Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 7



Я вспомнил те ощущения, которые я испытывал, когда заработал первый миллион, как я радостно прыгал. Еще я почувствовал, как мной гордилась мама, когда я ей сказал, что мне не надо работать. Но, следом пошли и другие воспоминания, которые я не мог идентифицировать. Я точно помнил, что со мной такого не случалось: вот какой – то бородатый мужик, учит меня кататься на коне, говорит, что я его сын и смотрит на меня с гордостью. Вот я, выбираю красивые наряды. Я понимаю, что они яркие и красивые и мне так нравится хвататься за ткань, щупать её, примеривать ее на себя. Вот другое воспоминание, которого явно у меня не может быть – я танцую в кругу парней на дискотеке, а ко мне подходит невероятной красоты мальчик и целует меня в губы. Я чувствую, что мне приятно, но я точно знаю, что я не пидор, и такого не делал, что это черт возьми, вообще значит?

Я резко открываю глаза. Теперь я в постели, укрыт легким одеялом. На меня смотрят глаза. Эта Марис, тот самый мужик. Второго, кажется, как его зовут, не могу вспомнить, а, Хирос, в комнате нет.

– Пришел в себя?

– Кажется да. – Мои губы ссохлись, во рту пустыня. Я страшно хочу пить. Марис подает мне стакан воды и я жадно его осушаю.

– Послушай меня, Иезекиль…

– Я же говорил, что я не… – Он обрывает меня жестом, и я понимаю, что мне нужно послушать его.

– Теперь ты – Иезекиль. Никакого Ромуса больше нет и не было. Ты совершил Переход, а это означает, что если ты хочешь жить, то должен забыть о своей первой личности.

– Ага, и если я захочу, чтобы также жили вы, с тем вторым мужиком.

– Я прошу тебя сейчас заткнуться и послушать меня внимательно. – От взгляда, который был направлен сейчас на меня, мне стало не по себе. – Ты даже не представляешь, что ждет тебя в том случае, если Совет узнает о Переходе. А о Переходе узнают, поскольку любой, кто скроет, что знает, карается смертью или изгнанием в Пустые земли.

– Мне то, что до того? Или ты себя сейчас прикрываешь?

– Глупый мальчишка!

– Мне тридцать пять!

– Тебе восемнадцать, тебя зовут Иезекиль, и ты через два дня выходишь замуж за Хироса.

– Что? Чтоооо? Что, ты блять, сказал сейчас? – Мужик щелкнул мне по губам, отчего мне стало так больно и обидно, что я захотел плакать! Да что со мной не так?

– Я тебе сказал, чтоб ты слушал? Что с тобой? Ты говоришь то, о чем не знаешь совсем! Я воин, как и Хирос, нам не страшна смерть. А вот тебя она ждет и не такая, как ты себе представляешь. Тебя будут ранить тысячью порезами, ты будешь истекать кровью до тех пор, пока она вся не выйдет из тебя, и всё это время ты будешь орать и валяться в своем дерьме! – Такая перспектива мне оказалась не очень – то приятной, тем более небольшое касание Мариса доставило мне нестерпимую боль.

– И так, продолжим. Ты совершил Переход, поскольку Иезикиль, тот, в чьем теле ты сейчас, находился на пороге смерти. У него начался приступ астмы, и мы с Хиросом бросились ему на помощь, однако не смогли уложиться в пять минут. После пятой минуты был риск, что тело Иезекиля не умрет, но в его тело совершит Переход душа, которую в этот момент убили в его мире. Видимо ты попал в наш мир благодаря тому, что тебя убили в своем, в одно время, с началом реанимации Иезекиля.

– Значит вот почему я оказался тут! Мой пидор – бухгалтер, значит, все таки убил меня, падла! – Я получил новый щелчок по губам, и на этот раз из моих глаз брызнули слезы. Я закрыл рот и прижал к нему руки.

– У тебя есть два дня до свадьбы, чтобы разобраться совсем. Ты должен изучить, хоть немного наш мир, который, вероятно, отличается от твоего, а, также, изучить свое окружение. Хвала Пантеону Богов! Ведь ты оказался на Бденье в доме Хироса и никто к тебе до дня свадьбы приближаться не сможет.

– Это еще что за новости? У вас что, пи…, – я увидел нахмуренное лицо мужика и быстро поправился, – парни, то есть, могут жениться что – ли? Это не против конституции?



– Ты глупый варварский гомофоб! У нас уже пятьсот лет как можно однополым парам вступать в брак, и мы гордимся этим. Не знаю, откуда ты, но тот мир заслуживает уничтожения, за дискриминацию. Это варварство нужно прекратить повсюду.

– А что за Бденье?

– У нас есть традиция, что будущего мужа помещают на одну неделю в дом будущего супруга перед свадьбой. Он не должен ни с кем встречаться, кроме своего будущего мужа и того, кто приставлен охранять его девственность.

– Что, блядь, охранять?

– Девственность.

– То есть, ты хочешь сказать, что этот старый развратник Хирос, собирался меня насиловать неделю?

– Ох, блять! Да какой – же ты идиот! Это традиция такая, и никто тебя насиловать не собирался, кому ты нужен то, блять! Мешок с костями! Тем более, что я приставлен охранять твою дырку, а это значит, что тебя и сами Боги не трахнут до свадьбы!

– Я бы хотел не делать этого и после свадьбы!

– Ага, как хочешь! И кстати, Хирос не старик, он воин, ты наших стариков не видал, им по сто пятьдесят лет. А Хирос ровесник твоей первой души между прочим. – Возразить мне нечего.

– Так что, давай, не глупи. Я помогу тебе. Но ты должен запомнить одно: ни одна живая душа, кроме нас троих, не должна знать, что ты совершил Переход. – Марис посмотрел на меня внимательно, и я кивнул ему в ответ, как бы говоря, что я понял и умирать не собираюсь. По крайней мере, добровольно. Или, по крайней мере до того дня, когда меня соберется выебать Хирос, ведь живьём мою дырку он не получит.

– Ну и ладненько, господин Иезекиль. А теперь, поднимайтесь, переодевайтесь, и, спускайтесь в столовую, там накрыт обет. После этого мы сможем пройтись погулять. – Мой желудок издал урчание и я понял, что очень проголодался.

– Надеюсь, моего пид…, то есть будущего мужа, в столовой не будет? Не хочу портить аппетит.

Марис посмотрел на меня неодобрительно, встал с кровати и вышел за дверь. Я вздохнул, посмотрел на кресло, увидел там стопкой сложенную одежду. В моей груди зажёгся неведомый мне ранее интерес, я так захотел примерить всё, что там лежало, что выпрыгнул из кровати. Когда я подошел к белью я понял, что это явно не мое настоящее желание, я осекся, быстро схватил первую попавшуюся мне тряпку, натянул ее, это оказалась длинная голубая майка с тесьмой, а также напялил хлопковые шорты, и вышел из комнаты.

Столовая оказалась на первом этаже, и это было именно то место, где я совершил переход. На столе стояли простые блюда со злаками и фруктами, а также овощами. Всё было просто, красиво, изящно, экологично. Я набросился на еду, и набил полный желудок. Хирос и Марис поели быстро и молча, посматривая на меня с опаской. Мне было всё равно, я не помню, чтобы ел таких простых и вкусных вещей. На столе не было приборов, но мне было насрать. Я ел и в худших условиях и в самых лучших Мишленовских ресторанах, где на одно блюдо было по два прибора.

                              Глава 4

Я не был дураком, не смог бы построить в прошлой жизни ту империю, которую бы построил, будь я недалеким. Мне стало понятно, что я беззащитен, пока всё не пойму и не обрету информацию. Главное оружие мира – это информация. И неважно, в каком мире ты находишься, хоть в этом, хоть в другом. Я решил выйти на улицу и осмотреться. Меня ждала неожиданность: мой будущий муженек был явно богат. На меня смотрел двухэтажный особняк в таком классическом, американо – голливудском стиле: белые колонны, невысокая изгородь заборчика, в котором находился палисадник с цветами, стены дома окрашены в зеленые тона, просторные окна, местами открытые.

На всю длину моего взора, простирались угодья, которые явно относились к этому особняку. Никого нигде видно не было. Я решил обойти дом и побродить вокруг. Мне очень понравилось окружение, я испытывал не знакомое мне чувство эстетического удовольствия, глядя на великолепный ландшафтный дизайн. Вокруг всё утопало в цветах и кустарниках, ровные дорожки уходили вдаль, маленькие фигурки и статуи заканчивали дизайн, наполняя сад изяществом и красотой. Я бродил по тропинкам, нюхал цветы, рассматривал деревья и не мог налюбоваться этой красотой. Небо было чистым и голубым. Пока всё вокруг напоминало планету Земля, которую я покинул. Мне повезло, что люди были похожи на нас, точнее пока только двое мужиков, которых я увидел. Я всё шел и шёл по тропинке и никак не мог дойти до предела сада.