Страница 2 из 5
Наутро Лизе стало лучше: из глаз исчез нездоровый блеск, кашель уменьшился, а потница на сгибах локтей и под коленками посветлела.
– Ух ты! – воскликнула Маша, довольная результатом.
А про себя отметила: «Надо будет изучить травы этого настоя». Вспомнила красивую женщину, передавшую сверток, ее длинные пушистые ресницы и искрящийся добрый взгляд. Чрезвычайно не терпелось рассмотреть подарок, но она вняла голосу сердца и послушанию – дала обещание, что вскроет пакет только по прибытии.
Прошло несколько дней. Перед глазами путешественников представали незнакомые, потрясающие красотой пейзажи: бесконечные равнины, поросшие желтыми и оранжевыми лилиями, острые, со снежными верхушками горы, густая непролазная тайга с треугольными елками-колоссами, полноводные быстрые реки. Последние скрывались, когда состав врывался в очередной тоннель, затем поезд пересекал одних, мчась по узким длинным мостам; другие бежали бок о бок с рельсами, соревнуясь по скорости с пыхтящим железным зверем. Не единожды видели бегущих вдоль поезда медведей, кабанов, оленей. Многодневное путешествие подходило к концу…
Владивосток встретил необычайным зрелищем: недалеко от вокзала растянулся и лениво жмурился живой тигр. Дети в страхе и одновременно с любопытством прильнули к окнам, рассматривая усатое-полосатое чудище и долго боялись выходить на перрон. Лишь потом узнали: тигр ручной, всеми известный заслуженный артист бродячего китайского цирка; его в высшей степени качественно, а, главное, вовремя кормили, поэтому был добрым и милым, по крайней мере со стороны и с высоты поезда.
По приезду некоторые юноши из детской колонии вступили в армию Семенова. Говорили, воевали где-то на границе, а когда белые стали отступать, ушли вместе со своим военачальником в Китай. Никто не заставлял и не упрашивал идти воевать, но видя, как гибнет привычная и налаженная жизнь, по-другому поступить в тот момент не могли. И вот, совсем юные мальчишки, минуя период взросления, из детского лагеря сразу попали на фронт.
…Прошло два с небольшим месяца. Несмотря на начало ноября днем температура доходила до плюс пятнадцати градусов по Цельсию. Второй раз за сезон цвела жимолость, клубника, яблони, сливы и красивейший на свете кустарник со сложным названием «рододендрон» с густыми темно-розовыми махровыми цветами, похожими на азалию. В переводе с греческого так и звучало – «розовое дерево». Город казался окруженным со всех сторон морем, необыкновенного изумрудно-бирюзового цвета, и в сравнении с Черным морем, которое полностью оправдывало название (семья Маши отдыхала на его побережье каждый год), дальневосточное поражало кристальной чистотой и яркими красками. В бухту с романтичным названием Золотой Рог заплывали исполинских размеров киты, пуская над собой многоэтажные фонтаны; их сопровождали дельфины, как по команде подпрыгивающие высоко над водой. Листья с деревьев еще не опали, и приезжих это весьма удивляло. Затяжная приморская осень была в новинку. Восхищало осеннее разноцветие: здесь и нежно-желтые осины с березками и липами, и ярко-зеленые дубы с елями и кедрами, и, что больше впечатляло, – клены были багряно-красного цвета, отливающим десятком оттенков! В родном Петербурге осенняя природа радовала только желто-зелеными тонами. В лесу до сих пор встречались опята. Местные показали, искать грибы следует на деревьях и старых пнях. После промозглого в холодное время года Урала Приморье казалось настоящим раем. А когда петербургские дети увидели в центре растущие пальмы, стволы которых, готовя к приближающейся зиме, укутывали теплой тканью, восторгу не было границ! На оживленных улицах сновало большое количество китайцев: в основном ходили в длинных халатах, треугольных головных уборах и деревянных шлепанцах; иногда попадались и в строгих черных костюмах и котелках, обязательным атрибутом при этом являлись напомаженные тонкие усики. Владивосток в сравнении с Петербургом оказался небольшим; центр выстроен из красивых каменных зданий со шпилями, обилие фонтанов, клумб, на которых, несмотря на глубокую осень, цветы радовали сочными красками; богатые магазины с невероятным разнообразием товаров, сияние тысяч огней электрических ламп в вечернее время; женщины ходили с солнечными бумажными зонтиками и в светлой одежде… – глаза от всего разбегались! Первое впечатление, запомнившееся и сопровождавшее Машу всю жизнь, было ярким и чарующим: теплый, солнечный, сложенный из белого камня город, вокруг которого простирается ласковое прозрачное море…
Среди царящей неразберихи и опасений за свое будущее свершилось поистине чудо: после длительных переговоров с властями детскую колонию решили расселить на Русском острове, расположенном недалеко от города. Переправлялись туда-обратно на вельботах или лодках (старшие дети с небольшим отрядом детей помладше жили на Канале и на учебу были определены в Алексеевскую гимназию, остальные – в поселке Поспелово), а в штормовую погоду ходили с провожатыми по туннелю, заканчивающегося вблизи от их учебного заведения. Маша с Лизой обживались на Канале, на территории искровой станции Телефункен, в одной из казарм, где раньше располагался обслуживающий персонал и военные. Их решили не разлучать, так как они назвались сестрами. На станцию детей пускали в сопровождении взрослых, но каждая из экскурсий ознаменовывалась величайшим любопытством и восторгом, а затем рассказами взахлеб и сочинениями разнообразных историй. Самым незабываемым впечатлением от искровой станции, конечно, была 75-метровая мачта, стоявшая рядом с основным зданием. Некоторые мальчики всякий раз пытались взобраться на нее да повыше, получали нескончаемые нагоняи от воспитателей, но поползновения не прекращались. Мальчишки есть мальчишки! Еще одним объектом глубокого внимания, наблюдения и подробнейшего изучения, несомненно, была канатная дорога. По ней в теплую, безветренную погоду, в обе стороны, отправлялись только грузы, необходимые для жизнедеятельности.
Будучи взрослой, Маша не единожды размышляла над подлинными причинами этого путешествия. Зачем Американский Красный Крест организовал детские летние лагеря в то смутное время, проживание в которых было весьма дорогим – до девяносто рублей в месяц с ребенка; с какой целью увез в далекий приморский город, и что на самом деле делали американцы на искровой станции… Через довольно продолжительный период стало известно следующее: по прибытии поезда с царским золотом на Дальний Восток, забытые аж на целый год петербургские дети из разных лагерей Урала и Казахстана, по возможности были собраны в результате неимоверной шумихи в печати в единую детскую колонию, быстро последовавшую за бесчисленными богатствами Российской империи в виде царского золота. В 1919-ом году во Владивостоке численность населения резко увеличилась: многие прибывали в надежде жить вдали от военных событий, не зная, останутся они здесь навсегда или, преодолев морские границы, последуют в Японию, Китай, Корею, или Америку. Приезжали и такие, кто искал легкой наживы. Открылось большое количество банков. Оправдались ли истинные цели, достигли ли желаемых результатов организаторы Американского Красного Креста – Маша не имела представления.
Развернуть подаренный сверток удалось лишь на третий день: в нем находились вязаные плотным узором шерстяные варежки с невиданными темно-розовыми восьмиугольными снежинками и зелеными листьями на коричневом фоне, шапочка с тем же узором, невесомое светло-льняное платье с широким кожаным, вышитым бисером поясом, почти невесомый жилет из тончайшей белой кожи с нежной меховой оторочкой, точь-в-точь как на тех женщинах со станции, и белые атласные туфельки. В глуби вещей лежал маленький кошелек с десятью золотыми монетами, каждая достоинством в десять рублей, маленькое круглое зеркало в серебряной рамке и записка со словами: «Береги его». Увидав деньги, Маша спрятала их обратно. Воровства среди детей не замечалось, но она уже знала по своему невеликому опыту – лучше не искушать. Деньги при случае зашила в пояс школьного платья. Ткань была грубая, очень плотная, поверх него надевался фартук, поэтому контуры монет не проглядывались. С формой детям подсобили жители, дети которых выросли, а платья, фартуки и прочие школьные атрибуты тщательно хранились в семьях, а теперь сгодились.