Страница 41 из 48
– «„Лотос“ – коммодору. Земля по пеленгу зюйд».
Это должен быть мыс Питрагс на входе в Рижский залив.
– Ответьте: «Лечь в дрейф и ждать коммодора», – ответил Хорнблауэр.
Если бы не дымка, с мачты сейчас увидели бы на севере остров Эйзель[21]. Милях в семидесяти дальше, в глубине залива, лежит Рига, которую, вероятно, сейчас штурмуют французские войска. При такой пародии на ветер эскадра доберется туда не раньше чем через два дня. Тот факт, что они вновь входят в российские воды, никак не всколыхнул тихую гладь корабельной жизни. Все шло своим чередом, но Хорнблауэр внезапно подумал, что многие из входящих сейчас в Рижский залив уже из него не выйдут. А может, не выйдет никто. Солнце все так же пекло, небо голубело по-прежнему, но его внезапно пробила холодная дрожь предчувствия, от которого трудно было отделаться. Он сам… странно думать, что его могут похоронить в далекой России.
Кто-то – русские, финны или шведы – надежно разметили буями фарватер, вьющийся меж предательских мелей Финского залива. Ветер слегка усилился и сменил направление: даже притом что ночью эскадре пришлось встать на якорь, весь залив удалось пройти к вечеру следующего дня. В полдень взяли лоцмана, бородача, одетого, несмотря на палящую жару, в бушлат и моряцкие сапоги. Он оказался англичанином по фамилии Каркер, живущим в Лифляндии уже четверть века. Когда Хорнблауэр принялся бомбардировать его вопросами о ходе войны, Каркер только заморгал, как сыч. Да, в окрестностях Риги видели французские и прусские кавалерийские разъезды. Говорят, что сейчас идут тяжелые бои под Смоленском, и все ожидают, что Бонапарта разобьют там. Рига вроде бы готовится к осаде – по крайней мере, вчера в городе висели прокламации с призывами стоять до конца, да и солдат на улице много, – однако никто не верит, что французы решат ударить по Риге.
В конце концов Хорнблауэр с досадой прекратил расспросы. Обычное дело: гражданские не знают, что происходит, и не могут оценить опасность. Лифляндия, перевидавшая в прошлом столько сражений, уже давно не видела неприятеля и позабыла, что такое захватчики. Хорнблауэр не имел намерения подниматься с эскадрой по Западной Двине (ну и названия у русских!), если остается шанс, что их отрежут с тыла. Он внимательно изучил в подзорную трубу низкие зеленые берега, которые наконец-то стали видны с палубы. Почти точно за кормой садилось в пылающие облака багровое солнце, однако до темноты оставалось еще часа два, и «Несравненная» уверенно двигалась к Риге. Подошел Буш и отдал честь:
– Простите, сэр, вы ничего не слышали? Вроде бы канонада?
Хорнблауэр прислушался.
– Да, черт побери, – сказал он.
С далекого берега долетал едва различимый рокот.
– Лягушатники успели раньше нас, сэр.
– Приготовьтесь отдать якорь, – сказал Хорнблауэр.
«Несравненная» со скоростью три-четыре узла медленно скользила к берегу; вода за ее бортом была серовато-желтой от речного ила. Устье Западной Двины лежало всего в миле-двух по курсу. Сейчас, после весенних дождей и таяния снега, на ней должен быть паводок. По буям, отмечающим мель в средней части фарватера, Хорнблауэр точно определил, где находится: «Несравненная» подходит на расстояние выстрела к этим плоским зеленым берегам. По правому борту виднелась церковь: она как будто стояла в желтой воде, и отблеск заката на куполе с крестом бил в глаз даже с такого расстояния. Это, должно быть, деревушка Даугавгрива на левом берегу; если французы ее захватили и поставили на берегу тяжелую артиллерию, то войти в реку будет трудно, а то и невозможно.
– Капитан Буш, – сказал Хорнблауэр, – я буду признателен, если вы бросите якорь.
Канат заскрежетал в клюзе, матросы, взбежав на реи, убрали паруса, и «Несравненная» развернулась по ветру. Остальная эскадра привелась к ветру и приготовилась бросить якорь как раз в ту минуту, когда Хорнблауэр подумал, что немного поторопился. Он с горечью осознал, что не успеет до ночи связаться с берегом.
– Прикажите спустить мой катер, – приказал он. – Капитан Буш, я перехожу на «Гарви». Вам поручается командовать эскадрой в мое отсутствие.
Маунд ждал его у низкого фальшборта «Гарви». Хорнблауэр перелез на палубу.
– Мистер Маунд, обрасопьте паруса по ветру. Мы пойдем вон к той церкви. Поставьте на руслень надежного лотового.
Бомбардирский кеч со взятым на кат якорем заскользил по спокойной воде. На пятидесяти семи градусах северной широты, за несколько дней до летнего солнцестояния, солнце недалеко уходит за горизонт, так что ночь оставалась светлой.
– Луна взойдет через час, сэр, – сказал Маунд. – Она в третьей четверти.
Вечер был чудесный, бодрящий и свежий. Кеч скользил по серебристой воде, чуть слышно журчащей под водорезом. Хорнблауэр подумал, что для полного ощущения прогулки на яхте не достает лишь гитары и нескольких красивых дам. Что-то на берегу остановило его взгляд; Хорнблауэр поднес к глазу подзорную трубу – одновременно с Маундом, заметившим то же самое.
– Огни на берегу, – сказал Маунд.
– Походные костры, – ответил Хорнблауэр.
Он видел походные костры раньше – костры войска Эль-Супремо в Центральной Америке, костры наземного десанта под Росасом. Неровные ряды огней красновато мерцали в ночных сумерках. Поведя подзорной трубой, он обнаружил другое скопление огней дальше по берегу. Два бивуака разделяла темная полоса. Хорнблауэр указал на нее Маунду.
– Ничейная земля между двумя армиями, – сказал он. – Видимо, русские удерживают деревню на левом берегу реки.
– А не могут это все быть французские костры, сэр? – спросил Маунд. – Или только русские?
– Нет, – ответил Хорнблауэр. – Солдаты не станут разбивать бивуак, если могут встать на постой в деревне. Не будь противника, солдаты спали бы в избах и амбарах.
Наступила длинная пауза, пока Маунд переваривал услышанное.
– Две сажени, сэр, – сказал он наконец. – Если позволите, сэр, я хотел бы привестись к ветру.
– Очень хорошо. Держитесь так близко к берегу, как сочтете возможным.
Полдюжины матросов споро выбрали грота-шкот, и «Гарви» заскользил вполветра. Над берегом встала круглая красная луна, на ее фоне силуэтом чернел купол. Впередсмотрящий на носу закричал:
– Вижу лодку слева по курсу! Идет на веслах!
– Захватите ее, мистер Маунд, если получится, – сказал Хорнблауэр.
– Есть, сэр. Два румба вправо! Гичку к спуску! Команде гички приготовиться!
Они уже видели впереди смутные очертания лодки и даже различали всплески воды под веслами. Хорнблауэру подумалось, что гребцы не слишком умелы, а тот, кто командует лодкой, не слишком сообразителен. Чтобы не попасть в плен, надо было тут же свернуть к мелям, он же пытается на веслах уйти от парусного судна – задача безнадежная даже при таком слабом ветре. Лодка повернула к берегу лишь через несколько минут – за это время расстояние между преследователем и жертвой уже заметно сократилось.
– Руль под ветер! – гаркнул Маунд. – Спустить гичку!
«Гарви» привелся к ветру, гася скорость, гичку спустили, команда запрыгнула в нее.
– Мне нужны пленные! – крикнул Хорнблауэр.
– Есть, сэр! – отозвался голос с гички.
Опытные гребцы изо всех сил налегли на весла: к тому времени как обе лодки растаяли в сумерках, гичка почти нагнала жертву. Затем Хорнблауэр увидел оранжево-алые пистолетные вспышки, а через мгновение до слуха донеслись звуки выстрелов.
– Надеюсь, это не русские, сэр, – сказал Маунд.
Хорнблауэру тоже пришла в голову эта мысль, и он нервничал, однако ответил с притворной бодростью:
– Русские не стали бы убегать. Они не ждут французов в море.
Вскоре из темноты медленно выплыли две лодки.
– Взяли всех! – раздалось в ответ на оклик Маунда.
На палубу «Гарви» вытолкнули пятерых пленных. Один стонал от боли – у него была прострелена рука. Кто-то принес фонарь, и Хорнблауэр с трудом сдержал вздох облегчения, увидев на груди одного из пленников звезду Почетного легиона.
21
Эйзель – современный Сааремаа.