Страница 10 из 12
– Они потом не уважают этих женщин. Я не хочу, чтобы тебе что-то грозило.
– Но не все они такие.
– Дикие – все.
– Дарьяр не такой.
– Сначала не такой, – все жестче парировала она. – А потом… Знаешь, сколько я таких дел вижу? И это учитывая, что не мой отдел этим занимается. Насилие, изъятие детей – только цветочки. Я не отдам тебя никому из них!
Я покачала головой и перевела взгляд на город. Задевали ли ее слова? Да. Боялась ли я Дарьяра? О, да. После вчерашнего – очень. Но я не верила, что он может причинить мне боль намеренно. Не могла поверить…
– Поэтому и Яворскому я тебя не отдам. С чего он решил, что может тебя защитить от прав этого отшельника?
– Не знаю, – отмахнулась я, поглощенная своими мыслями.
Каждый раз, когда мы встречались с Дарьяром, вся жизнь шла под откос. На полной скорости.
– Послушай, вернись домой.
Пришлось вынырнуть из своих проблем и взглянуть на Лару осознанно:
– Что?
– Я хочу, чтобы ты вернулась домой. – Ее голос дрожал. – И с отцом я уже говорила. Мы должны тебя защитить. Я хочу тебя защитить. – Она поднялась из-за стола и подошла ко мне, а потом вдруг присела рядом, заглядывая в глаза: – Мама говорила, что тебе надо дать свободу. Она мне это сказала той ночью, когда ее не стало…
С каждым словом сестры мне становилось трудно дышать. Я замерла с прямой спиной, будто она жгла меня огнем, и трудно было смотреть. То, что она говорила о последним словах мамы сейчас, казалось мне крайней жестокостью.
– …Но я больше так не могу.
– Не думаю, что это твое дело, – прошептала я. – У всех свой путь, это нормально…
– Приют – не твой путь. Тебя туда поселил отец.
– Выгнал.
Она прерывисто вздохнула, а за окном вдруг резко нахмурилось, и из воздуха начали закручиваться кружева серых облаков.
– Слушай, когда я выйду замуж – все изменится, – решительно заговорила Лара. – У меня появится право заявлять о своей воле. Я заберу тебя домой…
– Лара, не надо, – покосилась я на небо, сверкнувшее в этот момент так ярко, что аж в глазах зарябило, и я зажмурилась.
– Вот черт, – сдавленно ругнулась Лара. – Прости…
Да, сестренка моя в защите совсем не нуждалась. Но то, что она вдруг потеряла контроль, было странно. Неужели так переживает? Пять лет не переживала.
Додумать только у меня не вышло – затрезвонила мобилка.
– Прости, – смущенно вытащила я аппарат.
Звонила Шеба:
– Ром, Санычу плохо! – задрожал ее голос в трубке.
– Что такое?
– Ром, не знаю, но это выглядит жутко.
– Да что случилось?! – подскочила я со стула, подхватывая шлем со стола. – Лар, пока!
Отметила только, как сестра удивленно раскрыла глаза на мое незатейливое бегство, но уже в коридоре вся обратилась в слух:
– Рассказывай!
– Я думаю, он что-то сожрал!
– Отравился? – неслась я к лифтам.
– Нет. У него показ на следующей неделе, а он так боится обернуться волком от переживаний, ты же знаешь… А теперь у него уши наполовину отросли, клыки…
– Что он сожрал?
– Я не знаю, достал какую-то химию, – дрожала мне в трубку Шеба. – Лежит в медбоксе, докладывает сквозь зубы!
– Я несусь! Но буду не меньше, чем через час!
Единственным моим даром была скорость. Я нарушала все мыслимые ограничения, но кустарные амулеты приютских ведьм отводили от меня худо-бедно человеческих поборников дорожных правил. Сегодня я выжала свой талант на полную мощность вместе с баком горючего и уже через час пятнадцать затормозила с пылью у пропускного пункта приюта.
– Ну быстрее! – прорычала на неторопливый шлагбаум.
– На пожар? – неодобрительно покосилась на меня охрана.
Знала бы, как он прав, снесла бы его пост на полной скорости.
Маленький медицинский корпус находился в глубине участка приюта. Когда-то здесь была конюшня. Сейчас, благодаря спонсорству богатых родителей резидентов приюта, в число коих входил и мой отец, корпус походил на маленькую европейскую больницу с просторной процедурной и несколькими палатами. Заправляла тут всем, конечно же, ведьма – Павлена Аракиевна Шульцкая. Но мы звали ее Паша. По первым буквам ее сложного трудновыговариваемого имени. Характер у нее мягкий, сочувствующий, поэтому я позволила себе эмоции на полную мощность, влетая на порог небольшой приемной:
– Где Сашка?! – потребовала с порога, направляясь прямиком в кабинет Шульцкой.
Медсестра бросилась следом:
– Они в палате. Ром…
Я резко сменила направление и бросилась в стеклянные двери рядом с кабинетом.
Саныч нашелся по звукам возни, характерному запаху псины и ругани. Я влетела на порог дальней палаты и замерла на вздох.
Зрелище было не для слабонервных. Парень корчился на кушетке, будто застряв на половине оборота – половина тела была покрыта шерстью, позвоночник выгнут дугой, кости черепа деформированы, будто вздулись, а губы изранены выступающими изо рта клыками. Саныч тяжело дышал, пялясь в потолок, периодически взвывая от манипуляций Шульцкой. Его за руки и за ноги держали подчиненные Яворского, пытаясь распнуть на кровати.
– Выйдите отсюда! – рявкнул на меня один, но я и не подумала слушаться, приблизившись к другу:
– Саша, я приехала! – выдохнула, склоняясь над ним. – Павлена Аракиевна, скажите им!
Саныч только успел скосить на меня глаза, как меня перехватили под руку:
– Выйдите!
Я вперила злой взгляд в поборника закона и порядка в приюте:
– Лапы убрал! Никуда я не пойду! Вы его пугаете только!
– Рома… – начала было Шульцкая, но и ей не дали слова.
– Гавр! – рявкнул этот блохастый кому-то за спиной. – Уводи!
– Еще одно движение, и я звоню Яворскому! – отскочила я в сторону. – Только тяпни!
– Ромалия Савельевна! – прорычали мое имя, пытаясь ухватить за запястье.
Только в эти игрушки я игралась отлично – сам Горький меня натаскивал по боевым приемчикам. Я выкрутила Гаврюше руку за спину и пустила вокруг себя, пока он не пришел в стенку лбом.
– Сергею позвони, – схватила его за шиворот футболки между лопаток. – Скажет вывести – выведешь. Если сможешь.
И я отошла в сторону. Нет, иллюзий тут никто не питал – все знали, что больше, чем «вывести из палаты», в моем отношении никто ничего себе позволить не может. Но мне было плевать.
Саныч закашлялся, Шульцкая заматерилась:
– Да пустите вы ее! – вскипела. – Себе дороже!
Гавр оглянулся на остальных, но все же демонстративно принялся звонить начальству, а я скинула куртку в углу и обошла койку.
– Саш, – положила ладонь на лоб другу. Тот мелко подрагивал. – Давай расслабляйся. – Второй рукой я нашла его ладонь и крепко сжала. – Сейчас доктор введет тебе капельницу… Дыши. Ровно. Спокойно. Все хорошо…
Я ворковала над другом, игнорируя возню вокруг, пока до меня не дошло:
– А где Шеба?
Павлена Аракиевна поджала губы и закатила глаза, регулируя капельницу.
– Спалила мне новый халат… Перенервничала. А эти, – кивнула за плечо, – увели.
«Взвой» Яворского все еще нервировал своим присутствием. Разговор с Сергеем, видимо, не заканчивался, а я закипала все больше, вот только нервировать Саныча не хотелось – он почти перестал дрожать.
– Что с ним? – заставила себя оторвать взгляд от мужчин и вернуться к Санычу.
Тот шумно выдохнул, пытаясь стиснуть зубы, но губы закровоточили еще сильней.
– Принял новые таблетки, – кивнула Шульцкая на тумбочку.
– Какого, Саша?! – тихо взвыла я.
Но Шульцкая перебила:
– Они на тестирование пришли из института. Я собирала группу для тестирования, Сашка вызвался…
– Что?! – ошалела я, задохнувшись. – Добровольно?!
– Тихо, Рома! Сейчас выведем лекарство, все будет хорошо…
– А если не будет?!
– Ты усугубляешь его состояние, – процедила она сквозь зубы.
Пришлось прикусить язык и молча опуститься на стул.
Я знала, что здесь не только учат контролировать ипостась, но еще и медикаментозно помогают. Но ничего сильнодействующего наши не изобрели, насколько мне было известно. Хоть и очень старались.