Крылатая повесть

Третья глава. Большая ссора

С утра Леша о Тане даже не вспомнил. Его голова была занята мыслями о проверочной работе по русскому языку. Единственный предмет, который доставлял Алексею некоторые трудности и по которому у него была четверка. Нет, ему было не сложно выучить правила или разобрать текст по составу. Тройки и даже иногда двойки он получал за неаккуратный до безобразия почерк. Хотя сам Алексей не мог понять, в чем плох его почерк, буквы как буквы, рассуждал он. Просто мысли Леши, когда он писал сочинение или диктант, уходили намного вперед, дальше, чем могла справиться его рука при написании слов в этот момент. И от этого у него порой выходили не слова, а какие-то волнистые линии. Ефросинья Вячеславовна учитель по русскому языку, шутила: «Тебе, Леша, быть врачом. Таким почерком пишут только врачи, когда выдают справки». А еще часто Алеша просто не дописывал слово, превращая окончание в закорючку, на догадку проверяющего работу учителя. Сам же проверять правильность написания своего текста он не любил. Ему было всегда лень перечитывать свой труд, и по обыкновению Алеша пробегал написанное сочинение глазами снизу вверх и сдавал самый первый работу. А на настоятельную просьбу учителя не торопиться и проверить еще раз все тщательно говорил: «Я все проверил». – «Точно?» – переспрашивал учитель, давая шанс получить более высокий бал. «Точно», – отвечал Леша. И, положив листок на стол, безмятежно шел заниматься своими делами.

По дороге в школу мама попросила сына отнестись ответственно к работе, чтобы не пришлось краснеть за него и выслушивать нарекания классного руководителя. Учитель накануне специально позвонил по телефону маме, чтобы та проконтролировала подготовку сына к контрольной. И мама была уверена, что Леша целый вечер готовился, тем более он сам сказал, когда она заглянула к нему в комнату, что занимается подготовкой к контрольной работе. Он соврал маме, конечно, – это было не так. Мы знаем, чем Леша занимался весь вечер. Он искал научный метод, чтобы отправить Таню в ее будущее. И на мониторе ноутбука был открыт не учебник по русскому языку, а какие-то странные проведения спиритических сеансов и погружения в гипнотические сны. Леша не хотел маму расстраивать и посвящать в подробности дела, которое он задумал вместе с Таней. Теперь же, когда он ехал в маминой машине с утра в школу, его мысли были только о проверочной работе. Леша листал учебник по русскому языку, повторяя правила, и так увлекся этим, что совершенно забыл о существовании Тани и о ее планах. Но ненадолго. Он не думал о Тане ровно до того, как вошел в школу. Таня стояла уже при входе, опираясь рукой о стену, и строго выглядывала из-под челки на Лешу, всем своим видом показывая недоумение на тот счет, что Леша посмел приехать в школу так поздно, перед самым звонком, когда такие дела задуманы. Леша, по мнению Тани, должен был быть в школе уже с самого утра с информацией о методе погружения в будущее. Надо сказать, не заладилось сразу. Леша, увидев Таню, в один миг ощутил весь негатив, который она навеяла на него с этой бредовой идеей, и решил нападать первым. Потому что если Тане дать преимущество, то уже взять верх в споре будет трудно. С Таней невыгодно вести себя в качестве бессловесного ягненка, вторым номером, потому что, почувствовав в себе лидерство, уверенность, она победит в любом споре и получит все выгоды от своей победы.

– А где блокнот с пером? – выдал вместо приветствия Леша.

– Какой блокнот? – спросила Таня, на секунду смутившись непривычным напором своего обычно дружелюбного и спокойного товарища.

– Ну, ты тут для чего стоишь? – продолжал наступление Леша.

– Тебя жду.

– Ну дождалась. Вот я.

– Ты чего такой злой? – спросила Таня.

– Ничего. Чего ты тут стоишь? У нас сейчас контрольная, почему не готовишься?

– Я знаю, что у нас контрольная, – уже сжав губы, опомнившись, перевела себя Таня в боевое состояние.

– Ты узнал? – продолжала она, уже догадавшись по Лешиному поведению, что тут что-то не так и что она получит сейчас отрицательный ответ. Стала готовиться к нападению. – Добыл ученый информацию? – напирала Таня. – Что ты молчишь?

– А что мне тебе отвечать? Ничего я не добывал, делать мне больше нечего.

– Ты же мне писал вчера, что сидишь читаешь про какую-то теорию вероятности.

– Это я тебе написал, чтобы ты отстала от меня.

– Ах, вот как! Ну, ладно, товарищ ученый, сначала шнурки научитесь завязывать, потом уже про теорию читай, умник. Фиксик ты недоработанный! – сказала Таня сквозь зубы, с такой злостью, что если бы попасть в этот момент под ее жгучий взгляд, тот можно было бы сгореть от сильного излучения. Таня иногда могла выразиться очень грубо, особенно когда была сильно раздражена. И Леша, зная, какой острой силой обладает взгляд Тани в момент гнева, нагнулся над своим ботинком, пытаясь развязать узел на шнурках, который от волнения сам же только что и затянул.

Таня развернулась резко, но не манерно, как часто она делала, а как-то неподдельно жестко и решительно ушла прочь, отставив Лешу наедине со шнурками.

Целый день они не разговаривали. Таня даже ни разу не взглянула на Лешу и не посмотрела ни одного раза в его тетрадку. И даже на математике она делала все сама: кропотливо решала примеры, не замечая сидевшего рядом своего соседа по парте. Она себя вела так, как будто Леши вообще не существует в мире. Леша сначала как бы и обрадовался, лишившись общения с беспокойным соседом, но потом вдруг почувствовал тяжелую гнетущую пустоту в сердце. Обычно Танин голос, не замолкающий в пространстве ни на секунду, его слегка раздражал, он звучал в голове Леши, даже когда Тани рядом не было, как галлюцинация, настолько ее слова и речь были порой назойливы и навязчивы. Иногда он прятался от нее или специально уходил играть не в волейбол, а в футбол с ребятами, чтобы на волейбольной площадке не встречаться с ней, чтобы немного отдохнуть от разговоров и вопросов своей подруги про чтение мыслей, про души деревьев и про котов и собак. А тут она молчала. И Леше вдруг стало грустно. Пусто. Он понял в этой пустоте, где не было голоса Тани, что, по большому счету, назойливой и надоедливой Таня бывала не всегда, и даже редко, только в том случае, когда ее что-то раздражало или что-то происходило не по ее желанию. Тогда она подходила к Леше, всегда спокойному и рассудительному, и начинала рассказывать какую-нибудь идею, пришедшую в ее голову. Леша называл эти идеи ересью. Таня требовала осмысленного участия Леши в этом ее речевом потоке. И если Леша не успевал настроение предугадать и спрятаться от Тани, то просто улыбался или брал Танины мысли и затеи в свои руки и направлял их в осмысленное, стройное русло. Танины фантазии приноравливал к человеческой жизни. Ее космического масштаба идеи опускал на землю к людям, придавая им полезные свойства для общества. Тани нравилось эта Лешина способность все превращать в систему и стройную форму. Всему, даже Таниным словам, придавать человеческий облик и значение. Леша знал свою силу, которой удивлял Таню, а сам он нуждался в ее добрых глазах, в ее фантазиях и волшебстве. В ее самой прекрасной улыбке на всем белом свете. А тут ее как будто нет вообще. И нет по его вине. Леше было больно за то, что он обидел Таню и так грубо с ней с утра разговаривал.

На прогулке после уроков Таня даже не вышла на улицу. Леша специально приготовился помириться и загладить ссору, но хотел это все сделать на улице, от глаз лишних где-нибудь в сторонке, чтобы не велось никаких разговоров потом от сверстников, знавших о дружбе Тани и Леши и не упускавших момента подразнить их словами: «Жених и невеста, тили-тили-тесто». Таня на улицу не вышла, и Леша, не вытерпев, пошел искать ее в школе. Она сидела в пустом классе и листала машинально страницы в своем телефоне. Леша зашел тихонько и начал:

– Таня, ну что ты, не обижайся на меня. Я правда не зна… – он не успел договорить, как Таня выстрелила ему в самое больное, с ходу.