Страница 31 из 48
К сожалению, как отобразить графически этот процесс я не придумал. Возможно, имело бы смысл забежать вперед к нашим рисункам, но я и так забежал слишком далеко и в спешке пропустил пару важных аспектов процесса. Простите эту спешку, друзья мои, я чувствую что с каждым письмом мои мысли растекаются все шире, а строчки становятся длиннее.
4 Расширение коллектива
– Первые шаги к миру
Первый пропущенный аспект – рост размеров коллективов. Хоть борьба племен ни на миг не прекращалась, но несмотря на борьбу и хороший аппетит, люди размножались – победители поглощали проигравших и занимали освободившиеся территории. Поглощение происходило не только через поглотительный тракт – добытые в боях женщины, например, представляли собой не только питательную, но и жизненную ценность. Благодаря подобному накоплению разнообразной жизненной ценности, племена росли постепенно превращаясь в народы, что приводило к большим изменениям. И вне коллектива, и внутри его наблюдалась такая картина (рис. 1.4).
Вне коллектива происходил постепенный переход к мирному сосуществованию, который мы еще и сейчас кое-где можем наблюдать воочию. Большие коллективы трудно победить до конца. Во-1-х, их даже физически истребить затруднительно – кто-то да спасется, тем более что большой коллектив обитает на большой территории, которую нелегко взять под контроль. Во-2-х, большой враг требует таких же больших сил, но большой коллектив – сложная структура и управление. Много ошибок, разные мотивы и цели. В-3-х, большие коллективы менее мобильны, стремятся к оседлости, накопили много всякой всячины и им есть что терять. В общем – причин много, а результат один. Племена притирались друг к другу, воинственный каннибальский дух потихоньку испарялся, отношения налаживались, место врагов заняли соседи. Появилась возможность обрабатывать землю и строить храмы. Замаячила перспектива экономики.
Что касается земли, существует мнение, что это открытие земледелия привело к оседлости, миру и культуре. Однако то, что мы знаем о человеческой природе, заставляет предположить иную альтернативу. Открыть земледелие довольно трудно в условиях беспрерывной войны, сначала желательно обеспечить хоть какое-то подобие мира, хоть какое постоянное жизненное пространство, пусть временно. Главное, чтобы этого времени хватило на аграрные эксперименты. И как раз достаточно крупный коллектив может предоставить такую возможность. Чем он больше, тем меньше смысла кочевать, тем четче ограничена его территория, тем больше возможностей для наблюдения за почвой и растениями. Да и земледелие, в общем, уже не совсем насилие, а значит оно вторично по отношению к войне. Иными словами, это война должна дать дорогу земледелию, а никак не наоборот.
Что касается экономики, то мирное сосуществование предполагало постоянные контакты и взаимное влияние. Бессмысленное насилие и жестокость начали сдавать позиции, а нравы становились цивилизованнее и культурнее. Но ни о какой торговле, однако, как хотелось бы думать сторонникам всепобеждающего рынка, речи пока не шло. Рынок – тоже насилие, но в сравнении с войной он явно проигрывает. Так что, как и в случае земледелия, война должна отступить первой. И потому было еще не до рынка. Заботы были еще иные – лишь бы не было войны, она была слишком свежа в памяти. Для мира можно было и пожертвовать кое-чем, и так отдать, без всякого рынка. И потому вместо торговли появилась экономика, или скорее культура, подарков. Для начала обменивались самым ценным – женщинами, сочетались браками в знак мира и дружбы, укрепляли доверие и связи. Потом стали дарить подарки попроще, например, рабов – и тоже в знак уважения и дружбы.
Появились нормы гостеприимства – как абсолютная необходимость для предотвращения ссор и сохранения хрупкого мира. Помимо прочего, во врагах стали видеть людей, появились первые ростки "гуманизма", жалости к побежденным. Но конечно вражда и подозрительность так просто не исчезала. Не правда ли, даже сейчас, если сосед дарит что-то ценное, не говоря уж о предложении выдать замуж дочь – это вызывает подозрения? Так что войны тоже продолжались, хоть и с перерывами. Экономика подарков сочеталась с "экономикой" войны, ведь ресурсы все же проще отнять, чем добыть трудом. Постепенно появилась и торговля, но тоже не та к какой мы привыкли. Первый материальный обмен с целью практической пользы был не личным, а коллективным – по мере общей нужды и опираясь на привычные обменные эквиваленты. Первой ценностью вероятно были сами люди (рабы), их выкуп из плена выглядит как наиболее разумная цель обмена. Разумеется, ни денег, ни цен, ни тем более рынка не было – а то ведь и обидеть можно, если начать жадничать и торговаться. Внутри тоже все делили по-честному – под зорким присмотром властной верхушки. Ибо племенной дух выветривается не так легко – и труд, и отдых, и собственность пока были общими. Можно сказать, вся первобытная "экономика" – производство и распределение ценностей целиком на основе традиционно сложившихся норм.
– Появление морали
Серьезные изменения происходили и внутри коллектива. Большой коллектив неизбежно распадается на мелкие – альтруизм физически не может простираться бесконечно. Сначала шло размежевание на крупные общины, роды. Дальние родственники отдалялись, ближние сближались. Альтруизм становился все более добровольным, а следовательно все более избирательным, опирающимся на чувства. Круг своих сужался, с ним сужалась общая собственность и общее хозяйство. Появлялись личные отношения в противовес дальним – дружба, семейственность. Коллектив, который некогда был одной большой семьей, стал включать в себя все больше "посторонних" – все менее связанных общими предками людей. Как только общие предки окончательно переселились в мифы и легенды, круг биологически близких ужался до совсем близких родственников. Все прочие стали зачатком публичной сферы – не той, которая отождествляется с политикой и прочими прелестями насилия, а моральной, населенной нормальными, посторонними людьми.
Единый коллектив, таким образом, как бы разделялся на макро-коллектив, "общество-мир", состоящее из посторонних – народ, страну, царство, и микро-коллектив, "общину-братство", состоящую из близких – семья, клан, род. Идентичность человека стала множественной – он одновременно оказывался членом разных коллективов, что подталкивало его мысли в сторону более четкого осознания собственной личности и собственных интересов, а в перспективе и интересов других людей. Мир стал зависеть от самого человека, не только от богов. Однако, поскольку война и насилие продолжали требовать сплоченности, одинокое, полусвободное "я" пока оставалось хрупким, зачаточным. Основой идентичности вместо бывшего "коллектива-организма", на этом этапе стал род, отделяющий и охраняющий личность. Род приобрел соответствующее моральное качество – честь рода, потребовавшую защиты. Так месть стала делом не только касты, и в меньшей степени человека, но и рода, стала "кровной".
Посторонние – это новый тип людей, не родные и не враги. Отношения с ними требовали новых этических норм, содержащих как минимум альтруизма, так и минимум эгоизма. Как нетрудно догадаться, такие нормы должны были быть более нейтральными, чем нелепые обряды и безоговорочный альтруизм, допустимые среди своих. Нормы поведения в макро-коллективе стали рассматриваться все более трезво, самые дикие обычаи отмирали. Этика стала все явственней проявлять свою холодную, умственную сущность. В человеке стал проступать просто человек, а не друг или враг. Я бы даже сказал, стала проступать абстракция человека – человек как нечто универсальное, понятийное, имеющее общую для всех – и своих, и врагов – ценность.