Внезапно Папа

И что это значит?

– Простите, вы не могли бы повторить? – перекрикиваю ребенка.

Я почти вплотную подошла к массивному кожаному креслу директора. Уже запах кожи бьет в нос, смешиваясь с тем самым вкусным одеколоном, а медвежонок как специально кричит еще громче, не давая отцу внятно донести до меня задание.

– Да угомонись ты! – рявкает Медведь, одновременно с этим хлопая по столу ладонью.

Я отшатываюсь назад, а малыш испуганно замирает, изредка взмахивая длинными мокрыми ресницами.

– Да угомонись ты! – рявкает Медведь, одновременно с этим хлопая по столу ладонью. И как только поверхность не треснула. Зато на столе директора подпрыгнули канцтовары, ноутбук и папки.

Мы же с мальчиком вздрогнули всем телом. Ноги мои, кажется, вообще на долю секунды оторвались от пола, и малыша подбросило тоже.

На секунду медвежонок затих. Но только на секунду, а потом заорал пуще прежнего и теперь явно от испуга. И мне его жутко жаль и хочется укрыть от лап и рыка его неадекватного папаши.

Михаил Иванович в бешенстве вскочил со своего кресла, спрятал лицо за ладонями и заорал в них:

– А-а-а!

Псих! А еще директор! Нервы  у него ни к черту еще и ребенка до истерики довел. Шагает тут по кабинету своему туда–сюда и орет как ненормальный, а малыш может упасть со стола!

– Что вы делаете? – не выдерживаю я. – Вы почему кричите на ребенка?

Быстро приближаюсь к мальчику, обхватываю его двумя руками, прижимаю потную головенку к себе. Взмок бедный ребенок от крика!

Поглаживаю малыша по спинке.

– Тише, тише, маленький, не бойся, – не столько его, сколько себя успокаиваю. Сердце как у зайчишки скачет.

Мальчик не вырывается. Наоборот, доверительно льнет ко мне, будто нашел во мне свой щит. Крик становится тише и вскоре прекращается. Блузка намокает детскими слезками и слюнями.

– Вот умничка, успокаивайся. Сейчас водички попьем и плакать больше не будем, да?

Всхлипывает в ответ, устал кричать.

– Как ты его выключила? – басит медведь. От его рыка малыш опять напрягается.

– Я с ним просто разговариваю, а не ору как некоторые, – слова срываются быстрее, чем мозг посылает сигнал подумать кому, что, а главное, КАК я говорю.

Кручу головой по сторонам, ищу графин с водой, бутылку какую или хоть что–то, где может быть питьевая вода.  На директора не смотрю. Насмотрелась уже, хватит. Знала бы, что он такой неадекват, от работы отказалась бы, не раздумывая.

– Воды принесите. Пожалуйста.

В жизни бы не хватило мне смелости попросить у разъяренного мужчины воды. Но сейчас мне терять нечего, я нахожусь здесь, возможно, последние несколько минут, максимум час, так что могу себя вести так, как заслуживает этот зверь. Холодным, уничтожающим тоном я прошу у него воды для ЕГО же СЫНА!

Думаю, кому-то там, наверху, пора бы призадуматься, кому они раздают такое счастье – детей. Этому индивиду – я бы тысячу раз подумала. Таким не то, что детей, таких стерилизовать в зачатке надо!

Зверь, стоя посередине помещения, таращит  на нас с ребенком залитые негодованием глаза. Оказывается, они у него темно–синие, почти черные. Утренний солнечный свет хорошо освещает заросшее щетиной уставшее лицо Медведя Ивановича. М-да уж, так себе морда.  А вдруг у него бешенство? Что там Галя говорила? Привороты ему делали? Что-то не то явно подсыпали. С Озверином перепутали.

Шведов, наконец, отмирает, в два широченных шага уходит из кабинета, хлопнув дверью. Малыш мелко вздрагивает, а мое сердце подпрыгивает от хлопка.

– У-у, медведь бесчувственный, – шиплю сквозь зубы и тут же ругаю себя, ведь мальчик может услышать и повторить…

– Ты как? Эй! – хочу поднять ладошками личико мальчика, заглянуть ему в заплаканные глазки, еще раз успокоить. Не дается. Наклонил вниз голову.

Сажусь в кресло его отца.

– Ой, ничего себе, как в перину провалилась, – восклицаю от неожиданного эффекта. Слишком мягко, невероятно удобно.

Почему-то вспомнилась сказка про Машу и трех медведей, где девочке понравилась кроватка маленького Мишутки. Только тут кресло самого Медведя. Не складывается образ с предметами.

И пока моя попа ловит кайф, устраиваясь с комфортом на сидушке, мальчик заинтересовано поглядывает на меня исподлобья. Всхлипы становятся реже.

Выпрямляю спину. Так мы с малышом на одном уровне. Окольцовываю его бедра руками. Заглядываю в глаза, пытаюсь установить зрительный контакт.

– Давай знакомиться? Меня Настей зовут, а тебя? – улыбаюсь ему.

Молчит. Бровки хмурит, сопит, пальчики указательные друг с другом стыкует. Тихо всхлипывает.

– Можно?

Касаюсь подушечками пальцев мокрых щечек ребенка, стираю слезинки с нежной детской кожи.

– Вот так будет лучше. А плакать мы больше не будем, да?

Как будто вспоминает о плаче и всхлипывает.

– Какой ты красивый мальчик. А ты знаешь, что когда человек улыбается, он становится еще красивее? – растягиваю губы еще шире. – Ты умеешь улыбаться?

Мальчик крепко сжимает губы. Опять сопит.

– В другой раз улыбнешься мне, ладно?

Чуть заметно кивает и вздыхает плечиками. Глажу его по голове. Волосы – нежный шелк.

В приемной раздаются громкие шаги и дверь распахивается. Вваливается Михаил Иванович с бутылкой воды в лапищах и упаковкой пластиковых стаканчиков.

Недовольно морщится. Ах да, я же сижу в его царском кресле. Зато я успокоила его сына!

Бутылка приземляется рядом с нами.

Мальчик напрягается, как будто готовится снова  закричать. Он явно боится своего гризли. Почему?

Глажу его мягкие пальчики своими.

– А вот и водичка. Сейчас будем пить.

Встаю с кресла. Подпираю ребенка своим телом, чтобы он ненароком не упал со стола.

Беру бутылку, чтобы открутить крышку, верчу в руках, читаю этикетку.

– Минеральная сильногазированная? – вскидываю брови на директора. – Ребенку?

– А что? – рычит.

Пожимаю плечами. Раз купил, значит можно.

Крышка не поддается. Пальцы до неприятного жжения скользят по ребристому краю, силы не хватает вскрыть фабричную "пломбу".

– Дай сюда, – вырывает бутылку из рук.

М-да-а, манерам не учили…

Медведь без каких-либо эмоций на лице вырывает у меня бутылку, одним легким движением сворачивает крышку. Минералка громко пшикает в лапищах зверя. Пузырьки устремляются к горлышку, но встречают препятствие в виде крышки.

Отдает воду обратно.

– Видишь, малыш, какой сильный у тебя папа.

Это не комплимент для громилы. Это поддержание разговора с мальчиком, чтобы он забыл про рев.

Наливаю воду в стаканчик. Она шипит и пузырится. Лично я такую газированную пить сразу не могу, жду, когда пузырьки хлопнутся. Будет ли пить ее в таком виде ребенок, я не знаю. Но раз отец молчит…

С сомнением протягиваю стаканчик мальчику. Он берет его двумя руками, подносит к лицу, я придерживаю снизу для подстраховки. Пузырьки скачут в губы и в нос малышу, стакан отпихивается обратно мне в руки, едва не расплескивая жидкость. Сейчас опять будет крик.

– Щекочет тебя водичка, да? – щебечу перед мальчиком. – А давай мы заставим пузырьки исчезнуть, давай?

Ребенок орать передумал. Заинтересовался, чем я его могу удивить и как уберу коварные пузырьки.

Опять шарю взглядом по кабинету в поиске ложечки, избегая смотреть на массивную фигуру в паре метров от меня. Ну конечно, откуда здесь, в логове зверя, взяться чайной ложке? Медведь, наверное, не знает, как ею пользоваться. Его еда – исключительно мясо на вертеле размером с барана или хряка.  И ест он его руками, а не столовыми приборами.

– Что еще надо? – уже тише басит Михаил Иванович.

– Ложечку. У меня есть в тумбочке, в верхнем ящичке, – наконец встречаюсь с ним взглядом и строю просящие глазки. Все равно стоит, ничего не делает, пусть хоть за ложечкой сгоняет.

Шеф послушно идет в приемную и через минуту возвращается. Отдает мне ложечку, а сам усаживается напротив в кресло для посетителей.