Страница 2 из 9
Ксандр кивнул, словно описанная ситуация была ему хорошо знакома.
- "Ключевое слово", - вдруг произнёс он.
- Что? - не понял Роберт.
- Так называется одна игра, - объяснил журналист. - Играли в неё когда-нибудь?
- Нет, не играл. Могу только догадываться, что это имеет отношение к тому, что вы сказали чуть ранее.
- А мы ещё в университете баловались этой игрой. В ней очень простые правила: кто-то называет любое пришедшее ему в голову слово или словосочетание либо даже небольшое предложение, а остальные участники пытаются сходу написать какой-нибудь небольшой рассказ или просто текст, где будет фигурировать это слово, и желательно, чтобы на нём было завязано всё повествование. У нас преподаватель один любил такие задания давать прямо на занятии и вызывал кого-нибудь по своему выбору для ответа.
- Я учился в техническом институте, у нас таких игр не было. Я, как видите, писатель не по образованию, а по зову души.
- Не желаете сыграть разок прямо сейчас?
На лице Роберта при этом вопросе проступило явное недовольство.
- Ну давайте, попробуйте, - уговаривал Ксандр, словно не замечая выражения лица своего нового знакомого. - У вас как у писателя это не должно вызвать никаких трудностей. Но даже если ничего не получится, ничего страшного. Я никому ничего не скажу и в газете не напишу. Торжественно клянусь! - он картинно прижал правую руку к сердцу.
Роберт был совсем не в настроении играть сейчас в какие-то игры, связанные с писательством, он и так устал в последние два месяца при работе над эпилогом. Но поскольку он не пресёк знакомство с Ксандром в самом начале и позволил разговору развиваться, то теперь резко пойти на попятную и отказаться от предлагаемой игры было бы неправильно.
- Хорошо, - нехотя согласился Роберт. - Называйте своё слово или словосочетание.
- Бельевая верёвка.
После этих слов у Роберта вдруг всё поплыло перед глазами, но вскоре его зрение сфокусировалось на какой-то картине, видимой только ему одному. Казалось, он смотрит за стойку, где на зеркальных полках стояли бутылки со всевозможными алкогольными напитками, но не видит их.
Его правая рука на автомате достала из кармана пиджака ручку, а левая придвинула к себе стопку бумажных салфеток, лежащих на стойке. В течение нескольких минут салфетки были исписаны с обеих сторон:
"Эмиль сегодня снова выпил. Случалось это не так уж часто, но всякий раз причины были одни и те же: тяжёлые воспоминания о пребывании на войне, о том, что там творилось, о чувстве вины за гибель половины своего отряда, которая случилась из-за неверных данных, которые сообщила разведка. Он как командир должен был правильно оценить и проанализировать всю информацию, которая поступала от разведчиков, и заподозрить, что что-то не так. Но не заподозрил, не сообразил. Лица погибших периодически являлись ему во сне уже много лет, и он ничего не мог с этим поделать. Лишь употребление горячительного помогало на какое-то время отвлечься и снять с себя этот груз.
А тут ещё эти слухи про его жену. Бранка и сейчас, в свои срок семь, была ещё очень хороша. Только слепой этого не заметил бы. Хозяин единственного в их селе магазина не был слепым. Как, в общем-то, и большая часть мужского населения села. Но в отличие от остальных этот бизнесмен был единственным, кто осмеливался высказывать своё восхищение в открытую. У Эмиля при виде этого нахала всякий раз, несмотря на его шестой десяток, кровь вскипала, как в молодости, и появлялось желание сдавить эту холёную бизнесменскую шею до посинения. Правда, со стороны владельца магазина дальше слов пока дело не шло и внешне все его высказывания выглядели просто преувеличенной вежливостью. И сама Бранка не давала мужу ни малейшего повода заподозрить её в чём-то неблаговидном. Он верил ей, интуиция подсказывала, что его супруга абсолютно верна ему. Но это не мешало людям в селе судачить об этом чуть ли не каждый день, да ещё придумывать какие-то свои подробности, не имеющие ничего общего с реальностью.
Почему-то в этот раз алкоголь подействовал на мужчину не как обычно, а противоположным образом. Вместо того, чтобы вызвать забвение и апатию в отношении мыслей о войне и боевых товарищах, он наоборот обострил неприятные воспоминания, добавив к этому ещё и мысли о сплетнях про жену. Эмиль давно не чувствовал себя таким несчастным. По правде говоря, никогда ещё не чувствовал. "Что-то не так сегодня", - пришёл он к выводу.
Его потянуло на улицу, на воздух. Сначала он прошёлся за дом, где Бранка не спеша занималась своими любимыми деревьями и кустарниками. С минуту мужчина любовался женой, которая не видела его, потом вернулся к крыльцу и присел на скамью под окнами дома. Сидя и вдыхая всей грудью свежий, становящийся прохладным к вечеру воздух, он пытался привести свои сумбурные мысли в порядок, но ничего не получалось. Вроде бы никаких новых горестей (кроме слухов про жену) и серьёзных проблем в последнее время у него не случалось, всё было как обычно. Но ощущение необъяснимой тоски и невыносимости этого существования всё больше обуревало его. Нетрезвый мозг щедро раздавал ему заверения, что всё очень плохо в его жизни, что дальше будет ещё хуже и не пора ли со всем этим покончить раз и навсегда.
Взгляд замутнённых глаз мужчины блуждал по двору, пока не наткнулся на натянутые верёвки, где висели для просушки выстиранные белье и одежда.
Одна из пяти верёвок была пуста и чуть покачивалась от слабого ветерка. Эмиль тяжело поднялся, подошёл к столбу, к которому был привязан один конец верёвки, не совсем послушными руками распутал узел, затем то же самое проделал со вторым концом. Взявшись за один из них, он, шатаясь, зашагал в сторону большого сарая в дальнем углу участка. Верёвка волочилась за ним, как какая-то неприятного вида белая змея.
Как-то быстро в сарае нашлось всё необходимое для задуманного. Стремянка стояла прямо у входа, вместо стула под ноги сгодился деревянный ящик - в нём хранился всякий хлам, который жалко было выбросить.
Привязав верёвку к толстой балке под крышей и сделав скользящую петлю, стоя уже на ящике, Эмиль решил не тянуть кота за хвост и не ждать, пока страх заставит его передумать. Надев на шею петлю, он ногами раскачал ящик, на котором сейчас стоял.