Страница 2 из 17
Уверен, что и горбачёвская перестройка не обернулась бы крахом – и для страны, и лично для Михаила Сергеевича – если бы он не принялся критиковать человека, который открыл ему парадные двери в большую политику. Это было несолидно, мелко. В точности по анекдоту – «вали всё на предшественника, выступай с инициативой». Взяли на вооружение понятие «застой», в котором высокомерия ещё больше, чем нелепых натяжек. Куда плодотворнее вышла бы идея преемственности: если бы Брежневу, Косыгину, Устинову возводили памятники, а не превращали их в осмеянные «реликты эпохи застоя». Но побеждать умеют не все. Горбачев не умел.
Грозных и ретивых в нашей истории хватало. А Брежнев доказал, что можно быть одновременно и мягкотелым, и сильным. Что можно плакать навзрыд на похоронах боевых друзей – и быть цепким политиком, даже интриганом. Что можно не проводить чисток, тихонько провожать опальных оппонентов на пенсию или в посольский кабинет – и укреплять армию до такой степени, что мы, читая о событиях 1941 года, о ленинградской блокаде, просто удивлялись – как же наша могучая страна попала в столь отчаянное положение? У Брежнева оставался единственный соперник – Штаты. И он – до болезни – умел (не без виртуозности!) сохранять с Вашингтоном отношения равных по силе партнёров. Есть китайская пословица: «Почему черепаха такая жёсткая? Потому что она такая мягкая».
Партийный руководитель
Говорим Брежнев, подразумеваем – партия. Это и называлось коллективизмом. В КПСС состоял каждый десятый из трудоспособных граждан. Представителям третьей древнейшей профессии – антисоветчикам – этого не понять. В эпоху контрпросвещения понятие «партийная номенклатура» стало ругательным. А это всего лишь разумная модернизация петровской «табели о рангах» – иерархия, в которой привилегии зависели от выслуги. И шестая статья Конституции (о руководящей и направляющей роли КПСС) создавала противовес прямолинейному авторитаризму, который, как правило, держится на штыках или на деньгах. И – противовес самовластью. Генсек, «верный ленинец», был выдвиженцем из гущи народной и, в соответствии с канонами советского производственного романа, не поставил себя выше коллектива. Не отгородился от тех, кто «живёт по заводскому гудку». Без таких вождей – с чернозёмом в душе – проповеди о «народовластии» остались бы ложью. О партии он говорил и в своём политическом завещании – «Слово о коммунистах». Писали это эссе, конечно, другие товарищи (снова – ставка на профессионалов!), но писали с брежневского напева. Поколение фронтовиков строило государство для большинства. Для остальных оставалась оскомина от старческого официоза и самодовольные воспоминания о серости и «удушающей атмосфере». А Брежнев искренне произносил: «Дорогие товарищи!», как будто действительно по-братски любил всю страну. Правда, если на его пути попадался политический конкурент – смыкалась аппаратная блокада. Но клочки по закоулочкам не летели. Самый существенный недостаток Брежнева – в том, что он не стал долгожителем, и не подготовил смену караула на трибуне Мавзолея. В преддверии этой книги хотелось бы вспомнить Леонида Ильича от «а» до «я». Всего, конечно, в одной статье не охватить, но эскиз брежневской азбуки вырисовывается.
А – анекдоты. Добрый царь Леонид располагал к юмору. Анекдоты – в большей степени знак доверия к системе, чем бунт. Посмеиваться мы любим над тем, без чего не представляем жизни, а, если ёрничаем – значит, сохранилось и ощущение святыни, хотя бы в глубине души. Когда народ игнорирует власть, когда вместо политических анекдотов приходит хмурая ненависть – вот тогда жди беды. А Брежнев сам мастерски создавал репризные ситуации. «Смеховой культуры» не пугался. Вот Брежнев демонстрирует Де Голлю пуск баллистической ракеты. Экскурсия получилась впечатляющая. Французу оставалось только вздыхать: «И что, эти ракеты направлены на Париж, на Лион, на Марсель?» – Брежнев смущённо улыбнулся: «Ну… Не эти!». А вскоре Франция вышла из военной структуры НАТО.
Через несколько лет постаревший Брежнев в Париже продемонстрировал портсигар, из которого выскакивала сигарета только один раз в час. Народные умельцы боролись с никотиновой зависимостью генсека… Но вот Брежнев докурил – и тут же достал из кармана пачку «Новости»… А как он ответил Ярузельскому во время польского кризиса? «Вводить войска не будем. Но, если понадобится, то введём». Многим запомнилось, как Брежнев вычёркивал из своих речей мудрёные цитаты, приговаривая помощникам: «Не делайте из меня теоретика. Никто не поверит, что Лёня Брежнев читал Маркса!». Замечательный кинодокументалист Владимир Осьминин, рассказывал, как однажды в Новороссийске Брежнев неожиданно приехал на съёмку. А там в фонтане плавает валенок. Не успели убрать! И Леонид Ильич сразу его заметил… Все ждали взбучки, а он пришёл в восторг: «Хорошо жить стали! Он же совсем целый. В прежние времена такие валенки не выбрасывали!». На премьере «Солдат свободы» супруга шепнула ему: «Лёня, смотри, это же ты!» – «Да нет, это не я, это артист Матвеев». И, выдержав паузу: «Но брови – мои!». Так кто же придумывал анекдоты о Брежневе?
Б – БАМ. На это направление бросили большие батальоны пропаганды. Композиторы соревновались – кто лучше напишет о Байкало-амурской магистрали. О достижениях БАМа в СССР знал каждый школьник. Именно такие всенародно известные проекты с ореолом успеха должны выдвигать новых лидеров. Эх, если бы Брежнев не побоялся выдернуть из БАМа какого-нибудь дельного управленца лет сорока – пятидесяти, да и протолкнул его в секретари ЦК, а то и в председателя Совмина. Наработанная энергия пропаганды помогла бы такому преемнику. Потом глава правительства «новой России» Егор Гайдар назвал БАМ «дорогой в никуда». А сегодня магистраль загружена на 105 процентов! И это несмотря на то, что брежневский план освоения богатств Дальнего Востока и Забайкалья преемники не исполнили и на десятую часть. Современной России БАМ необходим.
В – Всеобуч. Лично я с этого начинал бы. А в 1977-м Советский Союз стал первой страной в мире, в которой граждане получили гарантию бесплатного образования «всех видов» – то есть, и среднего, и высшего. Когда страну уничтожали – было модно охать, что из-за «всеобуча» учителям приходится натягивать отстающим школьникам троечки. Дескать, вот так демоны застоя сызмальства приучали нас ко лжи. Как известно, лучший метод борьбы с заусенцами – ампутация руки. Долой подневольное и обязательное образование! Вскоре не стало и всеобщей грамотности, зато появились беспризорники, как после большой войны… А Брежневу за Конституцию-77, за реализованную мечту эпохи Просвещения – уважение и почёт. И школьные учебники в 1970-е стали бесплатными. Только при Брежневе, не ранее!
З – застой. Этот термин – из перестроечных времён. И пустили его в ход по принципу «Вали всё на предшественников». Брежневское время представили расцветом коррупции и прожектёрства. А «развитой социализм» сгоряча объявляли ренессансом сталинизма. Правда, в народе именно «эпоху застоя» считали временем, когда в стране почти исчез большой страх. Даже в идиллических картинах брежневских воспоминаний проступает: страна изнурена чрезвычайщиной, нужно бережнее. Впрочем, эту антитезу собственной практике готовил сам Сталин – в «Экономических вопросах социализма». Так или иначе, при Брежневе вышли в свет лучшие книги, развенчавшие Сталина с разных флангов – «Дом на набережной Трифонова и «Братья и сестры» Абрамова. А почти одновременно – киноэпопея «Освобождение», романы Чаковского, мемуары Устинова и авиаконструктора Яковлева, в которых Сталина поднимали на пьедестал. Цветущая сложность, уничтоженная после 1985-го. Самые умные из «архитекторов перестройки» понимали, что так ронять авторитет недавней власти нельзя, что это ударит и по ним, по горбачёвцам… Так, Эдуард Шеварднадзе в мемуарной книге вспоминал о Брежневе с неожиданной теплотой. Но журналисты – буревестники радикальных перемен – проклинали «застой» не менее прытко, чем «сталинизм». В результате ненависть переместилась и на всю «номенклатуру», на всю «партократию», не исключая инициаторов перестройки. А мне запомнились слова одного производственника о 1970-х: «Подъёмное было время!». Застой застоем, а мак из бубликов не просыпался!