Страница 3 из 10
– Ну, говори быстрее, а то у меня время лимитировано…
– Я вот на днях видел в интернете сюжет – Лобаев новую винтовку сделал… DXL-5 «Опустошитель». Винтовке дано такое нестандартное название, потому что она призвана опустошать ряды противника. Крупнокалиберная, под два вида патронов – наш двенадцать и семь на сто восемь и натовский двенадцать и семь на девяносто девять. Я, честно говоря, не знаю, на какой стадии готовности находятся винтовки, но хорошо бы было взвод такими вооружить…
Комбат резко повернулся к начальнику штаба:
– Константин Львович, твоя работа… Займись и по возможности обеспечь.
– Понял, товарищ подполковник, – довольно кисло ответил начальник штаба, оценив сразу новую нагрузку для себя. Но у него плечи широкие – сдюжат и это…
– И без всяких отговорок… – сказал командир батальона и снова повернулся ко мне как к основному действующему лицу нашей встречи. – А чем эта винтовка отличается, скажем, от американских аналогов?
– У лучшей американской винтовки – «Барретт М-82» – кучность две угловые минуты плюс столько-то, у «Опустошителя» кучность всего полминуты, товарищ подполковник. Это единственная в мире такая крупнокалиберная снайперская винтовка. Она позволяет прицельно стрелять на дистанции до двух километров. А тот же «Барретт» с трудом стреляет прицельно на тысячу семьсот метров. Значит, у нас увеличивается активная защита на триста метров. Значит, мы имеем возможность с безопасной для себя дистанции отстреливать снайперов «бармалеев», если они будут вооружены «Барреттами». Есть активная защита, про нее я только что рассказал, а есть пассивная – это маскировка и бронежилет… И мы…
– Ну, для меня это все «темный лес», – перебил меня комбат. – Но если надо, значит, штаб добудет… Напрямую на завод обратится… Он же, кажется, где-то в Калуге… – оказывается, комбат даже знал, где располагается завод Лобаева.
– Так точно, товарищ подполковник, – подтвердил я. – В Калуге…
– Если что, начальник штаба сам туда съездит… Не переживай. Иди. Отсыпайся впрок. В Сирии спать будет некогда. Я вот после Дамаска уже почти год сонный хожу.
Комбат, кажется, уже готов был записать меня в товарищи по оружию… По крайней мере, в «сирийское братство» уже, кажется, включил…
Я, естественно, понимал, что, запросив новые винтовки на весь взвод, сильно перегнул палку. Я прекрасно помнил интервью Лобаева, в котором он сказал перед камерой, что винтовки еще испытываются под стрельбу разными калибрами и окончательный калибр все еще не выбран. Майор Свиридов сам ездил в Калугу, как и предложил ему подполковник Сапрунов, и все-таки привез нам одиннадцать винтовок – все, что на заводе смогли сделать к тому времени, и все с двумя быстросменными стволами. Но и это количество новейшего оружия перекрывало мои ожидания. Одну из винтовок я, естественно, взял себе, поскольку сам думал в Сирии не только командовать взводом, но и участвовать в боевых действиях, остальные десять штук распределил среди бойцов. Конечно, передо мной встала дилемма – стоит ли выдавать новые винтовки двум моим офицерам. Оба они уже имели крупнокалиберные снайперские винтовки «Корд» и неплохо ими пользовались. Изначально я думал вооружить «Опустошителями» тех бойцов, что вооружены морально устаревшими снайперскими винтовками СВД, а таких у меня было двенадцать человек. Значит, следовало кого-то двоих обидеть, не им дав новую винтовку. В итоге, подумав, я решил все же выдать «Опустошители» лучшим стрелкам, в том числе и офицерам. В их руках новая винтовка принесет больше пользы, чем находясь в чьих бы то ни было других.
В Сирию мы летели через Иран и Ирак. Сразу сложилось впечатление, что иранцы либо не сильно доверяют России, либо дисциплина в их армии стоит на первом месте. Уже после пересечения границы над Каспийским морем наш вертолет «Ми-26» взяли в сопровождение, которое официально называется, если я правильно понимаю ситуацию, «перехватом», иранские истребители российского производства, хотя и была среди них парочка французских «Миражей» и пара «Рафаэлей», которые наиболее активно демонстрировали нам свое подкрыльное вооружение. Это, как я догадался, на случай, если мы вздумаем отклониться от утвержденного маршрута следования и случайно увидим то, что нам видеть не положено. Самолеты несколько раз менялись, судя по бортовым номерам основных ведущих машин. А потом мы совершили промежуточную посадку на каком-то военном аэродроме, где вертолет дозаправился и полетел дальше. Мой взвод на время заправки высадили из винтокрылой машины, посадили в подъехавший автобус, при посадке в который, не без ругани с нашей стороны, отобрали у всех телефоны, которые потом вернули после возвращения в вертолет, но ругань уже была с иранской стороны, потому что двух телефонов не хватало. Но их нашли быстро, набрали номера пропавших телефонов, и они зазвонили в карманах иранских солдат. Вороватых солдат на наших глазах взяли под стражу, разоружили и отобрали брючные ремни, и иранский сержант принес лично мне, а не пострадавшим бойцам, извинения за недостойное поведение своих подчиненных…
Дальше мы летели более-менее спокойно, если не считать того, что до самой границы с Ираком и даже чуть дальше истребители иранских ВВС продолжали нас сопровождать, все так же время от времени грозить своим ракетным вооружением. Но нас это трогало мало. На военном аэродроме Ирака, где вертолет снова дозаправлялся, стояли несколько американских самолетов, кажется, «F-16». Но утверждать не буду, поскольку в названиях самолетов плохо разбираюсь, то есть для меня что «F-16», что «F-15» любой модификации имеют одно лицо. Но поразило то, что ни иракцы, ни америкосы не подогнали нам автобус, чтобы потом запереть в какой-нибудь будке, как это сделали иранцы, и даже телефонами нашими не поинтересовались. Фотографируйте наши самолеты на здоровье, если нравятся, – словно бы говорили они, сияя своими голливудскими улыбками, – нам все равно. Говорило это о доверии к русским или о наплевательском отношении к службе – мне это по большому счету было без разницы – не наша армия. Дальше уже вертолет истребители не сопровождали. Мы только издали видели пару американских самолетов, что, видимо, возвращались к себе на базу, но на нас они не обратили никакого внимания, получив, как я догадался, предупреждение о нашем пролете встречным курсом…
Честно говоря, видя америкосское дружелюбие, я даже усомнился в правдивости наших СМИ и телевидения, постоянно говорящих об американцах как о наших главных врагах. Враги, в моем понимании, не должны улыбаться нам, они по большей части должны оскаливаться и корчить страшные рожи, желая запугать.
Мы летели дальше. В салон вертолета вышел второй пилот. Поскольку наш вертолет носил индекс «Ми-26-Т 2»[1], он имел на борту всего двух пилотов. Нам бы на взвод хватило вертолета поменьше, но с нами в рейс отправилась еще довольно странная компания из гражданских, сопровождающих какой-то груз в сравнительно небольших картонных коробках, в которых при погрузке что-то погромыхивало. Я, как человек военный, понимал, что Сирия для России в том числе является полигоном для испытаний в борьбе с боевиками новых видов вооружений, которые часто производятся гражданскими предприятиями, но для них это только часть работы. Еще оборудование нужно испытать. Для этой цели, видимо, и везла группа приборы в Сирию.
Видя, как гражданский руководитель группы задирает нос от чувства собственной значимости, я к нему не приближался и не лез знакомиться. Пусть везут свои приборы в Хмеймим и летят назад. А дома рассказывают сказки о своем участии в боевых действиях. Я таких типов уже встречал раньше.
Своего начальника и руководителя коллеги называли Василием Васильевичем.
Второй пилот вертолета что-то сказал Василию Васильевичу. Меня несколько задело, что второй пилот, человек в одном со мной звании, подошел сначала к гражданскому человеку и вытянулся перед ним по стойке смирно. Но потом он подошел и ко мне и тоже вытянулся по стойке смирно, и я не стал ему ничего говорить.
1
«Ми-26-Т 2» – тот же вертолет, что и «Ми-26», только в нем аналоговые датчики заменены цифровыми экранами, благодаря чему он обладает возможностью совершать ночные полеты. Имеет экипаж два-три человека, третий, обычно бортмеханик, используется, как правило, при работе с внешней подвеской груза.