Страница 38 из 40
"Вот если бы тут был Макси… Он бы со всем разобрался!"
Сознание того, что стала беспомощной без него, больно била в затылок, но я все равно бегала, перерывая все сумки и джинсы, молясь о том, чтобы не оставила его на работе.
Без него все было не так! Утро перестало пахнуть клубникой и крепким кофе, а вещи взяли привычку исчезать! Я не могла найти зарядник для телефона, не могла открыть кофеварку, а дверца в сушильном аппарате уже второй день упорно не хотела отдавать высохшее постельное белье.
Я то надевала спортивный костюм, то раздевалась почти догола. Перед глазами стоял точеный силуэт красотки, а нос до сих пор щекотало от тяжелого парфюма. Но, как бы я ни старалась успокоиться, ничего не выходило.
Я застыла посреди гостиной, осматривая рояль, заполнивший небольшое помещение почти полностью. Максим так незаметно въелся мне под кожу, что стало страшно. Он, как музыка, неслышно просочился в кровь, сердце и легкие. Без него было сложно дышать, думать и жить. А разве это нормально? Мне вдруг стало жаль саму себя, перед глазами то и дело вспыхивали картинки грязного фартука, гардероба, состоящего из удобных вещей, коробки лакированных лодочек, надежно припрятанной в глубине гардеробной, а главное — четкая картинка упущенной карьеры… Именно это сулит тем, кто предал мечту, бросив ее к ногам мужчины? Я превращусь в тетушку, в чьей сумке всегда есть носовой платок, чтобы подтирать сопли детям, мелкие деньги и любовный роман?
Осознав что-то важное, я не понимала, что делать дальше. Хотелось убежать, чтобы не думать о том, что молоденький мальчишка стал жизненно важной составляющей моей хорошо отлаженной жизни. Мне стало страшно! Как я, всю жизнь что-то доказывающая всем и вся, погрязла в мужчине? Как я могла так вляпаться? В какой момент я упустила контроль над свей жизнью? Это что? Любовь, что ли? Она вот такая, да? Неужели чувства любви застают тебя в полуголом виде посреди гостиной? И то, только после того, как расфуфыренная мадам появляется на пороге любовного гнездышка. И я бы не сказала, что испытала удовольствие от понимания всего этого. Я думала, любовь — это чувство полета, а не осознание того, что внезапно превратилась в беспомощное существо. Я не могла связать все мысли воедино, потому что в дверь снова постучали. Но это уже был другой стук…
… - Ну, а дальше ты все знаешь. Мужчина и женщина, ввалившиеся в нашу крохотную квартирку, стали с порога на меня кричать. Их голоса превратились в непрекращающийся шум, я не могла рассмотреть их лиц, потому что они мелькали то туда, то сюда. И только потом я поняла, что они собирают мои вещи. И уже через пару минут я стояла на той самой скрипучей ступеньке, в одних трусах с мультяшным рисунком, что ты мне подарил на первое апреля. Но на этом твои родители не остановились. Они нашли наши с тобой фотографии и, подкупив кого-то из больницы, развесили их по всему отделению. Главврач вызвал меня и настоятельно предложил перевод, дабы избежать скандала. .К.н.и.г.о.е.д...н.е.т.
— А что мы, по-твоему, должны были делать, когда на пороге твоей квартиры встретили полуголую девку? Ты предпочел дочери влиятельного человека какую-то врачиху? Да? Вы росли вместе! Все с первого класса знали, что именно Лара пойдет с тобой под венец, чтобы объединить две семьи, с немаленькими семейными предприятиями, между прочим. Ты хотел, чтобы родители спокойно смотрели, как сын рушит свою жизнь? — отец Максима расхаживал из угла в угол, плотно сжав за спиной руки. Он выжидал реакции своего сына, но Максим молчал, не сводя с меня своего внимательного взгляда.
— Дальше, Лиз.
— А что дальше? Как только меня выписали из больницы, я уехала. Сбежала, не в силах переживать все это заново.
— Почему ты оказалась в больнице?
— Потому что я носила твоего ребенка, — прошептала я, отводя взгляд к окну. — Я старалась его сохранить изо всех сил, Максим, но мне не удалось. Я шесть месяцев лежала в том самом роддоме, где работала до тех пор, пока твой папенька снова не вмешался. Почти двести дней в горизонтальном положении. Меня кормила, поила и придерживала в душе моя Буля. Именно она была со мной сутками. Но и ее молитвы остались неуслышанными. Я родила ребенка, Максим, — пальцы уже давно сжимали в руках справку, пожелтевшую от пролитых слез, и затертую от частых прикосновений. — Я помню боль, которую впитывала, как твои прикосновения. Я закрываю глаза и ощущаю, как мое тело рвется, пытаясь скорее дать жизнь ребенку, которому не суждено было сделать ни единого вздоха… Вижу жалостливые лица врачей, помню крик. Но это не его крик, а мой. Мой крик слышали все. Я вопила от горя, как раненый зверь, не желая отдавать крохотный безжизненный сверток врачам.
Максим застыл. Кровь отлила от его лица, обнажая пульсирующую вену на лбу. В этот миг его лицо напоминало холодный кусок мрамора, только огромные глаза поблескивали застывшими слезами.
— Я не знал, — прохрипел отец, подойдя к Максиму со спины. Он то поднимал руку, желая потрепать сына по плечу, то вновь опускал, не находя в себе смелости. — Я, правда, не знал…
— Дальше, Лиз, — шептал Макс, понимая, что это просто не может быть концом.
— Помнишь, я тебе рассказывала про странную парочку, которая отказалась от еще не рожденного ребенка? — Максим округлил глаза и, схватившись рукой за подоконник, чуть пошатнулся. — Из-за их жалобы меня перевели в санитарки на целый месяц, помнишь?
— Это не может быть правдой, — шептал Максим. — Это сказка, сериал или мелодрама.
— Это ты… Та самая врачиха, — прохрипел отец и рухнул в кресло, закрыв лицо ладонями.
— Я не могла оставить твоего крохотного брата в детском доме. Поэтому, собрав все справки, получила сначала временное опекунство, а потом и усыновила его. Ваня — твой брат, Максим. Он тоже оказался выброшенным на обочину идеальной жизни твоих родителей, — я выдохнула и села на стул. Во рту все пересохло, а руки тряслись, дребезжа толстым стеклом стакана по зубам. Но, тем не менее, этот противный звук был намного приятней, чем тихое поскуливание отца Макса.
— Лиз, — прошептал Максим, положив руку мне на плечо. Подняв голову, я вздрогнула, натолкнувшись на его опустошенный взгляд.
— Максим, уже ничего не вернуть. Но можно помочь Ване.
— Что нужно? — сухо произнес Макс, за спиной которого стоял отец.
— Нужно сдать анализы, чтобы определить совместимость.
— Он готов, — прохрипел Макс. Он ни на миг не обернулся к отцу, словно знал, что у того просто нет вариантов, чтобы отказаться.
— Тебе тоже нужно сдать анализы, Максим. Вероятность того, что печень брата подойдет, намного выше, чем печень отца.
— Да… Я должен спасти ребенка того человека, кто убил моего…
— Это мой сын, Макс. Он мой!
— Я знаю, Лиз. Иди к …сыну. Иди.
Я ушла, плотно закрыв за собой дверь. Оставила людей, чья связь была только на генетическом уровне, чья любовь была только буквами в слове. А теперь? Что их будет держать вместе?
Эпилог
— Спасибо! Спасибо огромное! — женщина прижимала к груди новорожденного. Она лишь на мгновение подняла свои заплаканные глаза, чтобы поделиться любовью, что переполняла ее в данный момент.
— Ты сделала это, Маша. Ты сделала это, — прошептала я, притронувшись трясущимися губами к влажному лбу своей пациентки, что последние пять лет была частой гостьей моего кабинета.
— Это Вы, Лизавета, это Вы!
— Нет, глупенькая. Это твоя вера..
— Вера?
— Да, вера. Может, так ее и назовешь? Вера. Хорошее имя для первенца?
— Хорошее, — прошептала Маша, прижавшись щекой к маленькой головке дочери.
— Конечно, хорошее, — санитарка, все это время прибиравшая родильную палату, уже вкатила персональную кюветку для новорожденной. — Я заберу ее на пару часиков, а ты поспи, детка. Поспи.
— Я не хочу спать.
— Это понятно, — рассмеялась старушка, протягивая сухие морщинистые, но такие надежные руки к пригревшемуся у мамкиной груди комочку. — Вы все не хотите, а потом засыпаете.