Страница 4 из 9
– Это и есть тот самый греческий шпион, который пытался сосчитать моих воинов?
Главный палач утвердительно кивнул головой.
– Да, мой господин. Мне кажется – он нечувствителен к пыткам.
Пленник начал вставать на ноги. Его руки царапали пыльную землю, из пересохшей глотки вырывалось резкое дыхание. Когда он распрямился и поднял голову, кожа на его лице напомнила Ксерксу кусок грязного протухшего мяса. Два палача выждали еще мгновение, после чего обрушили на покачивающуюся фигуру жестокие удары кожаных плетей.
Но Агафон был спартанцем. Сквозь вспухшие губы он выдавил слова:
– Напрасный труд. Еще ни один спартанец не стоял ни перед кем на коленях.
Палачи изготовились продолжать удары, но тут Ксеркс поднял руку.
Те в замешательстве отступили.
– Подойди ближе, – произнес царь. Он с интересом рассматривал стоящий перед ним гордый обломок человека. – Это правда, что спартанцы – самые храбрые воины Греции?
– Тебе предоставится возможность убедиться в этом самому, – произнес Агафон.
Ксеркс рассмеялся.
– Человек, ты забавляешь меня. Неужели ты и в самом деле считаешь, что Греция сможет противостоять моей армии? Знаешь ли ты, что она выпивает досуха все реки, которые попадаются ей на пути?
– Измученную жаждой овцу легко прирезать.
Благодушие Ксеркса мгновенно сменилось яростью.
– Глупец! Как может горстка недисциплинированных недоумков сопротивляться миллионам, покорным воле своего господина?
Агафон стоял на своем.
– Тебе не дано этого понять, господин. Ты знаешь все о рабстве и ничего о свободе.
– Достаточно! – проревел Ксеркс. – Поглядим, как дерзость встретится со смертью.
Он хлопнул в ладоши. Натасканная свита легко угадала желание повелителя – во мгновение ока был принесен и установлен огромный перемазанный засохшей кровью чурбан. Поигрывая громадным топором на длинной рукояти, вперед выступил полуголый гигант-палач. Агафона подтащили к чурбану. Спустя секунду он был распростерт на нем лицом к ярко-синему небу. Ухмыляющиеся палачи держали его за руки и за ноги.
Ксеркс нагнулся к Гидарну и что-то прошептал ему на ухо. Сатрап передал приказание гиганту с топором. Секира взлетела в воздух, жестокий силуэт на фоне обжигающего неба. Наслаждаясь собственной работой, палач на секунду замер. Потом лезвие свистнуло вниз и впилось в дерево не более, чем в четверти дюйма от шеи Агафона.
Ксеркс улыбнулся. Заулыбалось и его окружение, ожидавшее со сжатыми губами и окоченевшими от ужаса пальцами расправы. Два палача грубо поставили грека на ноги и подтолкнули к трону.
Царь посмотрел на него с выражением, в котором сквозило нечто отдаленно напоминающее уважение. Впрочем, он был по-прежнему тверд и непреклонен в своем гневе.
– Я сохранил тебе жизнь, но не из жалости. Отправляйся в Коринф и расскажи собравшимся там грекам о том, что ты здесь увидел, о мощи, перед которой не смогли бы устоять и сами боги. Взгляни.
Мимо проходило подразделение бактрийских пехотинцев. На их головах красовались войлочные шапки, вооружены они были луками и короткими копьями. За ними шли эфиопы в причудливых головных уборах, выполненных из лошадиных черепов с сохранившимися ушами и гривами. Через несколько минут эти воины вольются в варварское великолепие скопления войск на берегу.
Агафон смотрел, ничем не выдавая своих чувств. Его увели прочь и вымыли. Взамен окровавленных лохмотьев ему дали новую одежду. В соответствии с распоряжением Ксеркса его провели по лагерю и разрешили осмотреть вновь прибывшие подразделения. Столь велика была уверенность Ксеркса в своих силах. Он был готов продемонстрировать войска любому количеству спартанцев. Грекам не нужны шпионы! Пусть приходят у увидят все сами!
К поясу Агафона пристегнули меч. В его руку вложили копье. Шрамы багровели на его лице и теле, но он опять превратился в человека.
Персидский воин подвел серого коня и что-то сказал. Агафон покачал головой, не понимая. Человек из свиты царя щелкнул языком и произнес:
– Ксеркс дарит тебе его, чтобы ты смог быстрее добраться до своих и рассказать об увиденном. Просто расскажи о том, что узнал – мы не просим от тебя ничего большего!
Агафон смотрел на окружающие его улыбающиеся самоуверенные лица. Потом он сжал древко копья и с его помощью прыгнул в седло. Солдаты расступились, освобождая проход, по которому он мог пустить коня – вниз, к мосту из кораблей, в Грецию, к длинной пыльной дороге, что ведет в Спарту.
Он уже приготовился послать скакуна коленями вскачь, как вдруг сквозь расположенную справа от него группу людей протиснулся человек в греческой одежде. Агафон взглянул на него и напрягся. Его сильная рука прошлась по шее скакуна успокаивающим движением.
– Кирилл, что ты здесь делаешь?
– Я сопровождаю Демарата, несправедливо изгнанного царя Спарты. Царь Персии вернет ему трон…
– Он предатель, – презрительно прервал Агафон.
– Он осторожный человек, – возразил Кирилл. Это был седовласый мужчина со светло-голубыми глазами, которые еще больше бледнели, если на лицо падала тень. – Никому не дано остановить начинающийся прилив. Передай им в Спарте – пусть сдаются немедленно…
Больше он ничего не успел сказать. Агафон наклонился в седле и хлестнул его по лицу плетью. И сразу же, не торопя коня, поехал вперед.
Среди персов раздались приглушенные смешки. Кирилл издал яростный вопль, схватившись за окровавленную щеку.
– Убейте его, убейте его сейчас же!
Персидский офицер бросил на него полный презрения взгляд.
– Убить посланника Великого царя?
Жестокий смех персов стал громче. Трясущийся от злобы Кирилл начал неуверенно пробираться сквозь насмешливую толпу.
Так к нам вернулся наш лазутчик Агафон. В ту ночь, в богато украшенном шатре Ксеркс отдал должное храбрости этого человека.
На что Демарат заметил:
– Он спартанец, мой господин.
Они возлежали на шелковых подушках в окружении высших генералов армии. Вычурные масляные лампы бросали мягкий свет на льющееся в чаши вино; его подливали молодые рабыни, которые следили, чтобы ни одна из них не пустовала. Из задней части шатра доносились успокаивающие звуки лиры и флейты. Ксеркс и его генералы насыщались. Они поглощали целиком зажаренных на вертелах ягнят, экзотических птиц, которых после приготовления украсили их собственными перьями, огромных рыб, подаваемых на золотых блюдах, всевозможные, наваленные цветастыми горками фрукты. Ближайшие деревни опустошались одна за одной, чтобы царь и его приближенные могли пиршествовать с одинаковым размахом каждую ночь. куда бы Ксеркс ни отправлялся, его повсюду сопровождала привычная дворцовая роскошь. Он привык ни в чем себе не отказывать.
Он заговорил.
– Демарат, ты был раньше царем этих людей. Скажи, они осмелятся поднять на меня руку?
Демарат заколебался. На фоне смуглых персов его лицо выглядело бледным в сравнении с великолепными одеяниями окружающих его одежда казалась скромной. Наконец, он решился:
– Мой господин, ты хочешь услышать от меня правдивый ответ или приятный?
– Правдивый, – буркнул Ксеркс, – я давно уже оставил надежду услышать что-либо приятное из уст грека.
– Спартанцы, – произнес Демарат, – никогда не будут рабами, они будут сражаться даже в том случае, если будет покорена вся остальная Греция.
– Они так же хороши, как мои воины?
– Сражаясь в одиночку, они не уступят никому; когда же они сражаются вместе – это лучшие воины в мире.
Ксеркс осушил чашу до дна и хмуро наблюдал, как рабыня наклоняется к нему, наливая новую порцию вина.
– Сколько человек они могут выставить против меня?
– Дело не в количестве, мой господин, – ответил Демарат. – Если у них наберется только сотня воинов, значит, против тебя выступит сотня, то же самое будет и с другим числом, большим или меньшим.
– И, что бы ты сделал на моем месте?
– Я постарался бы любой ценой избежать сражения с ними. Они рождены и вскормлены для войны – им не известны другие занятия. И, если они выйдут на бой, их примеру последуют и остальные греки.