Человек-землетрясение

– На помощь! – кричала Малу позади Гастона на кровати. – Боб! Боб! Он сорвал с меня одежду и хотел меня… О Боб! Это было ужасно, он был как зверь… – Потом она заплакала. Ей это удалось замечательно. Ее обнаженное тело буквально сотрясалось от рыданий.

– Ах вы скотина! – произнес Боб угрожающе тихо. – Гнусная скотина! Череп бы вам раскроить…

Гастон Брилье ничего не понимал. Он добрел до печки, искоса поглядывая то на чужую голую девушку, то на Боба. Потом он покачал головой, беспомощно и почти по-детски.

– Я ее вовсе не знаю. Что вы хотите от меня, месье? Вбегает, раздевается…

– Вы хотели изнасиловать мою невесту! – закричал Боб. – Где Лафетт, жандарм? Позвать полицию! Развратник, нападает на девушек, как волк!

– Я не знаю ее! – неожиданно заорал Гастон. До него начало доходить, что эта ситуация набрасывает ему удавку на шею. – Я клянусь вам, месье…

– Швырнул меня на кровать с нечеловеческой силой. И вот… вот… вот… – Малу высоко подняла разорванное в клочья белье. – Как зверь…

– Мозги бы вам вышибить! – кричал Боб Баррайс. И он в совершенстве владел своей ролью. – Оставайся как есть, Малу! Я приведу жандарма! Через несколько минут.

– Месье! – глухо воскликнул Гастон. – Я ничего не делал! Клянусь вам… – Он, шатаясь, прошел по комнате, опустился на деревянную скамью и тупо уставился перед собой. Малу забралась в самый дальний угол огромной постели.

– Не оставляй меня одну, Боб! – лепетала она. – Пожалуйста, подожди минутку. Я пойду с тобой…

– Нет, ты останешься! Ты – вещественное доказательство! – Боб поднял десять пальцев. Малу со вздохом опустилась и скрестила руки перед грудью. «Десять тысяч франков. Не бойся, душечка! Десять тысяч франков. Десять тысяч. Ты сможешь начать новую карьеру. Маленькая квартирка, новые платья. Ты будешь на ступеньку выше на лестнице, ведущей в рай. Подави свой страх, моя куколка…»

Минут через десять Боб вернулся. Вслед за ним в хижину вошел Луи Лафетт и сразу же оценил ситуацию. Гастон все еще тупо сидел на лавке, как неподвижная колода, и пытался защитить себя одной и той же фразой:

– Я ничего не сделал, верьте мне!

– Гастон! – официально произнес Лафетт. Брилье поднял голову. Глаза его были вдвое больше обычного. Вся скорбь гибнущего мира кричала из них, но никто не заметил этого, и меньше всех Лафетт. Впервые за пятнадцать лет здесь наконец что-то произошло. Он мог составить протокол, вести допрос, послать донесение в Бриансон: В Лудоне арестован мужчина, который хотел изнасиловать молоденькую невинную девушку. И это в Лудоне! Это был случай, который Лафетт не выпустил бы из рук, даже несмотря на полные мольбы медвежьи глаза Гастона. – Итак, ты затащил девушку в кровать? – энергично задал вопрос Лафетт. Гастон вздрогнул и закрыл руками голову.

– Ничего я не делал! Ничего! Луи… Ты же меня знаешь!

Жандарм Лафетт, пожалуйста. Знаю я тебя или нет, не играет роли. Мадемуазель лежит голой в твоей кровати. Не хочешь же ты утверждать, что она сама туда забралась?

– Именно так, Луи. Так и было.

– Я убью его! – скрипел зубами Боб Баррайс. – Жандарм, моя невеста из хорошего дома! Невинна! Запишите, пожалуйста: девственница! А этот пес срывает с нее одежду…

В Гастоне вдруг что-то сломалось. Он завопил, бросился к печке, выхватил полено и швырнул его в Боба. Снаряд просвистел рядом с его головой и с грохотом ударился о стенку. Если бы он попал в голову Боба, она разлетелась бы, как от удара топором.

– В Бриансон! – кричал Гастон. – Я требую справедливости! Я поеду в Бриансон! Я ничего не делал! Абсолютно ничего! Там мне поверят!

Он схватился за голову, настолько честную, что она не могла постичь этой игры, потом рванулся, оттолкнул в сторону Лафетта и Боба и выбежал из дома.

– Задержать! – завопил Боб. Он подтолкнул Лафетта, который продолжал спокойно стоять и лишь поправил съехавшее кепи. – Он уйдет от нас. Делайте же что-нибудь! У вас есть оружие?

– Да. А для чего?

– Предотвратите его бегство! Он насильник!

– Но он же хочет в Бриансон…

– И вы этому верите?

– Да.

– А у него есть машина?

– Старый мотоцикл. Вот… слышите?

Снаружи в хижину ворвалось громкое тарахтенье, Лафетт ухмыльнулся. Малу начала одеваться. Лафетту не бросилось в глаза, что в кармане шубы у нее нашлось новое белье, которое обычно не носят с собой, тем более в таких местах.

– Он не уйдет от нас, – сказал Лафетт. – Я сейчас позвоню комиссару в Бриансон, и когда он подъедет к участку, его арестуют.

– Я поеду за ним! – Боб Баррайс схватил Малу за руку и потащил ее из хижины. Гастон как раз отъезжал, черная туша на двух подпрыгивающих колесах. – Вот он! Я не выпущу его из виду, жандарм! Я дам свои показания комиссару.

– Не забудьте упомянуть мое быстрое вмешательство, месье! – крикнул Лафетт и помахал обеими руками.

Боб помчался к своему «фиату», втолкнул в него Малу и начал преследование Гастона в бешеном темпе.

Эта поездка напоминала ночь с Лутцем Адамсом. Дорога, покрытая ледяными выбоинами, пустынная, холодная ночь, прорезанная лучами фар, в свете которых теперь подпрыгивал мотоцикл Гастона Брилье. Серпантины. Крутые виражи. Скалы, увешанные сосульками. Гастон гнал, как безумный. Он брал крутые повороты, балансировал на краю пропасти и наклонялся, как загнанный зверь, когда фары Боба настигали его. Это была настоящая травля, безжалостная охота, езда наперегонки со смертью. Малу этого не понимала, вцепившись в ручку, она зажмуривалась, когда очередной поворот летел на нее.

– Да, водить ты умеешь, черт побери! – произнесла она один раз. – Но старик тоже шпарит, как дьявол!

Гастон мчался к долине в лучах фар. Насколько загадочной была для его разума голая девушка тогда у него в доме, настолько ясно он осознавал ситуацию теперь.

Жизнь будет спасена, если он доберется до дороги на Бриансон. «Он меня не задавит, – думал Гастон. – Нет, этого он не посмеет. И сбить он меня не посмеет, девушка рядом с ним. Она моя защита, моя жизнь… Господи, помоги мне выжить…»

Боб приблизился к мотоциклу на два метра. Гастон лежал на руле, как будто своим весом хотел вдавить колеса в дорогу. «Еще десять минут, самое большее – десять минут, и я спасен. Я забуду фамилию Баррайс, клянусь вам. Я ее никогда не слышал! Я никогда не видел горящую у скалы машину. Я никогда не слышал, как кричал человек. Я лежал в своей постели и спал, как обычно».

Крутой вираж. Дорога, покрытая льдом, сверкающим в лучах фар как хрусталь. Рядом обрыв. Четыреста метров скал.

Гастон Брилье нажал на газ, стремительно взял поворот, не вписался в него и вылетел в ночное пространство. Завис на секунду мигающей точкой в темноте, обрушился вниз и исчез в глубине. Лишь его страшный вопль висел в холодном воздухе, как замерзшая капля.

Боб Баррайс осторожно затормозил и подъехал к краю пропасти. Странное, неведомое ощущение разлилось по всему телу и снова захватило дух.

Умирает человек. С криком.

Он сжал ноги и закусил нижнюю губу. Рядом плакала Малу, потерявшая от ужаса дар речи.

– Это был несчастный случай, – хрипло произнес Боб. – Ты сама видела.

– Да. – Ее рука дрожала, как под ударами тока, когда она обняла его. – Бедный старик…

– Ты с ума сошла, Малу! Что это значит?

– Я тоже виновата.

– Выброси эти глупости из головы! Никто не мог предположить, что он помчится ночью, как сумасшедший. – Боб осторожно развернулся на узкой дороге и вновь поехал в гору.

– Куда же ты едешь? – спросила Малу.

– Назад, в Лудон. Доложить о несчастном случае. В конце концов, мы единственные свидетели.

Наутро Гастона вытащили из ущелья. Он не был изуродован, просто сломал себе шею. Крестьяне Лудона выставили его тело в церкви, хоть он и стал на старости лет насильником. Но Бог ведь покарал его за его преступление и бессовестную ложь. Так, во всяком случае, считали лудонские крестьяне, а Боб Баррайс приобрел для него гроб, какого наверняка не видели в Лудоне последние сто лет: с модным Христом на выпуклой крышке.