Страница 8 из 10
– А почему бы и нет… – спокойно ответил Ягужинский, даже не возмутившись тоном Тахира. – Я хорошо и давно знаю и одного, и второго.
– Мне показалось, что они не слишком хорошо относятся к русским, – высказался и я.
– Тебе это не показалось. Они оба в действительности неважно относятся к своим основным союзникам, но по разным причинам. Один из них сын шиитского священнослужителя и считает, что только иранцы, то есть шииты, могут быть по-настоящему верны сирийцам. Ведь в Сирии главенствуют алавиты, а они – шииты. У них одна вера с иранцами, а это на Востоке многое значит…
– А второй… – спросил лейтенант Футракулов. – Чем второй недоволен?
– Второй родом из Пальмиры… – сообщил Ягужинский. – Когда освобождали Пальмиру, для начала обработали кварталы, где засели «бармалеи», термобарическими ракетами. И у человека живьем сожгли жену и четверых детей. У него в доме как раз расположились «бармалеи». Они на фонтан во дворе позарились, вот и обосновались. Захотелось им жить в чужом богатом доме. Некоторые после того, что с семьей мужика сотворили, перешли бы на сторону бандитов, а этот остался в строю. Но не винить русских он просто не может. Ведь у правительственной армии таких ракет попросту в наличии нет. Чаще он просто молчит, но иногда срывается, как сегодня, недовольство проявляет. А ты что, майор, арабский язык знаешь? По документам ты из иностранных только английским владеешь.
– Я и не знаю… – вынужденно признался я и хотел было каким-то невидимым в темноте вечера жестом предупредить своего заместителя, чтобы тот промолчал, а потом что-нибудь соврать. Но лейтенант шагнул вперед и сам доложил:
– Это я переводил, что понять сумел.
– Не забывай, лейтенант, меня по званию называть…
– Товарищ подполковник… – послушно добавил Тахир.
А мне Ягужинский сначала показался не таким уж ярым приверженцем уставных отношений. Или он по-разному относится к майору и лейтенанту?
– Откуда, лейтенант, арабским владеешь?
– Я и не говорю, что владею. Так, понимаю только отдельные слова. Я же татарин по национальности…
– Вижу, что не русский. И слышу в дополнение, не глухой, чай…
Ягужинский, видимо, имел в виду легкий акцент Футракулова.
Лейтенант пояснил:
– Деду Коран по его просьбе переводил… Так частично и выучил.
– Ладно. Как переводчик потребуется, я тебя у майора затребую.
Подполковник отошел в сторону, вытащил из кармана телефон и позвонил. По его вытянувшейся фигуре я догадался, что разговаривает подполковник с кем-то из старших по званию. Завершив разговор, он вернулся к нам.
– Все в порядке. У испытателей техника готова. Полетит по нашему сигналу.
Я помнил наш разговор в штабе, когда Ягужинский сообщил, что второй сюрприз прилетел с нами одним вертолетом. А с нами перевозили только многочисленные коробки и летел пузатый возрастной Василий Васильевич во главе бригады из шести человек. Значит, это и есть бригада испытателей, что привезла в Сирию новое оружие, предназначенное против «роя» дронов.
– Они уже выезжают в нашу сторону. Здесь вот, за скалой, думаю, им самое место, – Ягужинский осмотрел окрестности. – Здесь их базе и быть.
Он что-то сказал на арабском языке сирийцам-водителям, те сели в автобусы и завели двигатели. Ягужинский поднял подбородок, обращаясь ко мне с немым вопросом.
– Все из автобусов забрали? – спросил я снайперов, понимая, что водители автобусов получили приказ отъехать.
– Все. Забрали… – подтвердил нестройный хор голосов.
– И «Леших», и патроны… – подсказал лейтенант Футракулов. – Я сам проследил.
– Каких еще «Леших»? – спросил подполковник.
– Костюмы маскировочные… – хотел было объяснить я, но Ягужинский сделал рукой останавливающий жест:
– Понял.
Я догадался, что подполковник понял правильно. Ведь он сам же оформлял на весь взвод заказ на костюмы «Леший» цвета песочного камуфляжа. Но они могут пригодиться нам только для работы днем. Ночью же можно работать и в наших привычных «Леших». Ночи в Сирии не светлее, чем те же ночи в России, только снега здесь нет, хотя по календарю идет первый месяц весны.
Ягужинский тем временем извлек из планшета карту местности и снова накрыл ею валун.
– Идите-ка сюда, – подозвал он меня и лейтенанта Футракулова.
Мы подошли и скромно остановились рядом.
– Смотрите… На карте смыкаются позиции двух взводов сирийцев. Я приказал им раздвинуться и освободить центр для вашего взвода. Все понятно?
– Понятно, – ответил я за двоих.
– Тогда занимайте позицию…
– Взвод! За мной… – дал я команду по внутривзводной системе связи.
Глава четвертая
Мой взвод занял уже подготовленные сирийцами окопы между двумя взводами, командиров которых я уже видел. Разумеется, как и полагается, бойцы сразу вытащили закрепленные на спине малые саперные лопатки и стали готовить окопы каждый под себя, где-то подсыпая почву с боковых стенок, где-то, наоборот, углубляя окоп, где-то расширяя пространство для локтей. Ведь у всех бойцов разные фигуры, рост и ширина плеч. А для снайпера удобная позиция очень многое значит. Можно, конечно, произвести один точный выстрел, даже лежа на спине. Но вести в неудобном положении целый бой и при этом не подставиться под чужую пулю – это уже за гранью реального. А потому я молча наблюдал за тем, как бойцы взвода занялись самоокапыванием. И обратил внимание, что один из командиров сирийских взводов наблюдает за действиями моих бойцов. В конце концов он не выдержал, подошел ко мне и, как полагается, сначала протянул руку для приветствия, а после рукопожатия представился:
– Ракыб авваль Салим Салех…
Перед отправкой в сирийскую командировку взвод в полном составе проходил по два часа в день специальную этнографическую подготовку. Мы изучали и обычаи Сирии, и основы языка, и основы армии. Заочно знакомились с видными политическими и военными деятелями нынешней Сирии. Из этого поверхностного курса я знал, что ракыб авваль означает сержант первого класса. Или, говоря по-русски, старший сержант. И, признаться, несколько удивился, потому что знал, что взводом обычно командует мулязим, то есть, по-нашему, лейтенант. Невольно подумалось, что в сирийской армии дела, видимо, обстоят не самым лучшим образом, если в ней командуют взводами сержанты, но тут же вспомнилось, что, например, в американской армии звание сержанта – это младшее из офицерских званий.
Единственное, что я не понял из сказанного командиром сирийского взвода, это то, где у него имя, где фамилия. Салим Салех – это мне ничего не говорило. Он сказал еще что-то на своем мелодичном языке, и я уже начал обдумывать знаки, которыми должен объяснить ракыб аввалю, что я его не понимаю, но тут, снова вовремя, ко мне со спины приблизился лейтенант Тахир Футракулов и предложил свои услуги переводчика. Он сам, еще до того, как я его попросил об этом, объяснил Салиму, что я арабский язык не знаю. А что Салим – это имя, я догадался сам, потому что командира сирийского взвода так называл Тахир. А он не из тех парней, кто будет звать уже знакомого человека по фамилии, присоединив к ней еще слово «господин» или «мистер». Я вообще давно заметил, что Тахир легко сходится с людьми и быстро становится их закадычным другом. Такой уж у человека характер.
Салим выдал очередную длиннющую фразу. Тахир молча выслушал и коротко перевел ее:
– Селим спрашивает господина майора, чем занимаются его солдаты?
– А ты сам не знаешь? Если в курсе, то доходчиво объясни ему.
Лейтенант кивнул и начал объяснять. Причем делал это долго и в подробностях, хотя непонятно было, для чего нужны эти подробности командиру сирийского пехотного взвода и в какой обстановке он сможет их использовать. Насколько я понимал ситуацию, его взвод был не снайперский, хотя один или даже пара снайперов в подчинении Салима Салеха могли и находиться. И оказался прав. Салех разродился новой пространной, почти восторженной фразой, а Тахир перевел: