Обещанная медведю

Городским оборотням очень сложно. Жизнь мегаполиса полна стрессов – каждый день рискуешь непроизвольно обернуться где-нибудь в торговом центре, ожидая подружку из очередного магазина; в банке, не в силах выбить из банкомата наличность; или в метро во время давки в час-пик…

Саныч больше всего боялся модных показов. И мне иногда думалось, что, привязавшись к нам с Шебой, он просто отвлекался от собственных проблем, которые на нашем фоне казались меньше. Ну я, может, меньше. А вот Шеба своими злоключениями давала нам сто очков вперед вместе взятым. Девочка-саламандра не оборачивалась чудовищем – она просто сжигала все, к чему прикасалась, потому что не могла контролировать эмоции. Ей нельзя к людям вообще, о нормальной человеческой жизни оставалось только мечтать.

– Могу просунуть капу, – заметила докторша. – Поможешь?

Вместе мы всунули прокладку между зубов Сашки, чтобы он больше не ранил себе губы. Когда закончили, по вискам Саныча потекли слезы…

– Саш, все будет хорошо, – скользнула я пальцами по его щеке. – Лекарство выведут, и ты сможешь обернуться назад…

Он шумно засопел, жмурясь – пытался мне верить, а я старалась быть убедительной:

– У тебя уже когти уменьшились, видишь? – продемонстрировала быстро ему ладонь. – И пальцы потеплели. Расслабляйся, а то зажался весь – конечно, тебя заклинило…

Павлена Аракиевна напряженно всматривалась в пациента, меряя давление:

– Да, тахикардия прошла. Продолжайте в том же духе, а я сделаю звонок в институт.

Мы, наконец, остались одни. «Взвой» Яворского как-то незаметно разбежался, и только в коридоре ощущалось чье-то присутствие. Оставили одного для надсмотра? Наверняка.

– Саш, ну ты даешь, – постаралась улыбнуться я. – Смелый такой… Так напугал. – Он шумно сглотнул, сжимая мою руку сильней. – А я в отделении была. Меня не уволили – повезло… Ничего, что я про себя?..

Он энергично закивал.

– …А еще у сестры была. Она хочет, чтобы я домой вернулась… Даже бурю за окном организовала по этому поводу для убедительности… – пошутила я. Или не совсем? А может, и правда для убедительности сверкала молниями? – В общем, денек был насыщенный. Сюда летела, словно на метле.

– Ммм… – попытался что-то сказать Сашка, но выходило не очень. – Сс-э-ей?

– Серый? – догадалась я, и он закивал. – Серый гонит. Я пока не понимаю, чего он добивается.

Саныч неодобрительно покачал головой, а я моргнула – шерсти на его лице заметно поуменьшилось, и знакомые черты на самом деле стали возвращаться.

– Саш, работает, – улыбнулась я. – Узнаю твою смазливую морду.

Он усмехнулся и подвигал челюстями – зубы тоже втягивались потихоньку. Увижу Яворского – не посмотрю, что бывший! Выдам ему проса с запасом! Натравил своих бульдогов на моего бедного волчонка! Один как раз сунул свою морду в проем:

– Ромалия Савельевна, вам Сергей не может дозвониться.

– Наверное, не до него мне сейчас, – огрызнулась я.

– Простите, но он просил передать, что вам лучше ответить, – нахмурился парламентер и сгинул.

– По-о-ни, – поддакнул Саныч.

– Сам позвони, – зашипела я. – Ты бы знал, как он себя ведет! Не буду я с ним разговаривать!

В кармане джинсов снова завибрировал мобильный, но когда я, полная решимости послать абонента, глянула на экран, нахмурилась – звонили с незнакомого. Для памяти телефона. Но очень даже знакомого для меня. Я сгорбилась, будто и правда можно было передохнуть, упасть и опереться на кого-то более надежного. Снова захотелось плакать. Я встала и направилась к окну.

– Ромашка, ты где?

Я только засопела в трубку, тяжело дыша.

– Ром?.. – позвал Дарьяр тихо и немного устало.

– Что? – буркнула я.

– Как ты?

– Сижу в больничке.

– Что с тобой? – насторожился он.

– У меня с другом беда, – прошептала.

– Что с ним?

– Он застрял между оборотами… – Сама не заметила, как начала с ним делить то, что поделить очень было нужно. Потому что одной нести тяжело. – Выпил какое-то лекарство. Новое. Для контроля ипостаси.

Я знала, что Дарьяру не понравится то, что я говорю. Но знала и то, что он об этом не скажет. Дикие оборотни не признавали наших усилий по оказанию такого рода помощи. И отчего-то не мучились спонтанными оборотами. Или делали вид.

– Дружишь с оборотнями?

– С некоторыми. Зачем звонишь?

– Узнать, как ты. И удостовериться, что с тобой ничего не случилось…

Дар говорил со мной мягко, спокойно, будто я не сбегала от него утром, размахивая пистолетом. Но все это было временно, натянуто до предела и вот-вот собиралось лопнуть. Я слышала, как напряженно он дышит.

– …Что сказал жених?

– Машину нашел?

– Нашел.

– Зачем ты меня отпустил?

– Я не отпускал.

– Ты дал мне сбежать, – понизила я голос.

– Не знаю, как не сломать тебя. Но я тебя не отпущу. – Мы помолчали на фоне хруста гравия под колесами его машины в трубке, прежде чем Дар напомнил мне о страхах: – Если твой жених тебя тронет, Рома, я его убью.

– Ты оставил ему достаточно предостережений. – Я остекленела взглядом.

– Он оборотень?

– Питаю к ним слабость, – усмехнулась я.

– Ты его не любишь.

– Нет.

– Знаешь, зря ты не согласилась стать моей пять лет назад. Я все боялся тебя сломать. Но кажется, что опоздал, и ломать уже нечего.

– Доломать всегда сможешь.

– Это точно.

– Мне надо идти, Дар.

– Иди, Рома.

Когда я отняла трубку от уха, не стало сил. Пришло понимание – я не убегу от него. Дар отпустил только потому, что знает – я никуда не денусь. Потому что обещать себя – это серьезней, чем сказать «да» на его прошлое предложение остаться. Он спас меня, и я не предам. Только от этого не легче. Черт, мог бы и просто так спасти! А потом снова спросить. А я бы снова сбежала.

– Ром?

Я обернулась. Саныч сидел на кушетке почти нормальный, только шерсть еще топорщилась клочками на плечах.

– Дурак ты, Саныч! Дурак! – И я бросилась ему на шею.

– Угу, – не сопротивлялся он. – Надо Шебу найти…

– Да найдем мы Шебу, – прорычала я, отстраняясь, чтобы он видел мой серьезный настрой. – Ты понимаешь, что не надо так больше?! Что не стоит оно того?! Отвечай!

– Понимаю, – устало кивнул он. – Ром, воды можно?

– Только попробуй еще раз на себе эксперимент поставить! Убью! – поднялась я и направилась к крану. – Нормально себя чувствуешь?

– Как с перепоя.

– Я позову Пашу, – вернулась я со стаканом.

Саныч выдул его двумя глотками и завалился на бок:

– Ром, я не думал, что такое возможно. Институт обычно нормальные препараты присылал.

– Ты что, не первый раз?! – дошло до меня.

Он только прикрыл глаза, кивая:

– Это было… Я думал, конец мне.

– Лежи, – приказала я и направилась за Пашей. Что-то долго она звонила в Институт…

В офисе я появился под вечер, но работа у нас в это время только начиналась. Оборотни привыкли вести активную жизнь ночами. Многие держали ночные клубы, круглосуточные сервисы и даже медицинские центры. Я же занимался звуком…

У нас с братом была компания по звуковому оборудованию разного профиля. Мы с детства тащились от разного рода музыки, собирали проигрыватели, «кассетники», «бумбоксы»… Демид был настоящим маньяком настоящего чистого звучания, не признавал цифру. Он искал старые пластинки, редкие издания, диски…

Его коллекция сейчас стоит миллионы.

А мне просто важно было быть с ним рядом. Нравилось то, что он делал, хотелось быть причастным. Я любил вырываться из нашего сложного мира в не менее замороченный мир людей, в большой мегаполис, чувствовать его сметающую энергию и противостоять ей, укрощать и двигаться в одном направлении. Тогда казалось, что мы нашли свое место, свою страсть…

Отец никогда нас не поддерживал, но и не препятствовал – а это уже немало, учитывая его характер, – до тех пор, пока Демида не стало.

Я припарковался у здания и вылез из машины.