Страница 1 из 7
Людмила Федорова
Историческая проза
Империада
Начало империи
1720 год. В покоях будущего первого императора России были закрыты окна, открыты все шкафы, кругом были разбросаны камзолы, кафтаны-жюстокоры, шпаги и сапоги с голландскими ботинками.
Пётр не любил наряжаться, его любимой одеждой была солдатская зелёная форма с сапогами-болотниками, но сегодня её никак нельзя было одеть: именно в тот день Пётр должен был стать императором.
– Алексаша! Помоги, я не знаю, во что нарядиться на собственное миропомазание! У меня осталось пять минут! Ну, Санька!
Из соседней комнаты появился Алексаша, точнее Александр Данилович Меньшиков, друг и названный брат Петра. Он глянул на друга и залился смехом от души:
– Иди так! Женщины будут в восторге!
– Эй, малой братец, или, как говорят на англицком , little brave, я с тобой не шуточки шучу! – закричал Пётр, но Алексаша подошёл спокойно к шкафу и достал парчовый камзол, а к нему белоснежную рубашку и расшитый кафтан-жюстокор.
– My older brave, к этому нужны ещё белые чулки и голландские башмаки с золотой пряжкой. И не надо на меня кричать, я умею проявлять характер не хуже тебя… – тихо с улыбкой сказал Алексаша.
– Извини, Алексаша, просто я уже два года не был в свете, вообще, после ухода Алексеюшки , я стал нервный… – смутился Пётр.
– Да ладно, не извиняйся, я знаю, как тяжело тебе в день памяти Алексея казаться весёлым. Поверь, мне так же больно…
Пётр оделся и повернулся к Алексаше.
– Шикарно! Молодчик! – одобрил вид Петра Алексаша.
Два названных брата обнялись, мягкие руки Алексаши обвили богатырские плечи Петра.
– Ах, Петер, у нас столько всего позади! А помнишь, как мы познакомились? А как ты привёл меня в Преображенскую крепость? А как мы с тобой побратались? – задумавшись, спросил Алексаша.
– Как хорошо, что ты у меня есть! Как я могу забыть, всё, что связано с тобой?! – с улыбкой сказал Пётр.
Но в эту минуту вошёл слуга и объявил, что карета давно прибыла и царица Екатерина уже готова к выезду.
Шла роскошная служба в церкви, Пётр, возвышаясь, как богатырь, над придворными, взял под ручку жену, а Алексаша держал край мантии Петра.
– Этот Меньшиков! Вцепился в Петра, как кошка, не даёт занять место видным боярам! – возмущались родовитые дворяне и бояре, но Петру было всё равно.
Потом был бал, но Пётр сидел понурый.
– Супруг, вы не хотите пригласить на тур вальса свою жену? – намекнула Екатерина Петру, но новоиспечённый император ответил:
– Нет, не хочу. Настроения нет…
– Вы будете скорбеть по этому наглому предателю Алексею?
Тут ноздри Пера раздулись, лицо раскраснелось, перекосилось так, что все присутствующие ужаснулись, Пётр крикнул на жену:
– Ты ничего не понимаешь и не смеешь судить о моём горе: я сына потерял!!!
Екатерина села в испуге, но Алексаша успокоил Петра, обняв и шепнув:
– My older brave, успокойся, мы будем всегда помнить Алексеюшку, а другим об этом знать не надо…
Тут подали «кубок фавора» , Петр, молча, указал на Алексашу.
Друзья выпили из кубка, и Алексаша почувствовал себя неважно: ноги стали подкашиваться, голова закружилась.
– Давай сбежим с бала! – предложил Алексаше Пётр.
– Хорошо, я скажу своей жене, чтобы она лично привела наших коней. А куда поедем? – озадачился Алексаша.
– Поминать Алексея… – ответил Пётр.
Скоро Алексаша и Пётр были в поле рядом с камнем, на котором была надпись: «Алексей Петрович Романов».
Выпив по стопке, названные братья помолились, Алексаша даже прослезился на крепком плече Петра. Справив такие скромные поминки, Пётр и Алексаша сели на коней и уехали далеко в поле, где спешились и легли на траву.
– Вот скажи мне, Алексаша, – грызя соломинку, начал слегка опьяневший Пётр, – мы названные братья 45 лет без нескольких месяцев, ты видел меня в богатырской силе, славе, ты видел, что я каждый свой день стараюсь провести с пользой для России. Ты видел меня и слабым, ты видел, как я, тьфу, вспоминать срамно, испугался Софки , ты знаешь меня, как никто другой. Скажи, как ты считаешь, виновен я в кончине своего сына?
– Знаешь, – задумался Алексаша – это очень спорный вопрос. Скорее нет, чем да, я бы ответил. А теперь ты так же по-братски честно ответь: ты когда-нибудь сомневался в моей верности?
Но Пётр не ответил на вопрос Алексаши: новоявленный император уснул.
А на следующий день Пётр, Алексаша и Екатерина отправились открывать мореходное училище в Санкт-Петербурге. Пётр сам экзаменовал поступающих, и, наконец, перед ним предстали самые лучшие.
– Как зовут вас, молодец? – пожимая новичку руку, спросил Пётр.
– Челюскин… – сказал молодец и застыл в оцепенении.
– Что удивило тебя, мальчик мой? – спросил с улыбкой Пётр.
– Что у вас, ваше императорское величество, извините, мозоли на руках!
– Да, у меня мозоли… – сказал Пётр, сняв перчатку – потому что до зари я уже поработал на верфи, и делаю это регулярно…
Потом Пётр вышел и обратился ко всем ученикам:
– Да, вы правильно заметили: у меня мозоли от трудов во имя родины, я хочу, что и вы с таким же рвением служили России!
После этого Екатерина уехала во дворец в свои покои, а Пётр и Алексаша поехали на строительство первой на Руси медицинской академии. Пётр раздавал указы, сам таскал балки. Вдруг бригадир сказал:
– Не положено мерить в аршинах: в метрах надо…
Пётр побагровел от гнева и закричал:
– Чем тебе, французишка, аршины наши не понравились?! В Неве хочешь искупаться?!
– Мой милый старший братик, не горячись, не надо никого в Неву, ты сам любишь, всё чтоб было по-заграничному…
У Петра отлегло на сердце от ласкового тона Алексаши, но он ответил:
– Я не просто иноземное люблю, я перенимаю от них только лучшее: образование, строительство, науки. И нужно будет нам это делать ещё лет 20, а потом мы и Европу обгоним, вот увидишь, милый братик!
После строительства медицинской академии взялись проверять закладку мостовой.
– Всё готово, ваше императорское величество, можете проехать по ней в карете! – уверял ответственный за мостовую граф Шереметьев.
Пётр с Алексашей едут в карете, смотрят в окно: красивая кирпичная мостовая. Но что-то не то по ощущениям…
Алексаша вдруг засмеялся и сказал:
– Какие мы дураки, Петер!
– А почему? – удивился Пётр.
– А ты вылези, да потрогай эту мостовую!
Пётр вылез и тут только понял, что мостовая-то деревянная, раскрашена под кирпич просто! Ох, и накричал Пётр на Шереметьева, и сказал, что в последний раз прощает его, и то за былые заслуги.
А потом Пётр работал в кабинете. Как всегда, Пётр сидел и планировал свои дела с одной мыслью: «Чтобы ещё для России сделать полезного, хорошего», и планировал Пётр новый корабль: «Назову в честь любимых святых: апостолов Петра и Павла». Вдруг в кабинет зашёл Алексаша с чертежом и изрёк:
– Петь, смотри, какой корабль получится!
Пётр посмотрел и как представил размер этого корабля, так ужаснулся:
– Я хотел назвать новый корабль «Пётр и Павел», но этот нужно однозначно назвать «Двенадцать апостолов»!
Днём они занимались государственными делами, с утра и вечером строили корабль «Двенадцать апостолов», лишь поздней ночью названые братья могли сесть у камина, выпить по чашечке кофе и побеседовать.
– А я тебе шубку барсовую привёз, ты всё мёрзнешь, братик… – вручил подарок Алексаше Пётр.
– Вот стал ты императором, не будешь меня любить, подарочки мне дарить… – шутливо огорчился Алексаша.
– Буду пуще прежнего любить, подарочки дарить! – воскликнул, прижав брата, Пётр.
Потом братья ещё долго обсуждали пережитое: и стрелецкий бунт, и полтавскую битву, и ботик, и строительство школ. Вспомнили Пётр и Алексаша и как ругались они, и как мирились, и как жизнь были готовы друг за друга отдать, и рисковали ради друг друга.