На волоске

Люди за палатками были заняты разведением костров, кто-то шел издали с палками на плечах, напоминавших коромысла. Значит, где-то здесь была вода, но почему тогда мы не встали возле нее?

Сделав свои дела, я попила, бережно сливая воду умылась, протерла шею и поняла, что есть хочется просто зверски. Ночи теперь были нежаркими, и после отдыха хотелось чего-то питательного.

— Укройся. Лучше, чтобы они не видели вас вообще, - голос Лафата обрадовал меня, ведь мы так и не виделись после нашего ухода с Джору.

— Лафат, можно что-то поесть? Я обещаю в дороге не просить есть постоянно, но сейчас есть хочется просто зверски, - укрывшись покрывалом и отвернувшись от лагеря, ответила я.

— Это со всеми так. Три дня есть хочется постоянно. Особенно ранним утром. Здесь не так, как в Алавии, Виелии да и везде, - добродушно ответил Лафат. – Сейчас я заберу воду и приготовлю еду, которую едят все люди Великой пустоши.

Глава 22

Глава 22

Лафат накормил нас очень жидкой кашей. Вкусной и настолько насыщенной, что, накинувшись сначала на хлеб, которым хотелось закусить каждую ложку, мы после пары минут отложили и хлеб. Что-то похожее готовила бабушка и называла «заварихой». На молоке она варила муку, и в ней совсем не было комочков. Как очень густой кисель, но молочный, со сливочным вкусом, солоноватый.

— Лафат, на чем ты ее сварил? – я не верила, что в дороге можно было сохранить молоко.

— Это дает лошадь, несущая воду. Та лошадь, на которой иду я. Большинство времени я не сажусь, чтобы ей было легко, но так у нас постоянно будет ее молоко, - гордо ответил мужчина, и я готова была его расцеловать. – Там, где совсем нет дров, мы будем просто оставлять в нем сухой хлеб, а к утру он разбухнет, станет чуть кислым.

— «Сухой хлеб»? – переспросила я.

— Да, это то, из чего делают хлеб, - он быстро потер и указательный пальцы между собой, и я поняла, что он имеет в виду именно муку! Значит, если замочить ее в теплом свежем молоке, она напитается молоком, которое позже скиснет. Получается очень даже йогурт со злаками!

— Хорошо, что мы идем с тобой, Лафат, иначе, мы точно бы не выжили здесь, - я не знала, как отблагодарить нашего спасителя, но улыбка и хорошее отношение не нужно покупать и нести с собой в огромной и тяжелой сумке. Пока так, а потом, если все сложится так, как я хочу, «никто не уйдет обиженным»[1] - вспомнила старую и известную, наверное, всем моим ровесникам из прошлой жизни фразу из книги.

Большой лагерь быстро сворачивался. Нам теперь было положено выйти позже.

Теперь мы могли смотреть на них, и мне этот вариант нравился больше. Лафат усадил Дашалу на верблюдицу, которая кормила нашу команду, а сам шел пешком. До обеда это было возможно, а вот потом, когда солнце начинало припекать, он отправлял ее к нам, и мы по очереди легко поднимали ее к себе. Девочка теперь, и правда, походила на мальчишку: шустрая, с горящими глазами.

На пятый день, когда я готова была уже все послать к черту и вернуться назад, случилась заминка.

— Лошадь старшего ридгана не пойдет до вечера, - заявила Дашала, дождавшаяся нас. Она запрыгнула ко мне как заправская погонщица, просто поймав мою руку. Верблюды теперь были для нее организмом – напарником.

— Мы тоже остановимся? – переспросила я.

— Нет. Лафат сказал надеть покрывала. мы пройдем мимо ридгана. С ним останется Джору. Как только лошадь сможет идти дальше, они нагонят нас. к ночи будут на нашей стоянке.

— А разве ночью они не могут потеряться? – мне бы не хотелось, чтобы меня при случае тоже оставили с верблюдом и погонщиком посреди песка и редких клочков почвы. Ни тебе сотовой связи на случай, если что-то пойдет не так, ни оружия против бандитов, в общем, б-ррр.

— Нет, Лафат будет делать для них знаки по дороге, - как-то совсем уж уверенно ответила Дашала, словно понимала о чем говорит.

— Ну, ладно. Ты спроси у него – не придется ли нам тоже вот так «загорать» с нашими верб… лошадьми.

Мы накинули покрывала поверх дурацкой сетчатой ткани. Так лицо оставалось закрытым глухо, но ткань была тоньше, что позволяло дышать, да и просматривалась изнутри хорошо.

Впереди стояли два верблюда, я узнала Джору, разводящего «быстрый», как они говорили, костер. Собиралась сухая трава, веточки, что приносит сюда ветром, колючие ветки от кустарника, который с удовольствием ели верблюды. Небольшой котелок ставится прямо на эту кучку. Поджигается такой костер моментально. Горит он сильно и очень быстро. Вода не успевает закипеть, но хорошо прогревается.

В дороге нельзя пить холодную воду, иначе жажда будет с тобой постоянно. Это важное правило, которому следуют все караванщики.

Джору присел, чтобы разжечь костер. Второй мужчина раскладывал скрутку из ткани на прилегшем верблюде, а ее конец натягивал на колышки, сооружая палатку.

Когда мы поравнялись с ними, он закончил с навесом, присел, поднял голову на нас. Если бы я не пропустила веревку от шеи верблюда, отрегулировав размер под спиной и не уложив под поясницу одеяла, то свалилась бы прямо под ноги к Шоарану. Да, это был он. Это точно был тот мужчина, опоивший меня ночью. Тот мужчина, объятий которого я так хотела в ту ночь. Он не стал рассматривать нас, видимо, это считалось неприличным, а я вращала лишь глазами, боясь повернуть голову. Покрывало не должно даже помяться!

Холодный и липкий пот катился по моей спине. Какого черта ему понадобилось в Гордеро? А если и Фалея здесь? Нет, она не поехала бы в такую даль. Полгода дороги! Кто останется в ее «чудесном» доме хозяйкой? Нет, она относится к тем, кто не доверяет даже своей матери.

Эта мысль, хоть и была мною опровергнута и откинута, чуть не сыграла со мной злую шутку, но, когда тени от оставшихся позади мужчин перестали тянуться по земле слева от меня, я скинула с лица дурацкую марлю и глубоко вдохнула. Передо мной ехала Крита. Судя по ее прямой, как струна, спине, думаю, она тоже узнала его.

Лафат обязан был предупредить нас. Или он не видел Шоарана у Фалеи? А для ридганов все рабы на одно лицо, так что тот и вовсе не рассматривал его лицо. Оставалось надеяться на то, что хоть они друг друга не узнали.

Так, уговаривая себя, стараясь наладить сердцебиение, я ехала еще минут сорок, пока не увидела Дашалу, бегущую к нам, не дожидаясь, когда наши верблюды достигнут места, где она сошла.

— Дашала, беги обратно и скажи Лафату, что нам нужно поговорить. Это очень срочно и это о нашем с вами деле. Тот ридган, что остался позади… он… я его знаю. Он был у Фалеи, - когда Дашала услышала это имя, она снова стала маленькой испуганной рабыней. Куда-то подевался тот свободный, словно ветер, сорванец, сроднившийся с величественными «кораблями пустыни».

— Она нас снова заберет? – тихо произнесла девочка. Она даже не стала ловить мою руку, как всегда делала прямо на ходу, чтобы подняться ко мне. Она шла рядом, изредка поднимая на меня глаза, чтобы посмотреть - не вру ли я, чтобы успокоить ее.

— Никогда, да и женщин в караване нет. Не бойся. У Фалеи он видел только меня, Дашала, - ответила я и подогнала ее вперед, к Лафату.

— И меня, - голос Палии за спиной, словно камень стекло, разбил все мои доводы о нашей безопасности.

Лафат как будто не был удивлен тем, что я сообщила ему. Он внимательно выслушал мой рассказ о Шоаране и Фалее, о том, что меня он узнает без проблем, а может, и его тоже, ведь он был частым гостем в этом отвратительном доме.

— Что ты молчишь, Лафат? Ты не испуган и не удивлен, - стараясь не срываться на истерику, спросила я.

— Договаривался его слуга, а когда караван начал собираться, я его увидел. Он не знает меня, а я его помню хорошо. Еще до того, как ты появилась в доме Фалеи, он приезжал туда с ридганом Форусом. Вот тот-то меня знает хорошо, и если бы с ним пришел Форус, нас в тот же момент могли бы забрать его люди.