят на французских наречиях, и никого это не волнует, так как всё это владения кайзера Конрада III.





— Тут все перемешались, благородные риттеры. Места такие. Я вот из Висбадена, это в землях пфальцграфа Рейнского, а моя первая жена, покойница, была из Лотарингии, из Нанси. Я тогда молодой был, немного старше вас, разные языки мне легко давались, ну и выучился по-французски, песни ей под окнами пел, чтоб охмурить, значит.

Но в целом плаванье протекало скучновато, и я взялся за тренировки. То мы с Роландом спарринговали на мечах и пальмах (коротких копьях с длинными наконечниками, которыми в пешей схватке удобно не только колоть но и рубить), то подтягивали наших слуг в этих делах, то сами учились у них работе с булавой, топором и боевым молотом, которым их выучил наёмник Курт. Вообще-то не совсем наше оружие, но вдруг ничего другого не останется? Ещё близнецы учили нас метанию ножей и дротиков — мне удалось победить упрямство Роланда, поначалу считавшего ножи неблагородным оружием, внушив ему мысль, что сарацины в бою не заморачиваются благородством (на себе испытал с их потомками!), а значит, против них годится любое оружие. Кроме того, мы вчетвером стреляли из арбалетов с ахтеркастеля по мишени, установленной на форкастеле, соревнуясь на скорость и меткость, благо Карл и арбалеты близнецов переделал по-новому, поставив ворот.

Также я познакомил моего друга и слуг с полезной на войне новинкой — сапёрной лопаткой с разъёмным черенком, тоже заказанной у Карла. Вообще-то, железная лопата для этих времён вещь невиданная, их сейчас делают из дерева, максимум с железной кромкой. Ни мой друг, ни слуги поначалу не поняли, зачем тратить дорогую сталь на столь «низменную» вещь. Но когда я вспомнил уроки нашего сержанта в армии и продемонстрировал, как можно использовать острозаточенную (в том числе и с боков) лопатку, даже Роланд, задумчиво вертя в руках инструмент, признал, что против слабозащищённого противника и в ограниченном пространстве «эта штука не хуже топора будет».

Команда «Ундины», насчитывавшая три десятка человек, с удовольствием наблюдала наши тренировки (явно не каждый рейс им выпадало такое развлечение), делая ставки на исход спаррингов, а также состязаний по стрельбе и метанию колюще-режущих предметов. Даже суровый штойерман, несмотря на строгий вид, поглядывал на наши забавы с интересом. Во время отдыха от тренировок я тренькал на лютне, подаренной Магдой Роланду перед отъездом с позволения отца, пытаясь изобразить какие-нибудь мелодии из будущего. Роланд всё равно ни в зуб ногой, но всё же попросил меня отнестись к подарку Магды бережно. Заверив, что ничего с лютней не случится, я снял, на мой взгляд, лишние струны, и настроив инструмент наподобие шестиструнной гитары, вскоре приноровился на этой штуковине не только брать аккорды, но и играть пару мелодий щипковым методом. А именно старинную английскую мелодию, впрочем, ещё ненаписанную, под названием «Greensleeves» (в переводе «Зеленые Рукава» — прозвище неверной возлюбленной, к которой обращается автор) и канцону Владимира Вавилова, ставшую основной для песни «Город золотой». Эти две оказавшиеся на самом деле достаточно несложными вещи я от нечего делать выучил по видеоурокам в интернете, и сейчас моей игре с расширенными от удивления и восхищения глазами внимали мои спутники и вся команда «Ундины», включая штойермана.

Так продолжалось до тех пор, пока мы не миновали Кобленц, тоже на правом берегу Мозеля, где он и заканчивается, вливаясь в полноводный Рейн. Тут выяснилось, что то ли Ульрих напутал с местным мостом, то ли его собеседники на плоту. Нет, мост имелся, и тоже римский (Кобленц также был некогда крепостью великой Империи), но оказался он переброшен не через Мозель, а через Рейн, да ещё и разрушен в центральной части, причём, похоже, давненько. Впрочем, местные натянули над проломом подвесной мост, по которому шли пешеходы, переводили в поводу лошадей, бригады «бурлаков» перетаскивали на верёвках повозки, удерживая такими же верёвками.