Страница 33 из 40
С момента своей выписки из больницы, Толик на связь не выходил, в универе не появлялся. Наверняка, отсиживался в общаге, залечивал раны. Физические. Оксана невольно убедила себя, что переживать Майоров точно не может. У него все ясно: виноват не он. И даже не от него прозвучали слова о расставании.
Пашка приходил на лекции, искоса посматривал на Оксану… Вздыхал и молчал. Наверняка, что-то знал. Конечно, они ведь с Толиком друзья. И понятно, что не он должен ставить Оксану в известность. Но жалеть-то с чего? Или она производит такое жалкое впечатление?
Молчала и Григорьева, после своего визита к Оксане в день выписки Толика. Тогда Лена, вся горя от какого-то непонятного возбуждения, поинтересовалась, кто кого из них с Майоровым бросил.
– Бросил? – деланно удивилась Оксана. Даже так?
Лена во всех красках описала, как они с Пашкой забирали Толика из больницы, не забыв упомянуть свой вопрос, надо ли подождать девушку, и прозвучавший ответ «нет».
– И что это значит? – холодно поинтересовалась Оксана.
– По-моему, все однозначно, Антипина, – пожала плечами Лена, – между вами все кончено.
И такое непонятное торжество проскользнуло в ее голосе… Хотя, почему непонятное? Майоров Григорьевой нравился. Это замечали многие. Просто у нее не было шансов: девочка из провинции, из многодетной семьи, привыкшая брать все в свои руки, даже тогда, когда не нужно этого делать. Оксана все это недостатком не считала. Но Толик еще в самом первом семестре обозначил Ленино место: свой парень.
И вот Лена вдруг обнадежилась. Для нее все однозначно.
Ну, кому как. Оксане это однозначным не казалось. Хотя и был неприятный разговор с Толиком накануне, и сцена с Габриэль. Девушка ждала какой-то точки что ли. Сейчас же все продолжалось многоточие. Оно тянулось и тянулось, забивая попытки первой позвонить, поговорить, решить.
Ну, и трус, Майоров! Предпочитавший не определиться, а тянуть кота за хвост.
Внутренний холод, охватывающий от всех этих размышлений, заставил засунуть руки поглубже в карманы. И разумеется, под пальцы тут же попала бумажка с номером телефона Ярослава. Вот ведь! Оксана так и не передала его Полине, как хотела.
А сам парень куда-то пропал. Встречались-встречались абсолютно случайно, а тут вдруг перестали. Уже с неделю точно. И если до странного знакомства Оксана, скорее всего, просто не замечала его в общей массе, то теперь это на кучу людей вокруг списать не получалось. Наверное, не увидел поощрений со стороны Полины, хотя ведь та вообще довольно сдержанная – и решил затаиться?
– Полин, – чувствуя себя глубоко виноватой, она потянула Евлантьеву при встрече за рукав куртки. – Вот. Это телефон Ярослава.
– Ярослава? – девушка наморщила лоб, словно не понимая. – Зачем?
– Ну-у-у, – Оксана растерялась. – Мне казалось, он тебе нравится.
– Кто?
– Да, Ярослав же.
– Кому?
Происходящее напоминало сцену ситкома, глупую сцену, написанную дилетантом. У Оксаны не было никаких моральных сил и желания играть в «вопрос-ответ», а Полина никак не подходила на роль той, что может затеять ее только ради прикола.
– Оксана, – Евлантьева, похоже, не знала, смеяться ей, или оставаться серьезной, уголки ее губ как-то подрагивали, а глаза прищурились и сразу стали напоминать лисьи, – он, может, и симпатичный парень, но…, – она развела руками. – Начнем с того, что я, можно сказать, замужем.
– Как это?
– Ну, мы не расписаны, конечно, официально, но вместе.
– Давно?
– Давно, – теперь Полина уже улыбнулась. – С того момента, как поженились наши родители.
– В смысле? Тогда он же тебе брат.
– Оксана, какой брат? Нам было по шестнадцать! Не дети уже. Он жил с отцом, я с матерью. Родители работали вместе, потом решили, что должны не просто работать.
Это была новость. Пожалуй, девушка впервые что-то решила рассказать о себе. Оксана даже на время забыла мантру: «Майоров – трус».
– Съехались, – по-прежнему улыбаясь, вещала Евлантьева, – поставив нас просто перед фактом.
– Каким фактом? – Оксана буквально увидела, как на лицо собеседницы набежали тучи, взгляд затуманился, словно какое-то черное колдовство сотворилось, и немного испугалась, что сейчас та уйдет в свои мысли, и между ними так и провиснет эта тайна.
– Что все, мы одна семья. Мы с Данькой жили в… – Полина назвала мегаполис, даже неожиданно, всегда ведь кажется, что из центра в периферию мало кто уезжает, по крайней мере, сейчас. – Метро, тусовки, перспективы. Знаешь, я ведь совсем не обращала на Даню внимание. Он казался захватчиком. Приехал со своим отцом. Выдели ему угол, общайся, познакомь с одноклассниками. Перевели же его в мою школу. Представляешь, как я бесилась! Тем более, Даньке постоянное лечение требовалось, тренировки всякие. У него легкое ДЦП. Их из-за этого с отцом его мать родная и бросила. Сказала однажды, что устала и ушла. А мне-то уйти было некуда. Злилась на Даньку – страшно! И на мать. Мало того на себя взвалила чужую ношу, так еще и на меня! Сейчас стыдно, но я сбегала от своего «братца», оставляла его в толпе, одного. Кричала, что не обязана с ним возится.
Оксана замерла, боясь пропустить что-то в рассказе Полины, или не понять, потому что каким-то чутьем чувствовала – повторять Евлантьева не станет, уйдет момент, и все, прощай откровенность. Хотя то, что подруга рассказывала, совсем не подходило ей сегодняшней. Так и представлялась избалованная капризная девчонка.
– Вела себя, как дура, – вторила Оксаниным мыслям Полина. – С полгода точно или чуть больше. Потом лето, я уехала к бабушке по отцу, и влипла в одну историю. И кто бы думал, выручил меня Данька. Приехал за мной даже, представляешь, самостоятельно. Долго рассказывать. Только, если считать какую-то отправную точку, она случилась именно тогда. Мы сблизились. И я даже узнала, что он классно фотографирует. А однажды наш класс поехал… – девушка задумалась, – в общем, не важно куда поехал! Главное, все зашли в один вагон. Проехали две остановки, только тронулись дальше – и взрыв. Смертник… Когда где-то случается теракт, ты думаешь, что это – не про тебя, что это далеко, и вообще – не правда. Смотришь фотографии, и кажется, что все это постановка, кадр киноленты. К этому нельзя быть готовым. Это всегда неожиданно. Хлопок в барабанных перепонках, толчок, сшибающий с ног, крики… И прикрыл меня, кто бы думал, Даня, а не кто-то из здоровых мальчиков.
– И? – Оксана буквально осипла, ей пришлось проглатывать комок, внезапно образовавшийся в горле. – Он погиб?
Глупый, конечно, вопрос, если Евлантьева рассказывала про живущего ныне человека, но Оксану алогичность почему-то не смутила в первый момент.
Полина же будто пришла в себя, вырвалась из какого-то страшного сновидения, или из-под гипноза:
– Погиб? – сфокусировала взгляд на девушке. – Почему погиб? Нет. Взрыв был в другом вагоне, наш просто тряхнуло сильно. Я лоб рассекла о сиденье, – она подняла челку и показала шрам. – Данька колено повредил. Но в целом, все в порядке. Это в другом вагоне была мясорубка. Я просто в тот момент конкретно так влипла. Поняла, что это мой человек. И он совсем мне не брат. Потом Даня поступил в этот город учиться, в медицинский – здесь в есть профессор один, просто от бога, поднимает ребят с ДЦП. Даня решил, что тоже так будет, все же знает, изнутри. Сейчас пока волонтерит в больнице. И подрабатывает фотографом. А я уже переехала за ним. Тем более, родители тоже, как ты – брат-брат. Им легче все принять, когда мы далеко и отдельно.
Оксана задумалась, как и что должно перевернуться в сознании, чтобы вот так взять, бросить все в своем городе, уехать в совершенно незнакомый, даже следом за любимым… И начать все с чистого листа. Но теперь, конечно, понятно, к кому Евлантьева в больницу ходила – к мужу.
– И как? – Оксана, пожалуй, даже не поняла, о чем конкретно спрашивает: о взрыве, жизни здесь или замужестве.
– Нормально, – пожала плечами Полина. – Жить можно.