Страница 8 из 12
Как мне поступить, ведь если я сейчас приеду домой, это будет непонятно, ведь жена будет думать, что я уехал на похороны, а я вернулся. Поэтому я поехал к другу. Позвонил ему я ещё около десяти вечера, попросил переночевать. Не скажу, что он был удивлён, но первым его вопросом был, что не поругался ли я с женой. Я попросил не задавать пока вопросов, обещая рассказать ему чуть позже.
Вторая проблема, которая вытекла из ситуации, что я второй попал туда, куда нужно, а не на три дня назад. Теперь нас было двое в этом времени, и второй я в воскресенье вечером или ночью вернётся. И что делать дальше я пока не знал. Но время само решило всё расставить на свои места. Разбудил меня Павел в семь утра, ему нужно было на работу. Я удивился, поскольку знал, что по субботам он не работал. На что его ответ был: «Сегодня понедельник».
Я выехал в пятницу, а приехал в понедельник. Я вернулся во время, через полтора часа начинались уроки в школе. Всё, что мне было нужно, это съездить домой за вещами, побриться и успеть звонку. То есть получилось, что я не был на похоронах отца, прожил с ним последние три дня его жизни, и я не знаю что лучше.
На этом вся история. Финал. Можно задавать вопросы.
…
Ребята молчали.
– Я бы не поверил тебе Теоретик, если бы ты в таких подробностях это всё не рассказал, – сказал Ессентуки. Он соблюдал правила не называть имена.
Естественно в рассказе Математик сам называл несколько раз Семёна и Романа по имени, но в рассказе было разрешено.
– Скажи Сид, я был на похоронах?
– Да был, и я не помню, чтобы я тебе звонил и спрашивал: «Почему ты не приезжаешь?»
– Это что же, получается, существует ещё какое-то временное измерение, где был другой ты, который звонил мне.
– Получается так.
– Жека, я помню, Роман осёкся, с меня сотка.
Все улыбнулись, кто-то даже засмеялся.
– Что ты помнишь?
– Ты ко мне заезжал, и на моем телефоне остались те самые фотки.
Роман достал телефон и показал фото, которые мы делали с ним тогда для Семёна.
– Получается, что ты тот самый человек, который видел меня, хотя я был перемещен во времени, который тоже знает это ситуацию изнутри.
– Получается так.
– Ну ладно, вроде история закончилась, я её, наверное, минут сорок рассказывал. Наверное, пора накатить. Все согласились. Выпили и залезли в парилку.
История вторая. История Дядюшки. «Бес в церкви».
– Ну, за здравие, – грубым басом произнес Дядюшка, выходя из парной.
Послышался кашель и характерный мат. Николай, принимавший в целях, дабы его дверь в детство не закрылась, поперхнулся, и горькая встала в горле.
– Под руку, не ховори, – прохрипел он.
Фельдмаршал явно был расстроен.
– Наливай еще, – он протянул стопку Роману.
– Ничо, себе. Батенька, вы пить, что ли сюда пришли. Вон из бани…
Стекло звякнуло по стеклу, и Николай, подняв руку в знаке, произнес:
– Все молчим.
Коллектив наблюдал за отработанной тактикой Фельдмаршала.
– Ну, все, – он вытер губы, – я готов услышать историю.
Дядюшка выбросил в приоткрытую дверь длинную спичку, что до сих пор крутил в руках и произнес.
– Наверное, мой рассказ будет не таким длинным, как у Математика, чья кривая вероятности повествования выпала раньше, но это та история, которая наиболее повлияла на мою веру.
Я расскажу, когда и как я пришел к своей вере, к той ее ступени, на которой я нахожусь.
Он пошевелил тазовой костью, устраиваясь удобнее на скамье.
***
Считаю ли я себя верующим? Несомненно, да. Но, как и большинство истинно верующих не считаю, что падать ниц и целовать ноги батюшке, даже если он самого высшего сана по иерархии, необходимо. Верить в то, что священник, это посланник всевышнего на земле, я тоже не собираюсь. И, несмотря на то, что я не придерживаюсь всех заповедей, не посещаю церковь по всем праздникам, могу утверждать, не кривя душой перед собственными взглядами, верю истинно и однозначно.
Наверное, нам всем, родившимся в союзе, воспитанным на коммунистических учебниках истории, где Ленин был нашим всем, а партия нашей надеждой и опорой, непросто было впитать веру родителей. А родителям непросто привить нам осознание самого бога. Нас же не водили в церковь, которой, кстати, и не было. Само здание, конечно, было, постройки начала 19 века, да ни колоколов ни крестов на нем. Его, если не ошибаюсь, под склад использовали. Не самый богохульный вариант, я вам скажу. В соседней деревне снесли купол с колоннадой и под деревенский клуб переделали. Так что склад – это еще терпимо.
А вот бабушка меня постоянно крестила, перед тем как гулять отпустить, и «иди с богом» всегда в след произносила. Так что подсознательно все мы могли к вере придти. Может только каждый к своему варианту.
Наиболее запоминающимся из праздников, связанных с церковью, скорее всего, была пасха. Может только из-за процесса, в котором мы все принимали участие. Во-первых, в гости пойти и каждому встречному «Иисус воскрес» говорить, а в ответ слышать «Воистину воскрес». Во-вторых, битвы на крашенных.
Ухххх. Ни с чем, скажу вам, не сравнимые ощущения.
Праздник он в детстве воспринимается всегда с радостью и подробности его происхождения не важны.
Как бы то ни было, предпосылки уверовать были у всех нас, несмотря на воспитание коммунизмом. Но в детстве мало кто задумывается глобально над истинностью своего отношения к богу или его отсутствию.
Первый раз я задумался по другому, по особому, когда мне было лет двадцать, может двадцать два. В этот период жизни мне довелось жить и работать, или правильно сказать обучаться ремеслу в монастыре. Резьбой по дереву я рано увлекся и имел хороший опыт, как я тогда считал. Сейчас по истечению времени я понимаю, что он был небольшим. Я умел пользоваться инструментом и не боялся долгой кропотливой и напряженной работы.
Помню первую беседу с настоятелем монастыря. Он выведывал, что же привело меня к ним. И мой ответ, о желании стать хорошим мастером своего дела, как мне тогда показалось, не совсем его устроил. Мы долго беседовали. Я не сразу понял, чего он от меня добивался. Как он считал, не было необходимости ехать в Англию чтобы выучить английский, так и научиться резать иконостасы с их сложными и витиеватыми узорами можно было в другом месте. У меня не сложилось впечатления от той первой беседы, что настоятель отговаривает меня или против моего проживания на территории вместе с монахами, скорее наоборот. Он был рад. Ну, во всяком случае, мне тогда так казалось. Я всегда рад новым знакомствам, и если человек при первом общении не нравится, я все равно дам ему шанс, а уже потом если что перестану с ним общаться. Вообще, я и тогда и сейчас считаю, что монастырь должен помогать нуждающимся. Обеспечить кровом и едой в обмен на труд. Позже я понял, что настоятель хотел увидеть мое отношение к вере в том самом разговоре. Я сам тогда еще не рассматривал своего отношения, не было предпосылок. Я не от чего не сбегал, не хотел найти успокоение блуждающей души. Я рассматривал монастырь, как опыт в моей профессиональной деятельности. И все. А вот уже там, проживая среди монахов, я нашел для себя много новых вопросов, которые ранее не приходили ко мне. Чем дольше я жил там, тем более глубокими они становились.
Первыми вопросами, как бы сейчас не соврать вам, пришли такие.
Да простят меня все присутствющие.
– Насколько сами монахи верят?
– Почему грешник, хотя я не называл так тогда людей, который пришел в церковь сделать подношения и таким образом избавиться от груза грехов, вообще может переступить порог святого места. Если оно действительно таким является, и неужели бог не видит причины посещения. Или если все-таки человек еще сам сомневается, помогут ли его действия избавить себя, а бог до последнего верит, что подносящий прозреет и возможно даже в самой церкви.