Страница 9 из 19
- Как это всё печально, - я с трудом представляла морозы такой силы, чтобы можно было замёрзнуть у себя дома, в тёплой постели. – Но прошло двадцать лет… Любое горе забывается.
- Время лечит любые раны, - согласилась Лоис. – Но в Шанталь-де-нэж всё долго помнят. Мы помним тех, кто погиб во время Большого Холода, а милорд никак не может забыть брата. Когда лорд Шарль и леди Юджени умерли, милорд так горевал… Стал совсем чёрный, как закопченный котелок. Вот не совру! Пусть зубы выпадут, если вру! – она для верности щёлкнула себя ногтём по зубу. – И барышня Марлен совсем малюткой была, ей никак не могли найти кормилицу – она ото всех отказывалась, милорд тогда чуть с ума не сошёл. Одна только госпожа Жозефина смогла её выходить – придумала делать соску из овечьей шерсти и поить барышню козьим молоком. Поэтому милорд так ей благодарен… госпоже Жозефине. Она важничает, конечно, но ей и полагается важничать. Спасла племянницу милорда!..
- Да уж, - пробормотала я.
- Вы не будьте слишком строги с барышней Марлен, - попросила Лоис, почти повторив слова Огреста. – Мы все её жалеем, она же сиротка.
- Не волнуйтесь, - утешила я её, - я не собираюсь обижать.
- Вот и хорошо, - кухарка с облегчением перевела дух. – Тогда я пойду, барышня. Заболталась я с вами, а у меня дел там – только успевай поворачиваться! Если что-то понадобится, вы не стесняйтесь. Я вам и чайку заварю, и блинчиков настряпаю, если проголодаетесь.
Когда она ушла, я едва успела съесть ещё печенье и запить чаем, когда появилась госпожа Броссар.
- Если вы не слишком устали, я могу познакомить вас с барышней Марлен, - сказала она чопорно. – Вы не устали?
Разумеется, я сразу поняла, что отказа на этот вопрос быть не может.
- Нет-нет, - ответила я, надевая приталенную жакетку и торопливо застёгивая пуговицы. – Я готова, идёмте. Мне не терпится познакомиться с мадемуазель Марлен.
Мы вышли в коридор, дошли до соседней двери, и госпожа Броссар постучала – чётко, громко.
- Можно войти, Марлен? – спросила она, подождала несколько секунд и толкнула двери, не дожидаясь разрешения.
Я тоже переступила порог, с любопытством оглядываясь. Комната была похожа на комнату наследной инфанты – большая, светлая, обставленная роскошной мебелью – маленькой, детской, явно сделанной на заказ. Всюду были игрушки - горы игрушек! И сразу было понятно, что куколка, припасенная мною на подарок, не произведет впечатления. Здесь были лошадка-качалка, куклы всех размеров в великолепных платьях и костюмах, фарфоровый сервиз с крохотными чашечками, блюдцами и чайничком, и – мечта всех девочек! - двухэтажный домик высотой в два локтя, с мебелью и крохотными фигурками.
За всем этим великолепием я не сразу заметила принцессу этого детского царства.
- Марлен, - сказала госпожа Броссар, - познакомьтесь. Это – ваша гувернантка, барышня Ботэ. Ваш дядя нанял её, чтобы она учила вас. Слушайтесь её во всём.
Я оглянулась и только теперь увидела в углу комнаты маленькую девочку. Ей было лет семь-восемь на вид, очень стройная, почти худенькая, одетая в голубое платье с пышным подолом, отороченным кружевами. Лицом она необыкновенно походила на своего дядю – такие же правильные черты, только по-детски нежные. Но глаза у девочки были темными, как ночь. И такими же темными были волосы – они даже отливали в синеву, как крылья ворона. А кожа была белоснежной, с лихорадочным румянцем на скулах.
Фарфоровая кукла. Вот на кого она была похожа. Красивая фарфоровая кукла. С таким же непроницаемым лицом и ничего не выражающими глазами.
Кукла смотрела на меня и молчала, и мне ничего не оставалось, как заговорить первой:
- Добрый день, Марлен, - сказала я мягко. – Меня зовут Кэтрин Ботэ, и я надеюсь, что мы с вами подружимся. Ваш дядя поручил мне начать ваше обучение, и мне хотелось бы узнать, что вы умеете, чему хотите научиться. Вам нравится рисовать? Я привезла акварельные краски и могу научить вас рисовать прелестные картинки. Вы когда-нибудь рисовали акварелью?
Я ждала ответа, но девочка молчала. Она даже поджала губы, показывая, что не желает разговаривать.
- Вы должны ответить барышне Ботэ, Марлен, - заметила госпожа Броссар. – Молчать – это невежливо.
- Наверное, Марлен растерялась… - решила я оправдать свою ученицу.
Но тут фарфоровая кукла шевельнула пунцовыми губками и сказала с необыкновенно взрослой и холодной интонацией:
- Она мне не нравится. Пусть уходит.
Первая встреча с ученицей прошла не самым лучшим образом, так же, как и с её «доброй» нянюшкой – госпожой Броссар. Надо отдать нянюшке должное – она сразу же попыталась сделать девочке внушение насчет меня.
- Вы не можете говорить про барышню Ботэ «она», - строго чеканила госпожа Броссар. – Обращаясь к ней, вы должны проявлять уважение. Потому что барышня Ботэ находится здесь по приказу милорда Огреста, и вы должны слушаться её так же, как меня.
Но я видела, что слова летят мимо ушей фарфоровой куколки. В пансионе мне приходилось видеть таких учениц. Не все были рады оставить свой дом и оказаться в пансионе, где свобода жестко ограничивалась – шалить нельзя, бегать нельзя, ложись спать и вставай в одно и то же время, в субботу и воскресенье ходи на церковные службы, пусть даже снег по колено или дождь льёт не переставая. А ещё каждый день – занятия до вечернего колокола, и потом – домашние занятия, дежурства в кухне, в прачечной, в швейной мастерской… Многие девочки плакали, тоскуя по дому, но некоторые выбирали другой способ протеста – хранили гордое молчание, замыкаясь в себе. Это могло произойти и в том случае, если обнаруживалось, что все знают то, чего не знаешь ты, или если у других новенькие сумочки для рукоделия, подаренные родными, а у тебя – казённая корзинка из ивовых прутьев. Видела я и таких, которые приезжали к нам в штопаных на сто раз чулках, но задирали носик со спесью, достойной десяти поколений благородных предков.
Задача учителя – разгадать каждую особенность, узнать, что гложет ученицу, найти дорогу к её сердцу, а потом и её саму вывести на нужную дорогу.
Глядя сейчас на Марлен, я размышляла, в чём причина её неприязни ко мне. Не понравился внешний вид? Вряд ли. Ребёнок слишком мал, чтобы ненавидеть из-за длины юбки. Тем более, домашнее платьице девочки стоило больше, чем мои сапоги. Нет, ревность к наряду тут точно ни при чём. Не хочет учиться? Вполне возможно. Избалована, желает только играть. Не нравится чужой человек рядом? И это может быть проблемой.
- Мадам Броссар, - позвала я, - не будем слишком докучать барышне. Я думаю, со временем мы обязательно поймём друг друга, и всё наладится. Слышишь, Марлен? – я обратилась к девочке, а она демонстративно перевела взгляд в окно. – Мы с тобой познакомились, ты мне очень понравилась. Ты красивая и нарядная, и у тебя столько игрушек, что принцесса может позавидовать. Надеюсь, со временем принцесса позавидует и твоим знаниям, я постараюсь научить тебя всему, что знаю сама. Начнём занятия завтра утром. Ты не возражаешь?
Она не ответила, и я продолжала:
- Молчание – знак согласия. Сегодня мне надо разобрать вещи и книги, надо отдохнуть - ведь я ехала к тебе почти через всё королевство, но если ты захочешь пообщаться – твой дядя поселил меня в соседней комнате. Заходи в любое время, буду рада тебя видеть.
Опять молчание в ответ.
Тогда я обратилась к госпоже Броссар и попросила её показать мне замок.
- И расскажите о том, что мне надо знать, - сказала я очень учтиво. – Чтобы я нечаянно не нарушила ваши порядки.
Но и тут моя дипломатия потерпела полный крах. Госпожа Броссар смерила меня взглядом и процедила сквозь зубы:
- Вы их уже нарушили, - а потом громко добавила: - Идёмте. Покажу вам замок.
«Не женщина, а сухарь», - подумала я, помахала рукой Марлен, которая по-прежнему смотрела в окно, и вышла из детского царства, оставив в одиночестве её высочество в голубом платье.
Я не спрашивала, куда меня ведут, но когда мы отошли от детской комнаты достаточно далеко, чтобы можно было говорить, не боясь быть услышанными, я спросила: