Страница 29 из 62
– У меня нет времени разговаривать со слесарем. Существует определенный расклад сил, где мнение слесаря не считается.
– Верите этим рассказам? – спросил Луговой. – План «Анаконда»? Заговор западных держав? Атланты сжимают кольцо вокруг России, так, что ли? Или вот еще: план «Кольца Сатурна»? Мне рассказывали: изменение русской нации вплоть до биологических мутаций. Я не верю. Зачем русских менять – они и так мутанты. Атлантическая цивилизация против Евразии, масоны и прочая чепуха – по мне, так мнение слесаря интереснее.
– Однако без планов истории не бывает, – сказал Дупель. – Нравится или нет, но план истории существует.
– Вряд ли, – сказал Луговой, – нет никакого плана. Посмотрите на мой дом, Михаил Зиновьевич. Вот живая история. Стоял дом – и будет стоять. Потому что жить в нем приятно. Были коммуналки, их расселили – теперь стало как раньше. И никакой план не требуется – просто время и сила вещей. Я считаю, пусть Кротов свой миллиард сопрет. Димочка для России его отработает. История делается без бюджета, на глазок. Только пенсионерам бюджет интересен.
– Ошибаетесь, – сказал Дупель, – у истории строгий счет. Она копейки считает. Как пенсионер из коммунальной квартиры.
Жильцы дома на Бронной любили рассказывать истории о расселении пенсионеров из коммунальных квартир; красочнее других исполнял этот номер Тофик Левкоев. Водя гостей вдоль бесконечных комнат, Тофик в лицах описывал прежних жильцов, изображал их радость от встречи с новым владельцем. Я этой дуре, говорил Тофик, отдельную однокомнатную купил. Руки целовала, понимаешь? Ноги целовала, веришь? На коленях за мной по всей квартире ползала. Не надо, говорю, не ползай, знаю, что благодарна. А она ползет, остановиться не может. Всем комнаты купил, а один дед уперся – не хочу, говорит, уезжать. Тут, говорит, липы растут на пруду. Ах, ты, – в этом месте рассказа Тофик обыкновенно вставлял резкое словцо, – липы ему подавай! Я так сказал: ты, отец, поезжай отсюда в Жулебино, пока предлагаю по-хорошему, а не поедешь в Жулебино, я тебя на Ваганьково устрою. Мамой клянусь, сам поеду на кладбище, лучшее место выберу. Под липой тебя закопают, в тени, как просил. Хочешь, да? Так рассказывал Тофик Мухаммедович, и гости смеялись. И где же он теперь, рассыпалась смехом Лаванда Балабос, где этот дедушка: на Ваганьково или в Жулебино? А черт его знает, говорил Тофик, не помню я! И все смеялись. Смеялся вместе со всеми и Дима Кротов, которого Левкоев зазывал по-соседски на коньячок.
Соседи подобрались исключительные. Белла Левкоева, Лаванда Балабос, где еще встретишь таких дам? Ниже этажом Алина Багратион и Луговой – Дима привык, что, не выходя из дома, можно пообщаться с лучшими людьми страны. Дом такой, что государственные дела можно решать в лифте, а за завтраком договориться о демократических реформах. Да, с домом повезло. И мебель соответственная – Плещеев удружил, из Лондона прислал гарнитур карельской березы. Где найдешь хорошую русскую мебель? Только в Лондоне и сыщешь. Дима остановился перед старинным зеркалом. Костюм определенно хорош, и галстук отменный. Вот только волосы! Дима Кротов нагнул голову, исподлобья осмотрел раннюю плешь. Молодой, в сущности, человек – а уже плешь. Остальное неплохо складывается. А плешь подвела.
– Официальная версия говорит, что моя компания дает России пять процентов бюджета, – сказал Дупель, – вы знаете, что это неправда. Пять процентов – это много. Но на самом деле не пять – двенадцать процентов. Мои рабочие качают нефть на севере и на востоке, в компании работают четыреста тысяч человек. Моя компания сегодня третья по размерам добычи в мире. Через пять лет будет первая.
– Горжусь знакомством, – сказал Луговой.
– Заметьте, компания признана всем миром. Деньги, которые я приношу в Россию, – легальны. Это не торговля ракетами на Востоке, не продажа паралитических газов террористам. Я представляю ценности, принятые везде.
– У вас, Михаил Зиновьевич, есть стойкая уверенность в том, что существуют общие мировые законы, которым подчиняются все. А мы в России все-таки думаем, что есть российские интересы – и общие интересы. Иногда они совпадают. Чаще нет. Мне любопытно: в день, когда они не совпадут, – вы на чьей стороне будете?
– Ошибается тот, кто строит расчеты по старым схемам. В новой модели мира отдельных интересов нет, локальные тираны не нужны. Возникла новая мировая империя, построенная по законам информатики, маркетинга, цивилизации.
– Простите старика за прямой вопрос. Ваша нефтяная компания – она России принадлежит или мировому порядку?
– Она мне принадлежит, – сказал Дупель. Странно прозвучали эти слова. Говорили о больших снежных пространствах, об огромных лесах и длинных реках, о сотнях карьеров и нефтяных скважин – и вот маленький человек сказал: это мое.
– А вы сами?
– Оставьте демагогию. Советский Союз развалился не потому, что коммунизм проиграл капитализму, а потому, что малая система нежизнеспособна в присутствии системы большой. Наполеон говорил, что правда на стороне больших батальонов. Мир строит глобальную систему управления, единую для всех. Нельзя играть против истории. Нет и не может быть в принципе той точки, с которой осуществляется критика современности: эта внешняя точка с неизбежностью окажется внутри системы.
– И что же, – спросил Луговой, – исключений нет?
– Нет, – сказал Дупель, – и не было никогда. Диссиденты критиковали вас, то есть советскую власть, не извне, они критиковали вас изнутри большой системы – большей, нежели система стран Варшавского Договора.
– Вы, менеджер большой системы, чего вы хотите от меня, от маленькой гайки в маленькой системе?
– Хочу немного. Не распускайте свою шпану. Остановите их.
– А для чего вы органы госбезопасности призвали на трон? Какого эффекта ждали?
– Чтобы строить систему, нужен системообразующий фермент. Государство разрушили, партию ликвидировали, идеологию упразднили. Что осталось? Лучше госбезопасности ничего не придумать. Я понимал, трудности будут. Госбезопасность регулирует себя сама. Кому-то, – Дупель внимательно посмотрел на Лугового, – может прийти в голову фантазия, что такой формы регулирования для русского общества достаточно. Но малая система встроена в мир, а в мире действует система большая, у большой системы другие законы. Я понятно говорю?
– Вполне, – сказал Луговой, – понятно. Малая система – как рука (или две руки, если у кого есть пара), а рука подчиняется телу. Правильно? Вопрос в том, кто берет с тарелки пирожок – тело или рука?
– Не рука и не тело, а тот, кто велел официанту принести пирожок.
– А если официант взял пирожок и сам съел?
– В эту комнату как войти? – спросил грузчик. – Двери на стене нарисованы, а не открываются.
– В эту комнату попадают с балкона. Как будто нельзя догадаться! Что, совсем тупой? Двери на стене декоративные. Они нарисованы для симметрии. Эти двери и не должны открываться, – объяснял Кротов грузчику. Народ в России дикий, к искусству глухой: разницу между картинкой и реальностью не осилит. – На стене нарисовали двери, понимаешь? Для красоты, понимаешь? А войти нельзя, понял? Потому что это не дверь, а стена. Чего проще? Надо выйти на балкон, т. е. не на балкон, а в оранжерею (мы из балкона сделали закрытую оранжерею), пройти по оранжерее кругом – и окажетесь в дальней комнате. Там будет японский сад камней.
– Мебель как заносить? – спросил грузчик. – Через балкон таскать?
– Мебель носить через оранжерею. Вот это кресло, диванчик с грифонами, столик малахитовый. Осторожнее с орхидеями. Орхидеи – это цветы, – добавил Кротов на всякий случай. Неизвестно, что они тут, в России, понимают, а что – нет. Надо каждую мелочь разжевать.
– Не по-людски придумали, – сказал грузчик. – Зачем рисовать дверь на стенке, а в комнату через балкон ходить?
– Проект сделали, тебя, дурака, не спросили.