Страница 109 из 115
Появившийся полицейский агент со стандартной немецкой фамилией герр Мюллер говорил на немецком с каким-то легким акцентом, но потрясенный возможностью собственной гибели, медикус на сие внимания не обратил. Полицейский же объяснил господину Шестову, что требование герра офицера более чем законно, вот только необходимо наличие секундантов, если его коллеги-полицейские для сего дела подойдут, отчего же не продолжить, вот только место поединка все-таки перенести в более безопасное для публики место, да в тот же двор дома. Когда же Николай Александрович окончательно стал прощаться с бренным бытием, герр Мюллер наклонился к нему и прошептал: «Милейший, я постараюсь уладить это дело так, чтобы до дуэли не дошло. Вы согласны?» — Шестов в ответ закивал головой, ибо уже живо представлял себя в виде трупа с дыркой в туловище и прикидывал, какие посмертные изменения и как попортят его довольно упитанную тушку, ибо стрелять он не умел совершенно. В присутствии свидетелей, тех же агентов полиции (у которых растерянный доктор от медицины даже не проверил жетоны!), Шестов обещал выплатить оскорбленному супругу «виру» — Vergütung[8], не обратив внимание на сумму, лишь бы не стреляться! И только через три дни, когда означенный герр Мюллер посетил студиозиса в его номере, поскольку два дни Шестов пил — не переставая, но на третий уже не мог — в кредит никто ему спиртного не пожелал наливать, а мучился обычным русским похмельем, до доктора дошло, в какую неприятность он всё-таки вляпался! А полицейский чин рассказал ему, что означенную сладкую парочку — барона и его младую супругу подозревают в мошенничестве, вымогательстве денег за оскорбление мужа-рогоносца. Но доказать ничего не могут. И сих господ уже в приличных домах не принимают. Герр Мюллер был само сочувствие. Он только поинтересовался, сможет ли герр доктор собрать за оставшиеся три дни необходимую сумму, в противном случае ему грозит долговая тюрьма и прощай, карьера! Тут только до Николаши дошло, что он целых три дня потратил на пьянство! Пообещав найти указанную сумму, вьюноша бросился в банк, через который происходила оплата его обучения. Не стоит говорить, что и часть означенной суммы найти он не смог. Вновь навестившему герру Мюллеру он покаялся в полной тщете сих попыток. Если бы он был в Петербурге! Шестов лукавил. Даже в столице столь внушительной суммы он за короткий срок найти бы не сумел. Тем более в чужой стране. «Есть один господин, что согласится вам помочь, если я попрошу его, конечно» — сжалился полицейский над незадачливым иноземцем. Так состоялась встреча некого господина Левински с господином Шестовым, результатом которой стала расписка в получении денег и согласие на работу в пользу прусской короны.
Поначалу, Николай Александрович изрядно переживал, но затем муки совести ослабли, а карьера стала развиваться головокружительно. Тем паче, что герр Мюллер не требовал ничего невозможного, а его вопросы и просьбы были на взгляд уже новоиспеченного домашнего врача Цесаревича, пустяшными и совершенно невинными. А если учесть родственные узы между августейшими семьями Российской Империи и Королевства Пруссии, то его высокоблагородие коллежский асессор Шестов, коей подобно гоголевскому персонажу обожал, когда его именовали майором, счёл свою деятельность не только безвредной, но и даже полезной для отечества. Ибо столь пристальное внимание к сыновьям Императора Александра Николаевича скорее всего объясняется матримониальными планами регента Вильгельма I Фридриха Людвига. Германия всегда была богата на принцесс и герцогинь, чьё приданное состояло в титуле и ветвистой родословной и которые сочли бы замужество с кем-то из Великих Князей Романовым манной небесной, не говоря уж о шансе стать супругой Цесаревича. Это весьма полезное заблуждение вполне устраивало Джеймса и его подчиненного, коей будучи коренным британцем выдавал себя за Мюллера, ибо если завербованный работник находит удовлетворение в своей деятельности, то можно не опасаться неожиданностей с его стороны. Очень мягко, ненавязчиво в голову Шестова вбивалось чувство слепой веры в немецкую систему врачевания доктора Риптера, в его чудодейственные пилюли и способность парового душа и ванны унимать боль. Эти усилия достигли успеха и перед отъездом Цесаревича в путешествие по бескрайним просторам России, Николай Александрович нашел время и возможность лично познакомится с герром Риптером дабы обновить запас пилюль и обсудить с уважаемым коллегой проект будущей статьи в Военно-медицинском журнале. Наивно считая себя непревзойдённым хитрецом, Шестов в беседе в качестве гипотетического случая описал все симптомы недомоганий, кои периодически проявлялись у его августейшего пациента. Естественно, что его собеседник весьма убедительно изобразил согласие с сей версией и на протяжении нескольких часов эскулапы оживлённо обсуждали каждую деталь недуга и предлагали рецепты исцеления. Причем, Шестов предпочитал больше слушать, записывать и направлять беседу в нужном направлении задавая вопросы: А что, если? А как? А что бы вы сделали? И т. д. После окончания обсуждения, по предложению Шестова оба медикуса отправились на обед во ресторан «Бренфо», где отдали должное французской кухне. Причем, Николай Александрович заявил, что счёт оплатит сам. Вечером они расстались, оба находясь в прекрасном расположении духа. Шестов был уверен, что у него теперь есть проверенные рецепты лечения Цесаревича, как говорится на все возможные случаи жизни, а герр Риптер наконец мог считать исполненным указания Джеймса Найки по особому протоколу исцеления наследника престола.