Страница 31 из 62
– Могу предложить вам выпить, – сказал Луговой, но Дупель только щекой дернул: какая выпивка?!
– Новой империи требуется новый метод управления провинциями. Обратите внимание на события – империя структурирует мир, вразумляет окраины. Нравится, нет ли, но Россия – провинция, на ближайшие века ею останется. Новые власти используют демократию как средство управления, но лучше не ругаться с центром – уши надерут.
– Провинция! – сказал Луговой. – Окраина! Верно сказано! Историческая роль страны интеллигенцию не устраивала, а теперь придется семечки на завалинке лузгать, осваивать провинциальные радости.
– Рад, что это понятно. Наместника в провинции избирают для управления регионом добычи – и только. А если у него фантазии появляются – его регион бомбят. Журналисты ищут идеологические причины для современной войны. У современной войны таких причин быть не может. Империя – машина, какие убеждения бывают у автомобиля – карбюратор, мотор? Враг демократии! Друг демократии! – Дупель рассмеялся. – Какая чушь! Обыкновенный системный подход. Шестеренка сломалась – выкинуть шестеренку. Наместник выходит из-под контроля центра (Милошевич, Хусейн, кто угодно), становится врагом империи – его уничтожают. А убеждения – левые, правые, гринписовские, панславянские – кому интересно?
– Действительно, – сказал Луговой, – кому?
– Никому. Можно поощрять любую аномалию – отсюда политкорректность. Негр, еврей, гомосексуалист, социалист, хоть марсианин – нефть качай и будешь молодец.
– И надолго такая ситуация? – спросил Луговой.
– Навсегда, – убежденно сказал Дупель. – По-другому не будет. Социальная жизнь попала в резонанс с техническим прогрессом – сформировалась зависимость. Именно это имеют в виду современные мыслители, когда говорят о конце истории.
– Новые властители дум появились? Не обманули бы! – Луговой изобразил тревогу. Он не старался скрыть, что издевается над словом «мыслители».
– Ведущие мыслители современности, – повторил Дупель, – пришли к выводу, что история кончилась. Фукуяму читайте. А из отечественных рекомендую Труффальдино. В дискурсе свободы мы вошли в постсовременный отрезок времени.
– Вы меня терминами не пугайте. Я чиновник, мне надо попроще. А вдруг схема разладится? Разве не бывало случаев? Строили Вавилонскую башню, а она упала. Мне, держиморде и политику, гарантии нужны. Теории не понимаю.
– Прекратите дурачиться. Отлично понимаете. Понимаете, что моя нефтяная труба кормит русских дармоедов. Понимаете, что ваши кротовы и фиксовы не смогут воровать, если я в бюджет не дам деньги. Понимаете, что если я не протяну трубу в Китай, если остановлю добычу, то у вашего полковника завтра денег на бутерброд с колбасой не хватит. Если мировое сообщество от вас, чекистов, отвернется, вы завтра зарплату не получите. Придете к окошку, где получку выдают, – а там пусто. А послезавтра с голоду околеете. Будете лежать у себя на даче с высунутым языком, как Сталин при смерти. Вы это отлично понимаете! И не подсылайте ко мне агентов, не ставьте у меня на даче жучки, не лезьте в мой компьютер! Для ваших интриг я неуязвим. Прекратите пугать журналистов, хватит закрывать газеты и телеканалы. Я вхожу в структуру мировых отношений, а вы – нет. Поссоритесь со мной, значит, поссоритесь со всей глобальной системой, для которой важнее я, чем вы.
– Я учту, – сказал Луговой. – Вы за этим ко мне пришли?
– Нет, – сказал Дупель и встал, – я пришел вас спросить: сколько?
– Это смотря чего, – осторожно ответил Луговой.
– Денег, – сказал Дупель, – сколько вам нужно денег? Ваш Фиксов вымогает у меня миллиард, я послал его к черту.
– А может быть, зря? – встревожился Луговой. – Может быть, напрасно вы Фиксова обидели? Знаете, как бывает: попросит человек денег, ему откажут, он и злость затаит.
– Сколько? – повторил вопрос Дупель. – Я предпочитаю говорить сразу с вами. Если я дам Фиксову миллиард, завтра за миллиардом придет Зяблов, а послезавтра Кротов. Предпочитаю знать сразу: сколько нужно, чтобы вопрос решить.
– Бесплатно решим, Михаил Зиновьевич! Вы власти захотели – ну, так и скажите, не стесняйтесь, при чем тут деньги? Власть, как и любовь, купить нельзя. И не пытайтесь, я вас к власти бесплатно приведу.
Луговой произнес эти слова насмешливо, так, во всяком случае, показалось Дупелю. Дупель сжал губы и не сказал ни слова. Советник при трех президентах, думал он, и время тебя не берет. Но ты же не бессмертный.
– Да вы не сердитесь, Михаил Зиновьевич. Я – с открытой душой. Сказал: бесплатно – значит, бесплатно. Что ж я, не понимаю, что лучше вас не найти? Ответьте только еще на один вопрос. Ваша глобальная система насколько глобальна? Я имею в виду вот что, – улыбаясь, сказал Луговой. – Этот пруд за окном кажется утке большим, а нам – маленьким. Большая система больше системы маленькой, но насколько она велика в принципе?
– Не примете в расчет – пожалеете.
– Спасибо за лекцию, – Луговой улыбнулся, – послушать поучительно. Хотел бы я в чем-нибудь так увериться, как вы уверены в Западе.
– Пугаете? – Дупель сказал все, что хотел, он знал, что Луговой его понял. – Вам надо самому бояться. Мир однополярен, поскольку план развития существует один. Да, я полагаюсь на Запад.
– На круглой Земле запада не существует, – сказал Луговой, – так на кого же вы полагаетесь?
И тогда Михаил Зиновьевич Дупель поднял палец и показал в потолок. Имел в виду он, разумеется, не соседа сверху, не Тофика Левкоева, но высший порядок, мировой дух, выражаясь в терминах немецкой философии. Луговой проследил направление его пальца и задумчиво покивал головой.
Дмитрий Кротов тем временем выпроводил грузчиков, сказав им так:
– На чай не даю, на водку тем более. Алкоголизм не поощряю. Что заработали – получите. Тут все честно: до пяти часов время оплачено, за простой денег не даю. За лень вам из пенсионного фонда платить будут.
Кротов сказал про пенсионный фонд со знанием дела: его фракция в парламенте контролировала пенсионные фонды, последние инвестиции в Лихтенштейне были сделаны именно из денег пенсионного фонда. Вот туда-то, в Лихтенштейн, и смог бы обратиться незадачливый грузчик, если вопросы возникнут. Закрыв дверь за грузчиками, Дима Кротов еще раз просмотрел список гостей. Кажется, никого не забыл. Политики из администрации президента – Зяблов и Слизкин, люди незаметные, а дела без них не делаются. Придут ли? Вообще-то они публичности не любят. Депутат Середавкин, Василий Баринов, Юлия Мерцалова – это, так сказать, бастион пропаганды. Разумеется, Герман Басманов – как без него; Аркадий Ситный и Леонид Голенищев представляют культуру, Розу Кранц и Шайзенштейна никак нельзя не пригласить. Рекомендовали позвать новую знаменитость, хорька: многие уже принимали хорька, нашли его общество приятным. Впрочем, сегодня развлечений и без того довольно. Развлекать гостей будут современные художники – супруги Кайло, Юлий Педерман, Снустиков-Гарбо. Кротов сознательно не стал приглашать пожилых мэтров: молодежь динамику момента передаст более убедительно. Изобразят что-нибудь либеральное, в духе времени.
И, конечно же, званы соседи: Иван Михайлович, Алина Багратион, Левкоевы. Дима просил Тофика Мухаммедовича прийти не только с супругой, но и с дочерью Соней – поразительно, что у такого прагматичного и, как говорят, жестокого человека тихая и милая дочь. Знакомство в парадной дома, поездка по ночной Москве в служебном автомобиле, рассказ Сони о Сорбонне, первый поцелуй в итальянском ресторане – и Дима стал регулярно встречаться с Соней. Настанет момент, говорил себе Дима, и надо будет поговорить с Тофиком Мухаммедовичем, сделать все торжественно и прилично.
Расставляя по столу открытки с именами гостей (Гриша Гузкин показал в Париже, как это делается), Кротов поместил Соню рядом с собой. Почему бы и нет? Кротов полагался на деликатность тех гостей, отношения с которыми могли бы Соню шокировать. Он не сомневался, что Алина Багратион будет вести себя адекватно. Остается надеяться, что и Герман Басманов его не подведет. Золотозубый спикер парламента взял в привычку прилюдно поглаживать ягодицы Кротова, но то, что уместно в бане, совершенно некстати будет в присутствии Сони Левкоевой. Надо будет твердо обозначить границы. Однако не хотелось бы и обидеть Германа Федоровича, он человек самолюбивый. А вот и голоса слышны на лестнице. Неужели она?