Страница 10 из 16
В Лондоне Мильтоны провели ещё два дня.
Эрин, чем-то безмерно воодушевлённая, постоянно где-то пропадала, уходила после завтрака, возвращалась ближе к ужину. Мэри и Грейс, по большей части, были предоставлены сами себе, с оговоркой на постоянное сопровождение Николаса.
Первый день молодые люди скучающе играли в бридж вместе с Арлин Йорк, которая, получив письмо, незамедлительно нанесла приятельницам визит. Ньюмен встретил новость о прибытии гостьи с явным отторжением, но, к удивлению всех присутствующих, на сей раз девушка практически не выказывала своей заинтересованности, а так же заверила подруг, что решила на неопределённый срок оставить поиски мужа и насладиться свободой. Грейс, поражённая столь смелым заявлением, попыталась выспросить у Арлин, что в её понимании означает свобода. Внятного ответа леди так и не получила.
На следующий день мисс Йорк уговорила друзей отправиться на прогулку в Гайд-Парк. Погода выдалась на удивление ясная, что стало главным доводом в принятии решения. Но, несмотря на благосклонность осеннего Лондона и приятную компанию, Мэри была не в силах отпустить события произошедшие в театре. Мысли об Уильяме Уэйде не покидали графиню ни на минуту. А предположения, отчего драматург столь скоро покинул приём в свою честь, вынуждали вновь и вновь прокручивать в памяти их пустяковый разговор. Чрезмерная отрешённость старшей Мильтон не укрылась от пытливой Арлин. Она несколько раз предлагала подруге облегчить её бремя беседой, но Мэри предпочла оставить терзающие душу сомнения при себе.
Следующим утром экипаж знатного семейства выехал в Хартфорд. До имения путники добрались крайне вовремя. Не успели они переступить порог дома, как небеса затянуло хмурыми тучами, поднялся воющий ветер, начался проливной дождь, коей не прекращался несколько дней. Дороги быстро пришли в негодность. Николас, обеспокоенный состоянием смотрового кабинета, отправился в город верхом. Эрин денно и нощно изнывала от мигреней. Граф большую часть времени проводил наедине с собой. Грейс хандрила по причине безрезультатности дебюта, пытаясь отвлечься вышиванием. Время в имении остановилось, погрузившись в унылое оцепенение. И лишь Мэри чувствовала себя на пике творческого подъёма.
То ли тоскливая погода, весьма располагающая к творчеству, то ли волнующее сердце знакомство, если столкновение с Уэйдом можно было назвать таковым, обрушили на графиню вихрь смешанных чувств, пробуждая безудержное желание творить. Той же ночью Мэри погрузилась в волнующий мир, рождаемый её воображением, и была как никогда красноречива в своём мастерстве. Впервые из-под пера девицы выходили не краткие зарисовки или отдельные друг от друга сонеты, а нечто цельное, масштабное… настоящая пьеса.
Главным героем произведения стал юноша с копной выгоревших на солнце волос и пронзительным взглядом. Таинственный, притягательный, он всегда изъяснялся острыми метафорами, любил рассуждать на тему загробного мира и расспрашивать незнакомцев о смысле их жизни. Дамы, независимо от возраста, его обожали. Джентльмены поражались всесторонней эрудированности, удача улыбалась, высший свет благоговел, но всё это не приносило счастья, ведь молодому человеку приходилось скрывать страшную тайну своего происхождения.
Несколько лет назад, после ссоры с отцом, наследный граф отправился верхом к возлюбленной в разгар страшной грозы. Мисс, пленившая его сердце, была простолюдинкой, но юноша не желал мириться с устоями общества и намеревался сделать предложение. По трагической случайности в пути его сразила молния. Граф погиб, однако обрести покой не смог и вернулся в наш мир существом, коему нет названия, застряв между жизнью и смертью.
Явиться на порог отцовского дома в новой ипостаси юноша не посмел и отправился странствовать по миру, в надежде сыскать причину своего мистического перерождения. Но после долгих лет скитаний, не принёсших ему просветления, окончательно утратил веру в божественное, погрузившись в беспросветное уныние и существовал так, пока однажды не встретил молодую мисс, разглядевшую в нём то, чего не видели другие…
Строка за строкой Мэри растворялась в своих героях, сопереживала им, искала ответы, разгадывала тайны, страшилась, разочаровывалась, падала в бездну отчаянья и воспаряла над облаками окрылённая любовью. Дни, проведённые в реальности, сократились до нескольких часов. Всё своё время леди коротала в зазеркалье собственных фантазий. Её более не задевали претензии Эрин, замечания отца, укоры Грейс, перешёптывания прислуги, что не упускали возможности заметить растрепавшуюся причёску хозяйки, испачканные чернилами пальцы и тёмные круги под глазами. На протяжении нескольких недель единственно важной для Мэри стала история призрака Луи, превратившаяся к середине октября в увесистую рукопись. О пьесе леди говорила лишь с одним человеком – Николасом Ньюменом, который исправно навещал Мильтонов пару раз в неделю, стремясь оказать старшей из дочерей поддержку. Он без устали читал её черновики, нередко высказывал критику, искренне хвалил и поражался плавности слога.
Двадцатого октября леди Мильтон поставила финальную точку. Испытывая небывалый восторг она присыпала последние страницы пудрой, приложила их к основной стопке и, перевязав алой лентой, убрала в бюро. В тот же миг на девушку обрушились звуки реального мира, настойчиво отвергаемые целый месяц. Голоса слуг за дверью, незатейливая мелодия, наигрываемая Грейс на фортепиано в гостиной, скрип половиц, визг встревоженных птиц за окном, предвещающих очередную грозу, и топот копыт.
Выглянув в окно, леди увидела посыльного верхом на пятнистой кобыле. Лошадь казалась измождённой, должно быть, всадник гнал её без продыха много часов. На крыльцо вышел дворецкий. Он учтиво поклонился спешившемуся мужчине, жестом предлагая войти в имение, но всадник отказался и, поспешив вручить письмо, лихо вернулся в седло.
Вскоре в дверь постучали. Мэри только собралась ответить, как в комнату ворвалась Грейс. Выглядела леди встревожено озадаченной.
– Матушка немедля повелела тебе спуститься вниз, – растерянно хлопая медными ресницами, сообщила младшая Мильтон.
– Это связанно с посыльным? – предположила графиня.
Отчего-то в девичьей груди неприятно кольнуло. Мэри часто подмечала, что её дурные предчувствия склонны сбываться, но в момент настоящий ощущения были спорные.
– Вероятно. На протяжении последних двух недель мама́ вела активную переписку. С кем именно мне не ведомо. Я наивно полагала, что она устраивает мой брак с сыном графа Оллфорда, но, кажется, предметом обсуждения являешься ты…
– Какая нелепость! – всплеснула руками графиня. – Сама подумай, на приёме я не давала повода никому из господ, а танцевала лишь с Николя.
– И мистером Уэйдом… – внезапно припомнила Грейс.
По плечам старшей Мильтон пробежала тревожная дрожь.
– Глупости, – тут же отмахнулась она пряча взгляд в складках портьер.
– После визита посыльного, – продолжила Грейс, – матушка направилась в кабинет твоего отца. Проговорили они сущие пустяки, а затем мне было велено позвать тебя в гостиную. Я почти уверена…
– Милая сестрица, прошу, оставь свои догадки. Идём вниз и узнаем всё из первых уст, – холодно отозвалась Мэри, натянуто улыбнувшись, и первой покинула комнату.
В гостиной подавали чай. Роберт Мильтон сидел в кресле, отрешённо листая газету. Эрин же была непривычно весела и встретила дочерей с распростёртыми объятьями, что мгновенно отразилось на лицах обеих нескрываемым удивлением.
Как только все разместились вокруг чайного столика, супруга графа взяла в руки чашку и показательно кашлянула. Роберт напряжённо поджал губы, откладывая чтиво на подлокотник.
– Дорогая, – нехотя начал глава семьи, обращаясь к старшей дочери, – мы с миссис Мильтон хотели бы обсудить с тобой одного очень уважаемого джентльмена, который, как оказалось, проявил заинтересованность…
– Эдвард Шелтон, – нетерпеливо перебила мужа Эрин, – потомственный маркиз, очень состоятельный и благодетельный мужчина. Истинный джентльмен, который, как и ты, тяготеет к искусству.