Страница 4 из 5
Мы дружили с Дашей, вместе прогуливали уроки во дворике МВД в Челябинске. Я до сих пор не знаю, почему двор так назывался и почему это место было точкой притяжения модной молодежи Челябинска в 2008–2010 годах, но это было так. Даша познакомила меня со своими друзьями, я ее – со своими, а однажды степень близости дошла до настолько высокой отметки, что Даша доверила мне историю своей первой любви и первого секса. История, стоит отметить, жуткая. Когда я ее пересказывала психологу пару лет назад, из меня вырывались то истерический смех, то возгласы «Боже, какой ужас!».
Как вы уже знаете, Даша была из обеспеченной семьи, но такой оторвой, что вела жизнь далеко не благополучной богатой девочки. Она сбегала через окно первого этажа в ночные клубы, закатывала безумные вечеринки дома, пока родители были на даче. Самое безобидное – уходила из дома (откуда ее провожала мама) в джинсах и кофте, а пока ехала в маршрутке, переодевалась в короткие шорты и топ и шла пить с парнями-студентами к кому‐то на квартиру. Возможно, вам интересно, как сложилась судьба Даши. Весьма благополучно. Она уехала учиться за границу, вышла замуж, поселилась с супругом в Лондоне, завела блог, набрала двести тысяч подписчиков. Когда я смотрю с левого аккаунта ее фотографии в Regents Park[6] c очаровательным малышом в желтых резиновых сапожках Hunter, то в ушах звучит голос Даши: «Ссать хочу – пипец!» – а потом вижу картинку, как она идет из дворика МВД за гараж шатающейся походкой. Жизненные метаморфозы!
Вернемся к истории любви. Однажды летом (как раз тогда, когда Даша, не сказав маме, проколола нос и покрасила волосы в розовый, чтобы стать эмо) она познакомилась с компанией взрослых парней. Ей было пятнадцать, им по двадцать – двадцать пять лет. Она влюбилась в Максима, у них закрутился роман, случился первый секс (хотя не удивлюсь, если рассказы Даши о сексуальных похождениях были просто фантазиями, чтобы казаться крутой в глазах подруг, – по крайней мере, я делала так), а потом он куда‐то пропал. Не отвечал на эсэмэски и звонки. Адреса его она не знала, потому что встречались они на улицах или на вписках. Роман случился в июле, в августе мы съездили в лагерь в Крым, а осенью начали дружить заново после «Мась, ты как?».
В сентябре Даша встретила их общую с Максимом подругу, которая сказала, что знает номер телефона его бабушки. Даша его записала и, когда мы в очередной раз встретились, попросила меня позвонить. Я очень стеснялась, репетировала речь, но набрала номер.
Бабушка сначала отнеслась ко мне с подозрением, но в итоге все рассказала: Максима посадили в тюрьму за хранение наркотиков, потому что нашли у него гашиш. Оказалось, что его сдал друг Артур, которого Даша тоже знала, – они были из одной компании. Бабушка оставила адрес тюрьмы, в которой сидел Максим, чтобы Даша могла написать ему письмо. Когда я повесила трубку, то следующее, что мне пришлось делать, – успокаивать Дашу. Мы звонили из моего дома, телефон стоял в кабинете отца. Слушая разговор, она поняла, что случилось, села на пол и заплакала. Мне было сложно понять ее драму, да и сейчас трудно. Объясняю себе это лишь тем, что нам было по шестнадцать лет и даже легкая влюбленность могла обернуться трагедией в трех актах. Не думаю, что Даша его действительно любила, и вряд ли сейчас, вспоминая парня Максима, она глубоко вздыхает в своих шикарных апартаментах на Kensington High Street[7].
На следующей день мы встретились с Дашей в «Макдоналдсе», заказали по капучино и начали сочинять любовное письмо на зону. Я советовала подруге признаться в чувствах. Даша была не такой. Когда ты bitch with poker face, то сентиментальное письмо – не твой стиль. Она написала сдержанное послание, только в конце добавила «целую» и нарисовала сердечко на полях. Даже над «целую» мы думали добрые двадцать минут. Дописав письмо, мы упаковали его в заранее купленный конверт, наклеили марки и бросили в почтовый ящик. Даша долго размышляла, какой указывать обратный адрес, даже предлагала написать мой, но, во‐первых, консьержка по просьбе моей мамы всю почту отдавала только ей в руки (чтобы не пропустить важные письма – из налоговой, например), а во‐вторых, у меня не было ни единой мысли, как объяснить родителям, почему на наш адрес пришло письмо для Даши Могильниковой из исправительной колонии № 3.
Когда мы тусовались с Дашей за кинотеатром «Киномакс Урал», где находился «Макдоналдс», я даже представить не могла, что письмо в колонию станет причиной первого серьезного кризиса не только для нашей дружбы, но и для дружбы в целом (моего представления о ней, по крайней мере). Не зря спустя много лет я вспомню эту ситуацию в кресле у психолога, потому что именно после нее я стала воспринимать дружбу как нечто опасное, начала ждать от людей подвоха, даже если они полностью располагали к тому, чтобы доверять им.
Помимо меня у Даши была еще одна подружка, Настя. Как и многие подруги Даши, она была непримечательной и во всем потакала bitch with poker face: одевалась как она, прогуливала учебу, если Даша вдруг решала пойти утром пить пиво в дворик МВД, и терпела от подружки любые унижения.
Когда Даше стали приходить письма из колонии, на каждое из которых мы коллегиально сочиняли ответ, то bitch with poker face стала не просто центром нашей компании (хотя она им и была), но еще и королевой драмы. Она страдала, что ее возлюбленный в тюрьме, да еще и по вине друга (что мы обсуждали на каждой встрече), который тоже стал захаживать во дворик и пить со своей компанией. Артур был сильно старше нас, и, так как его ненавидела Даша, мы тоже должны были его ненавидеть. В очередной раз, когда мы с Настей пошли писать за гараж, я сказала ей:
– А парень такой симпатичный, жаль, что мудак.
– Он тебе нравится? – спросила Настя.
– Внешне да, вроде симпатичный.
На этом диалоге наше рандеву за гаражами закончилось. После мы разделились: я, моя школьная подруга Нина (про нее я вам расскажу позже) и два парня, которые учились в одном колледже с Дашей, пошли в «Макдоналдс» поесть, а Даша, Настя и еще одна ее подруга, Тамара, остались во дворе.
Через полчаса к нам пришла разъяренная Даша со своей серой, на все согласной свитой и гневно обратилась ко мне: «Не хочешь объясниться?» Я искренне не понимала, в чем дело. «Объясниться в чем?» – недоумевала я.
Воспроизвести наш диалог сложно – прошло больше десяти лет, – поэтому буду краткой. Суть претензии заключалась в том, что якобы я влюблена в Артура, и как я посмела, ведь он предал ее Максима! Любая моя попытка объяснить, что это бред, что я ни в кого не влюблена, разбивалась о Дашины колкости из серии: «Вон дверь, вон выход, встала и вышла отсюда». Ребята молчали, Настя ни разу не посмотрела в мою сторону. Происходящее напоминало битву титанов, потому что мы с Дашей были лидерами в компании и вмешиваться никто не осмеливался. В итоге я встала и ушла, Нина со мной.
Если бы подобная ситуация возникла сейчас, я бы убивалась из‐за нее не дольше двух минут. Тогда же было чувство, будто перестал работать закон всемирного тяготения, я схватилась за крошечный, торчащий из рыхлой земли саженец и надеюсь, что он меня удержит и я не улечу в холодный космос. Мы с Ниной шли молча. Я чувствовала себя оплеванной и униженной. Когда я пришла домой, мама спросила, что случилось, я ответила: «Ничего» – и закрыла дверь своей комнаты.
С Дашей мы не общались. Все ребята из нашей компании писали то мне, то ей с вопросом, когда же мы помиримся. Я понимала, что Даша никогда первая не напишет. На Настю мне было плевать. Спустя две или три недели я начала скучать по Даше, нашим тусовкам – и все‐таки написала ей в аське[8].
«Я соскучилась, Даш».
«И я. Давай погуляем?»
Не знаю, что тогда двигало мной, почему я решила ей написать, несмотря на унижение, от которого долго отходила. Когда ты молод, всё проще. Проще ругаться, проще мириться. Наверное, так.
6
Regents Park – один из королевских парков Лондона.
7
Kensington High Street – одна из фешенебельных торговых улиц Лондона.
8
Аська (ICQ) – платформа обмена сообщениями, мессенджер, популярный в 2000–2010 годах.