Кольцо Олимпа

— Модо, а что значит это ваше полнолетие? — с любопытством спросила Чарли, раскладывая в пещере спальники. — И сколько тебе вообще сегодня стукнуло? Вы с ребятами такие шифровальщики, что никогда даже не признавались, сколько вам лет!

— Вот уж точно! — воскликнула Мадлин, вспоминая, что на подобный вопрос о возрасте Тротл всегда посмеивался и отвечал, что это не имеет никакого значения.

— Ну как, — почесал затылок Модо, — полнолетие это первая круглая дата в жизни марсианина и вступление во взрослую жизнь. Десятый день появления на свет. Ну а поскольку у нас год как ваши два, то, считайте, это двадцать земных лет. И если посчитать… то, похоже, мне сегодня исполнилось двадцать шесть.

— Слушай, здоровяк, звучит как-то не очень, — скривился Винни, все еще прочесывающий заросли. — Тринадцать будет пооптимистичнее, а то словно старики какие-то. Ого! — внезапно присвистнул он, оглядывая кусты. — Да тут дендрарий, а не замшелая лужайка в безымянных горах. Модо, сегодня прям все для тебя! Травянистый рипсалис для отвара! У кого там запасы воды? Сварим компотик по-марсиански! Чума! Да тут еще и черная драцена затесалась.

Мадлин зацепилась за знакомое название.

— А это, случайно, не та, которой питается ципула, и получается какое-то волшебное зелье? — спросила она, на всякий случай подходя к Винни, чтобы увидеть это чудо-растение.

— Она самая, — кивнул белый и указал на какой-то неприметный темный куст. — Что, брат тебе уже прочитал лекцию о ее целебных свойствах?

— Типа того, — пробормотала Мадлин, запоминая место и отгоняя от себя мысль о том, что надо бы ее прихватить с собой прямо сейчас.

Ужин, и правда, вышел вкусным и душевным, даже несмотря на то, что все явственно ощущали отсутствие Тротла и тревогу за его судьбу. Не было привычных шуточек, беззаботных улыбок, дружеского смеха. Зато этим ранним и по-весеннему чуть прохладным вечером в их компании витало давно подзабытое тепло и тихая радость, которой так хотелось поделиться с немного смущающимся от внимания Модо. Все, что Мадлин сейчас могла сделать, это спешно разделать мякоть суккулентов и, по совету серого, покрошить на увесистые ломти их же собственные чешуйки. Пока они запекались в углях, источая какой-то невероятный аромат острых специй, здоровяк вооружился баллоном с водой и потолок туда стебли рипсалиса, заявив, что только он знает, как правильно готовить этот настой. Мадлин невольно вспомнила, как еще на Земле он делал для всех марсианский квас в честь ее переезда в Чикаго. Казалось, это было невероятно давно, там, где все опасности остались позади, и куда так нестерпимо хотелось вернуться.

Когда же с приготовлениями было покончено, и все, порядком проголодавшиеся после трудной дороги, уселись у тлеющего очага, Модо разлил каждому в походную кружку желтоватую дымящуюся жидкость и произнес:

— За три года на Земле наша Чарли все пыталась нас приучить ко всем этим человеческим праздникам. Хотя, честно, я так в них ничего и не понимаю. Поздравления, подарки… Не знаю, приятно, конечно, но как-то слишком, — и он неловко почесал свой затылок, опуская красный глаз. — Я вот лучше так скажу. Для меня главное, чтобы мои близкие были целы и довольны. От этого и я счастлив. И хоть сейчас совсем паршивые времена… Хорошо, что вы есть!

И, вполне по-земному приподняв кружку, отхлебнул горячий настой, удовлетворенно крякнув и кивнув самому себе.

— В любом случае, Модо, — сказала Чарли, протягивая свою кружку, — хоть ты этого и сторонишься, я тебе пожелаю только светлых дней! Мы тебя очень любим, наш незаменимый серый здоровяк!

— Полностью присоединяюсь! — воскликнула Мадлин. — Ты часть нашей семьи, нашего мира. И что бы дальше ни было, куда бы нас ни забросило, ты всегда будешь здесь, — и она приложила ладонь к своему сердцу.

— Ха-ха, я чуть не прослезился! — гоготнул Винни и пнул Модо в плечо. — Слышишь, брат, девочки в тебе души не чают! Хорош скромничать! Если так пойдет и дальше, я, наконец, полюблю наши дни рождения!

Но Модо лишь тихо фыркнул и потянулся к своей тарелке, доверху наполненной поджаристыми ломтями кактуса.

— Ну вот и давайте кушать уже, — пробормотал он, чуть хмуря серые брови и ощущая себя крайне неловко от такого внимания. — Это мое любимое блюдо еще с детства. Матушка готовила частенько. Просто, сытно и пикантно.

Мадлин с любопытством принялась за свою порцию, заинтригованная подобным описанием. По виду запеченная мякоть походила на рассыпчатую картошку, но стоило ей отправить первый кусочек в рот, она поняла, что ни с чем не может это сравнить. Кактус оказался плотным, хрустящим, словно состоял из сочных, набухших волокон, вкус которых сочетал нотки хлебной корочки, пшеничной сладости и травяной горчинки. Но больше всего сбивали с толку остро-соленые зажаренные бока, покрытые темной крошкой приправы из чешуек. Мадлин даже прикрыла глаза от удовольствия, настолько аппетитным был этот незнакомый вкус. Похоже, все оценили любимое блюдо Модо, ибо у костра воцарилась относительная тишина, пока каждый уписывал свою порцию и запивал сладким и вязким настоем из рипсалиса.

Краем глаза Мадлин заметила, как Винни, расправившись с ужином, отложил несколько кусков в отдельную тарелку и накрыл ее своей. Оставил Тротлу. Не забыл про брата. Все ждали его возвращения целым и невредимым.

Лантан, до этого молча наблюдавшая за разговорами друзей, спросила что-то у Модо на марсианском. Он, чуть улыбнувшись, долго рассказывал в ответ, и она заинтересованно кивнула головой.

— Лантан тут уточнила про земные дни рождения, — пояснил серый девушкам. — Хотела знать, как именно вы проводите такие праздники. Ну, я поделился тем, что знаю.

— А что, сегодня все почти как у нас, — пожала плечами Чарли. — Друзья в сборе, хоть без братишки Тротла совсем не то. Стол накрыт, кружки полны. Ну а подарки, музыка и танцы — это уж в другой раз.

— Музыка? — переспросила Лантан и снова что-то сказала на марсианском.

— О, не отказался бы! — присвистнул Винни. — Она говорит, что может спеть нам. В качестве своей лепты в этот скромный праздник.

— Правда? — повернулась к ней заинтересованная Мадлин. — Мы бы с удовольствием послушали. Я даже не знаю, о чем поют на Марсе.

— О жизни, о планете, о вечном, — чуть улыбнулась Лантан, отбрасывая хвост волос с груди. — Для Модо.

Тот благодарно склонил серую голову, и марсианка взяла первую низкую и долгую ноту. Ее и так глубокий и напевный голос оказался текучим, мягким, обволакивающим. Он переливался округлым марсианским по незатейливой мелодии, в которой не было ни куплетов, ни припевов, словно она тянулась своей непрерывной историей. Немного меланхоличной, то едва слышной, переходящей в самозабвенный шепот, то раскрывающейся в непривычной гармонии и разлетающейся нежным эхом по недвижным, стоящим миллионы лет горам. Мадлин не знала ни слов, ни смысла, но сердце само подхватило этот немного печальный мотив, который вился витиеватой вязью и рождал перед глазами далекие картины чужой жизни под бескрайним медным небом. Голос марсианки скакнул по высоким нотам и мягко перекатился снова на низкие, нашептывая, выпевая, обволакивая тягучими словами финальные строки, что, наконец, застыли с последним выдохом и завибрировали по замершей в сгустившихся сумерках долине.

В наступившей ночной тишине никто не решался заговорить, словно эта песня унесла каждого далеко от этих мест, и хотелось еще немного понежить в себе эти сокровенные ощущения. Наконец, Лантан поднялась с земли и, с тихой улыбкой приложив руку к груди, удалилась в глубь пещеры. За ней и Винни, приобняв Чарли за плечи, встал на ноги и увлек ее к их спальникам, уже разложенным у дальней стены укрытия. И лишь Модо продолжал сидеть, задумчиво глядя на дотлевающие угли, по которым плясали маленькие оранжевые всполохи, выбрасывая в воздух едва заметную горячую дымку.

Мадлин тихонько собрала использованную посуду и сложила ее рядом с рюкзаками. Похоже, каждому хотелось немного побыть наедине с собой. Поэтому она, наскоро расчесав заплетенные до этого в косу волосы, залезла в свой спальник и свернулась калачиком. Сон, на удивление, пришел сразу, не донимая ее тяжкими мыслями и переживаниями и унося в спасительное забвение с надеждой на то, что утро принесет ей добрые вести и облегчение.