Ольф. Книга вторая

Пойти в клуб? А если что-то произойдет, и потребуются документы? В музей? Не тот настрой. И у подружки что-то слишком ноги подкашиваются. Не крепковато для нее винцо? Хотя, чтобы свалить итальянца, это надо постараться, у них вино входит в каждый обед и ужин неотъемлемой частью – как у нас «третье», то есть чай или компот. Потому даже машину водить разрешено с достаточным количеством промилле.

Мы вышли к набережной. Лучше просто пройтись по центру столицы, чем специально что-то придумывать. По пути само придумается. Мы шли в обнимку, напарница что-то лепетала, иногда прикладывалась к бутылке. Я наслаждался жизнью. Солнце… Родина… Опять же – ладонь на чудесной талии… Красивая подружка и свобода, помноженная на всемогущество – что еще нужно мужчине?

Главная мужская радость – дарить радость женщине. Я дарил. И ее принимали. Тоненькая смугляночка светилась счастьем, мне на плечо то и дело клонилась ее головка, лепет становился все тише. Наконец, мы пошли в тишине. Хотя, какая тишина в центре Москвы?

Челеста вдруг встрепенулась:

– Ольф, о урдженца ди фарло…*

*(Мне срочно нужно сделать это…)

Ее бросило к бетонному парапету, она перегнулась…

Прохожие недовольно качали головами либо делали вид, что не видят. Я уныло стоял рядом. Челесту рвало.

Поднесенная к носу бутыль, которую подружка в одиночку уговорила почти на две трети, все расставила по местам. «Лучшее из домашнего», «Не вино, а сказка». Внутри оказался коньяк. Хороший домашний коньяк. «Попробуешь, потом еще придешь…»

Не приду. Даже в желании удружить надо предупреждать, иначе вот такое случится. И на работу туда не приду, иначе живым не выйду. Пусть те люди, что хотели со мной о чем-то поговорить, строят планы без моего участия.

Визитка «за хозяина» отправилась в речные воды.

Что-то Челеста долго телится.

– У тебя все в порядке?

У нее все было в порядке. Тело висело на парапете, руки и ноги безвольно болтались. Челеста спала.

– Горе ты мое. А ну, поднимайся. Пойдем!

Слова были бесполезны. Подействовали только хлесткие пощечины, и то не до конца. Поднятый организм отказывался держаться вертикально, нужно было поддерживать, а иногда подхватывать полностью. Неподалеку сверкала рекламой международная сеть бесплатных туалетов, прикрывавшаяся продажей гамбургеров. Втолкнуть подружку в дверь с женским значком я не рискнул: вдруг заснет или, того хуже, начнет буянить? Пришлось вторгнуться в отделение для мужчин.

– Простите…

Затолкав кучерявую головку под кран умывальника, я включил ледяную воду. Мужики, которые использовали в это время расположенные по соседству писсуары, понятливо кивали: дескать, молодо-зелено, пить не умеют, а берутся.

– Нон токками! Змэттила!*

*(Не трогай меня! Прекрати!)

Едва подопечный организм стал оказывать сопротивление, я потащил его обратно.

– Теперь твое дело дойти. Мы умотали далеко, до корабля несколько километров. Главное, продержись!

Не продержалась. Последние метры я нес безвольное тело, затем пришлось ждать, пока исчезнут любопытные и сердобольные прохожие. И вообще любые прохожие в пределах видимости, кто мог бы обратить внимание на наглый переход встречной парочки в другое измерение (или как бы они там это назвали) и поднять ненужный шум.

Наверное, корабль привел бы Челесту в порядок. Едва люк за нами затянулся, я уложил бедовое создание на кровать и задумчиво потеребил медальон. Потеребил-потеребил, да оттеребил в сторону, от греха подальше. Не тот случай.

– Но… Перке…* – пробормотала Челеста. – Бэво сопра ун долорэ… Анкора уна вольта… Мольти вэ нэ анно ке ворэбберо….

*(Нет… Почему… Утопить горе в вине… Еще раз… Многие хотели бы….)

Теперь она ворочалась, будто ее кололи со всех сторон. Платье, которым она так дорожила, собралось на талии. Я было отвернулся… А с какой стати? Если девушка надевает такое, то понимает, что в определенных условиях все окажется на виду. И если затем сама допускает эти условия…

Даже пот прошиб от сделанного вывода. Если догадка верна, то случившееся – прямой намек?

Стоп, и полный задний ход. Нужно ли искать скрытый смысл там, где все объясняется глупостью? Непредусмотрительность – синоним юности, сам таким был.

Кхм, а ведь и остаюсь таким же. Еще бы, такое творю, что ни в сказке сказать, ни…

Это даже не глупость, это мальчишеская борзота по отношению к мирозданию. А с другой стороны – чего оно, мироздание, от меня хочет? Чтобы покорно отдал корабль тем, кто распорядится им с большей отдачей для человечества? А где гарантии, что произойдет именно так, а не иначе, и что какой-нибудь слабодушный винтик системы не решит, что лично ему эта штука нужнее? И кто сказал, что хозяевам летающей тарелки захочется расхлебывать кашу, которая заварится, когда к делу подключатся силы на уровне государств? Может быть, эти истинные хозяева терпят меня, как я терпел бы не сильно доставучее насекомое – прихлопнуть можно всегда, просто лень. Ведь не жужжит над ухом и в суп не лезет…

То есть, когда начну делать что-то не то, меня прихлопнут. У вызывающего дрожь вывода было приятное следствие: получалось, что сейчас я делаю все как надо.

Но другой вывод – что я насекомое, которое временно терпят – нисколько не радовал.

Ох, что только не лезет в голову, когда ты не один, но одинок.

Стало больно смотреть на смятую красную тряпочку. За разглядывание не побьют, а за милую сердцу вещь – легко. Если не в прямом смысле, то в переносном – обидевшись насмерть. Да и вид у платья после того, как владелица пообнималась с парапетом, стал, прямо скажем, не блеск.

– Прости, Челеста, надо.

Снизу поддетое пальцами платье короткими рывками поползло вверх. Приходилось переваливать Челесту с боку на бок, иногда приподнимать. Она не просыпалась. Я и прежде видел напарницу обнаженной, но руками трогал впервые. Пульс взбесился. Еще не хватало потерять голову. Я сделал несколько вдохов-выдохов, переждал сердечную канонаду и продолжил дело. Платье снималось поэтапно и очень аккуратно – с такой осторожностью из бомбы вынимают запал. Бомб оказалось несколько, и через энный промежуток времени все оказались снаружи. Последними выскользнули плети рук, и красное счастье отправилось на полку. Неведомым способом там его вычистят и отутюжат, завтра будет не узнать.

С ощущением, будто в одиночку вагон разгрузил, я без сил рухнул около соседки. Естественно, лег лицом к ней – ну нельзя не смотреть, когда такая красота рядом. Мало того, сложно как не смотреть, так и не прикоснуться.

Я осторожно погладил пальцами бок Челесты. Только что спавшая, она дернулась, глаза остались закрытыми, но в тишину гневно выплеснулось:

– Пер ки ми ай?! Че сотто квалькоза. Ке фай кви?..*

*(За кого ты меня принимаешь? Здесь что-то нечисто. Что ты делаешь здесь?)

Кажется, ей что-то снится. Если снюсь я, то где-то в другом месте и не в нынешнем антураже.

Спящее чудо резко отвернулось, облив мне взор жидким азотом тыла. Меня пробрало до печенок, инстинкт всерьез вознамерился подраться с разумом. Разве можно заснуть в таких условиях?

Нужно. Будем считать овец, или кого там считают для засыпания. Раз, два, три… елочка гори. И вообще, гори все синим пламенем. Пламя, огонь, свет… Освещение, что ли, приглушить?

Раньше итальяночка не могла нормально спать без установления кромешной тьмы, а сейчас при свете дрыхла так, что разбудит только взрыв прямым попадаем осколка. И то не факт.

Я вылез из кровати и сел за рычаги. В открывшейся панораме утонула и исчезла позади Москва, внизу проносились леса, поля, дороги. Города. И довольно часто. Куда, собственно лечу? Так ведь домой. Для этого не нужно рулить, точка приземления за городом известна, можно включить автопилот.

Освободившееся сознание всколыхнулось: если завтра Челеста проснется в таком виде… Что подумает? Я бы на ее месте решил, что кое-кто воспользовался ситуацией. А если вспомнить, что сначала к ситуации привели мои же действия…