Страница 15 из 26
Первые часы пути протекали в полном молчании. Тамиор откровенно дремал в седле, командир сопровождения сосредоточенно вглядывался в изломы дороги, а прочая свита, похоже, вообще не привыкла открывать рты почем зря и больше обменивалась редкими короткими жестами. Я же решил, во что бы то ни стало, насладиться первым путешествием к столице человеческих владений, и с большим интересом глазел по сторонам, вслушиваясь в голос степей.
Всё вокруг пело, стрекотало, жужжало и цвело. Ветер носился между высоких молодых стеблей и окончательно будил разноцветное травяное море вместе со всеми его обитателями. Я зажмурился и с наслаждением втянул ноздрями воздух, полный пряных ароматов влажной, еще нетронутой летним зноем земли. По левую руку виднелась опушка Незыблемого леса. До его кромки насчитывалось не меньше полудня пути, но стойкий дух свежести, мха и «живой» древесины, исходивший от смол деревьев-великанов, казалось, был слышен по всей восточной стороне. Вдали, возле высоких раскидистых кустов выбирии, растения необычного, весьма красивого, но ядовитого, как змеиный укус, паслось небольшое стадо ферунгов. Смешно вспомнить, однако всего пару лет назад, когда я только начинал исследовать многообразную фауну Тилрадана, эти создания вызывали во мне отвращение и неподдельную опаску. И хотя местные фермеры считали ферунгов самыми безобидными животными, а некоторые даже умудрялись приспособить их в хозяйстве, я по-прежнему старался обходить дикие стада за полсотни шагов.
Странные твари. Наличие шести сильных развитых ног ясно говорило о том, что существа относятся скорее к насекомым, чем к представителям животного мира. Тем не менее, их размеры и поразительно точное сходство с обычными коровами, не считая пары лишних копыт, шло вразрез со всем, что я знал прежде. Даже звуки, издаваемые ферунгами, напоминали гулкое протяжное мычание. Разве что питались они не сочной травой, а исключительно крупными ярко-фиолетовыми цветами выбирии. Отчего их молоко становилось нестерпимо горьким и находило применение только при составлении ядов и всевозможных припарок, а мясо невозможно было употреблять в пищу из-за необычайной жесткости.
В остальном я давно привык к бурным, порой даже слишком, проявлениям природы и тесному соседству с разнообразным причудливым зверьем. В этом мире, а особенно в северной части далратийских границ, резкие смены климата и тем паче ландшафтов не считались явлением удивительным или невозможным. Всего один шаг мог перенести страждущего перемен путника из дружелюбного простора цветущих полей в ловушку каменных дюн. Безжизненные горы резко сменялись высокими густыми лесами, а те в свою очередь мерно превращались в ледяные пустыни, сочетая в себе зелень листьев, произрастающую прямо на стволах из прозрачного льда.
Кроме того, мне не раз приходилось слышать от заезжих трюкачей и торговцев истории о том, что за Спешным морем, в глубинах западного материка, именуемого Рундаром тоже полно удивительного. Якобы прибрежные воды, омывающие нескончаемую даль скалистого берега, изредка застывают, превращаясь в тягучий дёготь, и засасывают неудачливых мореплавателей подобно зыбучим пескам вместе с их огромными кораблями. Никто не знал, что служило причиной такого опасного и, наверное, поразительного явления, да объяснений и не требовалось. Как, впрочем, не нуждались в толковании и небылицы о землях расы лаканов. Говаривали, что в тех краях существуют целые поля, где почва поражена неизвестным недугом, отчего попросту усеяна дырами, ведущими глубоко в недра пустошей. А из одной и той же скважины одновременно вырываются два потока, сплетенные из кипящей лавы и струй ледяной влаги. От подобной близости противоположных стихий обычно ждут либо беды, либо чуда. Однако лаканские гейзеры славились последним. Охлажденные и спаянные холодной водой фонтаны лавы застывали в пронизанном густым паром воздухе, не успевая коснуться поверхности земли. А когда молочное марево рассеивалось, над скважинами оставались скульптуры удивительных форм.
Имелась ли хоть доля правды в столь сказочных слухах, я не знал. Мне не приходилось путешествовать по Рундару, да и Зария была для меня исследована только выборочно в закоулках всё чаще неприглядных, опасных и в целом неподходящих для праздных прогулок. Так что сейчас я словно ребенок вертел головой по разным сторонам, пытаясь уловить красоту округи и прочувствовать прелести вылазки, не подразумевающей охоту на диких монстров. Однако об остальных моих спутниках вряд ли можно было утверждать то же самое.
Четверо всадников по бокам с предельной внимательностью следили за флангами, примечая каждый маломальский шорох. Я знал себе цену, но излишним самомнением не страдал, и потому не видел нас с белобородым рыцарем причиной такого настороженного поведения. Скорее это была привычка. Пять Медяков всё так же держался впереди отряда. А не изменяющей своей «доблестной» натуре Тамиор продолжал дремать, похрапывая и бурча себе под нос нечто невнятное. Оно и не мудрено. Нам довелось немало выпить минувшей ночью. Старина Гоки так искренне радовался возвращению забытого долга, что откупорил бочонок своего лучшего канрийского эля, который берёг на особый случай и настоял на компании в лице нас двоих. Слово за слово, кружка за кружкой… Сколько бочонков опустело в итоге, и в каком часу сон всё же взял верх, оставалось только гадать. В общем, чем веселее ночь, тем ближе и суровей утро.
Ровная утрамбованная дорога не представляла утомительного препятствия ни для всадников, ни для лошадей. Мы легко преодолели больше половины пути к моменту, когда впереди показались очертания повозок с группой разумных, выстроившихся жидкой оградой вокруг маленького каравана. Я сразу определил в путниках купцов. Каждый из них держал в руках, кто лопату, а кто длинную жердь или грабли. Но простая, в меру опрятная одежда и отсутствие суеты явно не указывали на наличие среди собравшихся разбойничьей крови.
Пять Медяков вскинул руку и наш отряд остановился. Он посмотрел на одного из своих воинов и кивнул в сторону каравана. Тот, не произнося ни звука, пришпорил коня и устремился вперёд.
– Вот это авторитет, – с ноткой зависти и восхищения промямлил, потирая заспанные глаза, Тамиор.
Никто не обратил внимания на слова рыцаря, а я лишь улыбнулся в ответ товарищу. Рыцарь крякнул, тряхнул шевелюрой и жадно припал к бурдюку с водой, состроив вид, что вовсе не рассчитывал на какой-либо ответ. Не успел бородач утолить жажду, как из клубов пыли показался силуэт скачущего назад разведчика.
– Командир, – принялся докладывать воин, – там простые торговцы. Девять персон. Из оружия только палки, да грабли. Один лук. Говорят, что на них напали по дороге, повредили повозку. Ехать дальше не могут.
Старший кивнул.
– Попробуем помочь, – повернулся он, обращаясь к нам.
Затем махнул остальным, и лошади вновь тронулись. Увидев приближение организованной группы конников, один из торговцев выдвинулся нам навстречу. Он торопливо перебирал ногами, а когда на дороге попадались мелкие кочки, неуклюже спотыкался и принимался что-то бормотать себе под нос.
– Хвала Белоснежной Далре, – поравнявшись с нами, взволнованно начал человек. – Добрые господа, какая удача. Я – старший среди этих бедолаг. Мы ж это…, – от одолевающего его беспокойства он с трудом подбирал слова, – простые купцы. А тут такое приключилось. Ох, беда. Ох, беда! Самим то и не управиться, поди.
– Коротко и по делу, – перебил его Пять Медяков, продолжая медленно двигаться в сторону повозок.
Торговец продолжал ковылять рядом и, быстро уяснив, кто в отряде главный, обращался уже только к нему.
– Добрый господин, я ж по делу то только и говорю, – закивал лавочник. – Зовут меня Бортан. А это всё – люди мои. Товары возим из Далратии в земли канри и толади, а порой даже и к тилам заезжаем. Но с ними-то у нас торговли особой не выходит. Там-сям разное, да и дело с концом. Тут ведь как бывает…