Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 7



Максим Киамос

Переход

Где – то в конце истории.

– Вторая минута пошла. Раз, два, три, разряд. Раз, два, три, разряд. Теперь нужно было добавлять ток. Я понял, что Хирос не дышит, но продолжал усиленно делать реанимацию. Врач повторял вслух то, что я делаю, мониторы противно пищали.

– Пошла третья минута. Включить обратный отсчет на мониторе. – Медсестра нажала какие – то кнопки, раздался ужасный писк, я снова зашипел. Это отвлекало меня.

– Последняя минута. Раз, два, три, кислород. Раз, два, три, ток.

– Тридцать секунд. – Черт, Хирос, пожалуйста, не оставляй меня, прошу тебя!

– Двадцать секунд. – Я заорал врачу:

– Блять, заткнись уже!

Глава 1

Обожаю свою чёрную спортивную Теслу. Это не машина, а зверь! Выдает сто миль за несколько секунд с места. Это все при том, что авто – электрический. Сегодня выдался на удивление жаркий день, но я не захотел включать кондёр: открыл окна и люк, наслаждаясь мерным гудением автомобиля. Так я заяехал на стоянку большого офисного здания, подъехав прямо к входу.

На парковке уже собиралась куча машин, но моё парковочное место было пустым, потому что никому не разрешалось подъезжать ко входу в здание, кроме генерального директора и владельца Ай Ти компании, то есть меня.

Я заглушил мотор, вышел из авто, дверца приятно захлопнулась, а брелок сигнализации издал легкое пиканье. Я расправил плечи, где-то в спине громко хрустнуло, наверное возник напряг после вчерашней тренировки. Навстречу мне уже спешила секретарша: молодая, но умная сучка в красной короткой юбке и белой блузке. Она выглядит так аккуратно, так пластмассово, что кажется, что это кукла, а не человек. В моей компании негласное правило – на работу брать до тридцати. Не хочу смотреть на старых теток и лысых, пузатых мужичков.

– Доброе утро, господин директор! – Я вперил взгляд в ее белозубую улыбку.

– Дорогая моя, я же просил Вас называть меня по имени, Вы же моя секретарша, и, пожалуй, знаете обо мне даже больше, чем моя мама. – Мой взгляд опустился ниже, к слегка расстегнутой блузке, что вызвало легкое покалывание внизу живота.

– Простите, Ромул, я не привыкла к этому еще, мне как – то неудобно… – Девушка явно смутилась, что вызвало мою улыбку. Я взял ее под локоть, в таком легком жесте, который нельзя было расценить в случае чего, как домогательство, и повел её с жары в прохладу офисного помещения.



Зайдя внутрь, нас обдало прохладой кондиционера. Сегодня я решил приехать в офис с самого утра, что было мне, мягко говоря, не свойственно. В здании царило оживление, кто-то переговаривался, кто – то спешил с утра на работу. Люди, завидев меня, улыбались, здоровались. На некоторых лицах читался страх, на других – уважение.

Мне это все льстило ужасно: еще бы, пятнадцать лет назад, молодой, худой подросток из нищей семьи, молчаливый и унижаемый всеми, смог заложить фундамент того, что занимало теперь отдельное здание в центре Европы, могло похвастаться миллиардными оборотами и несло множество миссий и задач, которые были полезны человечеству. Кто бы мог подумать, что оплеванный подросток из школы, которого окунали головой в унитаз, смог достигнуть всего этого?

Я шёл по зданию, совершенно не слушая секретаршу, которая усиленно тараторя, рассказывала мне о моем расписании. Это могло подождать, это не важно. Сейчас меня переполняла гордость за то, кем я стал, за то, что я сделал. А гордиться было чем.

В детстве я был щуплым подростком, с прыщами. Природа наградила меня высоким ростом, метр девяносто пять, в то время как сил и мышц не дала вовсе. Надо мной все издевались, от чего я, заходя в школу, все время сутулился, пытаясь казаться незаметнее, ниже, что не добавляло мне уверенности в себе. Моей бедной семье едва хватало денег, чтобы одевать меня в одежду секонд-хенд, которая бралась всегда на пару размеров больше, с целью экономии на будущем моем росте. Мне приходилось подгибать брюки вовнутрь и заворачивать рукава рубашек и кофт.

Всё это в совокупности определяло меня в школьной иерархии, как человека последнего, недостойного общения, над которым можно посмеяться, а то и побить. У меня не было друзей, меня не звали на дни рождения, однако это всё давало мне время на себя и свои мысли. Я брал скейтч бук и садился в укромный угол, будь-то перерыв на большой перемене, или долгий вечер дома в каникулы, и, рисовал, сочинял, записывал свои мысли и образы.

Когда я поступил в университет, на удивление всей моей родне и одноклассникам, на бюджетное место, я считал, что все мои беды закончились, и я вступаю в совершенно новый, интересный мир. Но я глубоко ошибался, потому что вчерашние школьники ездили теперь на дорогих машинах, а девочки, на которых я решался посмотреть украдкой, отдавали предпочтение этим парням на тачках, игнорируя меня. Если раньше меня били и обзывали, то теперь, я оказался вовсе пустым местом: никто не обращал на меня никакого внимания.

Я превратился в то пустое место, о котором так долго мечтал в школе, но мне этого перестало хотеться. Я хотел дружбы, общения, хотел секса, о котором много говорили. Прелесть невидимки в том, что ты можешь много слушать, а я любил это занятие. Мне нравились рассказы парней и девчонок о сексе и вечеринках, которые устраивались и на которые меня никто не звал.

Я хорошо учился, получал стипендию, но мне не удавалось обратить на себя какое – то внимание, потому, что моя худоба, скрюченная спина и прыщавое лицо совершенно не располагали к общению и сексу. Поскольку я учился на айтишника, все работы сдавались в письменном виде, и это позволяло мне не выделяться вообще. К тому времени, как я оканчивал второй курс, произошло безрадостное событие. У меня умер отец, и оказалось вообще некому содержать нашу многочисленную семью: меня и семерых моих сестер, которые были младше меня. Упокой душу моего бедного отца, но, блядь, какого черта ты, папенька кончал не туда столько раз?

Я никогда не мог понять родителей, куда они рожают моих сестер с такой завидной регулярностью, с учетом того, что мне нечего было носить, а иногда и есть. Зачем мне приносили снова и снова сестренок, хотя я хотел новые джинсы и кроссовки?

Мне пришлось помогать матери, устроиться на работу. Это не добавило в мою жизнь красок, потому что учеба у меня была сложной, а нужно было выделить время на работу, не менее сложную и тяжелую. Меня взяли модератором в приложение знакомств.

Мне приходилось рассматривать жалобы на анкеты, а, так же, висеть под левой анкетой, чтобы следить за активностью сайта и отдельными пользователями. Так я и познакомился с Евой. Точнее я познакомился с ником – «Ева». Вот надо же моей наивной, тогда еще, душе вляпаться в такую историю.

Одной из задач модератора была, в том числе, выявление левых анкет, всяких там извращенцев, а также ушлых подростков, которые выманивают деньги из других пользователей под разными никами.

Однако, я попал именно в такую историю. Влюбился, как последний болван, в фотки так называемой Евы, которая вертела мной, как хотела, выжуливая из меня те крохи, которые оставались у меня. Она выпрашивала мои фотографии, а я, наивный дурак, слал ей их, взамен получая её. Я верил, что это молодая, искренняя студентка, которая влюбилась в меня по уши, а то, что она не встречается со мной, меня это никак не волновало и не задевало. Мы вели длинные переписки, что скрашивало мою ночную смену, а взамен, она как-то умудрялась опустошать мой скудный кошелёк.

Скандал разразился неимоверный, когда Еву поймали. Им оказался молодой педераст Коста, который разводил не одного меня и не только на этом сайте. На него, оказывается, велась охота ФБР, так что всё, о чем мы с ней – ним беседовали, записывалось и доводилось до сведения агентов, следивших за ним. А потом, было доведено до моего начальства.

Вся эта история стоила мне работы, которая мне очень тогда была нужна, а также разбитого сердца и позора, который я долго не мог забыть. Наверное, из-за этого у меня и разыгралась такая лютая ненависть к педикам. Ненавижу. Вонючие, дрянные, скотские, лживые создания. Я не вхожу в ту группу гомофобов, которые сами не прочь сесть на хуй, однако своими криками, заглушают это желание в своей голове. Я из той категории, которая, наверное, составляет менее одного процента, кто возненавидел их из-за таких, как Ева.